Ирландский предатель - М. Джеймс
На своей, хочу сказать я, но не делаю этого.
— На любой, которая поможет мне заснуть, — говорю я вместо этого. — Мы не собираемся выяснять это дальше сегодня вечером. И я очень устала. Спокойной ночи. — Говорю я как можно тактичнее, и мой отец хмурится.
— Я полагаю, ты права, — наконец смягчается он. — Мы вернемся к этому утром.
Я никогда не была так благодарна одиночеству, как когда он наконец уходит, и я наконец остаюсь одна в гостиничном номере. Я прислоняюсь спиной к закрытой двери, запирая ее, прислоняю голову к прохладному дереву, вдыхая аромат лаванды в воздухе и позволяя себе немного расслабиться.
Ванна, это первое, чего я хочу. В моей комнате есть огромная ванна для купания, и я раздеваюсь, отбрасывая одежду, которая теперь пахнет сигарным дымом и одеколоном Коннора, в сторону. У меня возникает внезапное, дикое желание прижать футболку к носу и вдохнуть его запах, но я подавляю это желание. Мне нужно умерить это странное, неконтролируемое желание, которое, кажется, овладело мной, а не поощрять его. Одно дело получать удовольствие от мысли переспать со своим будущим мужем, и я определенно благодарна за то, что не нахожу Коннора отталкивающим, но это нечто совсем другое. Эта сильная, жгучая, всепоглощающая потребность, которая, кажется, охватывает меня всякий раз, когда он рядом, опасна, и из-за нее у меня больше шансов попасть в беду, чем из-за чего-либо другого.
Мне нужно сохранить все, что в моих силах, в наших отношениях.
Когда я снимаю густой макияж с глаз в ванной, я вздыхаю с облегчением, снова начиная чувствовать себя самой собой. Лицо в зеркале, это то, которое я снова узнаю. Я рада оставить это притворство позади, когда выбрасываю ватные шарики, испачканные подводкой для глаз, в мусорное ведро и открываю краны для ванны, наливая немного роскошного масла для ванн, предоставленного отелем, в горячую воду, прежде чем ступить в нее.
Я издаю стон, опускаясь в ванну, шелковистая вода смыкается на моей коже и расслабляет каждую напряженную мышцу. Горячая ванна всегда была моей любимой формой ухода за собой. Я протягиваю руку к выключателю, чтобы приглушить освещение в комнате, закрываю глаза и откидываю голову на край ванны, позволяя теплу омыть меня. Такой же жар я почувствовала, когда Коннор заставил меня зайти в лифт.
О боже. Я чувствую, как мое лицо краснеет по причинам, которые не имеют ничего общего с душной комнатой, когда воспоминания снова нахлынули на меня. Я не могу поверить, что допустила это. Кажется невероятным, что я сделала это сейчас, после того как так долго была уверена, что я единственная, кто когда-либо дотрагивался до себя между бедер или где-либо еще, если уж на то пошло.
Трусиха. Так назвал меня Коннор, но я была кем угодно, только не такой в лифте. Что, черт возьми, на меня нашло?
Все произошло так быстро. Он застал меня врасплох на складе, более грубый по краям, чем я его помнила. Молодой человек, уехавший из Бостона, был изысканным и высокомерным, почти принцем, но сейчас он совсем другой. Не просто повзрослел, но и одет по-другому, по-другому выглядит, по-другому передвигается. Я бы никогда не представила себе Коннора в коже и байкерских ботинках, покрытого татуировками, с мотоциклом вместо городской машины и водителем, но именно с таким человеком я столкнулась сегодня вечером. Это настолько сбило меня с толку, что я не могу не винить в этом все остальное, что последовало за этим.
Он возбуждает меня больше, чем следовало бы, но и пугает тоже. Каким-то образом эти две вещи слились воедино в самый восхитительный вид сексуального возбуждения, о существовании которого я никогда не подозревала, и это привело к тому, что в лифте, когда мои джинсы были расстегнуты, а его рука проникла в мои трусики, он ласкал меня, доводя до самого умопомрачительного оргазма в моей жизни.
Моя рука скользит вниз по бедру к гладкой плоти моей киски, и мой клитор немного пульсирует при одном воспоминании об этом. Мне до боли хочется воссоздать это в своем воображении, дотронуться до еще одной умопомрачительной кульминации, думая при этом о Конноре и о том, как он меня возбуждал, но я колеблюсь. То, что он заставляет меня чувствовать, пугает меня. Меня привлекал Лиам. Я с нетерпением ждала возможности выйти за него замуж, нашей первой брачной ночи, но он никогда не вызывал у меня подобных чувств. Он никогда не заставлял меня жаждать его прикосновений, никогда не заставлял меня думать об этом часами позже, в основном потому, что он почти не прикасался ко мне, даже вежливо. Он не хотел меня. Вообще не хотел.
Вот оно.
Коннор хочет Меня. Возможно, он не знает, хочет ли он жениться на мне или хочет того, что приходит с женитьбой на мне… королей, ответственности и той жизни, которую ему придется вести, но он хочет меня. Я почувствовала это в нем сегодня вечером, увидела это, и страсть, с которой он прикасался ко мне, обожгла меня, как лесной пожар.
Это почти заставляет меня пожалеть, что я тоже не могу быть кем-то другим. Что мне не обязательно быть Сиршей О'Салливан, ирландской принцессой и морковкой, чтобы красоваться перед наследниками королей. Это заставляет меня ревновать к тому, как Коннор переделал себя. Впервые в своей жизни я жалею, что не могу подойти к Коннору как к самому сокровенному "я", сбросить с себя все наслоения долга и ответственности и раствориться в нем.
Что мы могли бы быть Уильямом Дэвисом и… кем-то еще.
Это тоже заставляет меня немного ненавидеть Лиама, потому что он поступил именно так. Он отверг все возлагавшиеся на него ожидания и женился на той, на ком хотел. Конечно, последствия для него, скорее всего, будут такими же серьезными, как и для меня.
Я убираю руку, заставляя себя не обращать внимания на пульсацию между бедер, на желание прикоснуться к себе, скользнуть пальцами внутрь, как я запретила Коннору, и представить, что это он. Вспоминать, как он заставлял чувствовать мое тело, даже не находясь внутри него.
Мне нужно поспать. Я задерживаюсь в ванне еще немного, прежде чем вылезти, надеваю хлопчатобумажную майку и пижамные шорты и ложусь на прохладные белые простыни гостиничной кровати. Здесь мягко и комфортно, подушки под головой мягкие, но мне все равно требуется слишком много времени, чтобы заснуть.
Коннор заставляет меня страдать, и, похоже, от этого нет лекарства.
***
— Ты выглядишь усталой, — замечает мой отец на следующее утро, когда я встречаюсь с ним внизу, в ресторане отеля, за завтраком. — Тебе плохо спалось? — Спросил он.
— А тебе хорошо? — Я бросаю на него взгляд, опускаюсь
