Ребенок от убийцы брата (СИ) - Лошкарёва Виктория Витальевна

Не раздеваясь и даже не сняв верхней одежды, они прошли в комнату и принялись делать какую-то опись. Они открыли шкаф, рылись в моих вещах и вещах моего сына, заглядывали в каждый угол и отмечали каждый недочёт.

— Галь, ты посмотри: несчастный мальчишка смотрит мультфильмы почти без звука. — Женщина, которая это говорила, недовольно покосилась на меня.

— Что, раздражают мультфильмы, да, мамочка?

Мультфильмы!

Я недовольно покосилась на сына.

«Мам, да я уже всё сделал!» — тут же ответил мне ребёнок.

«А если проверю?»

«Честно сделал».

— Он не слышащий, — вспомнив о женщинах, процедила я. Но моя собеседница не желала сдаваться.

— Поэтому ему надо лишать звуков, да? — поражая меня своей удивительной логикой, вскинулась женщина. — Галь, запиши.

— Уже, — бодро рапортовала вторая. — Кстати, ты видела: у мальчишки одежда дырявая.

Она тут же с радостью продемонстрировала старую Ромкину футболку, на которой имелась одна маленькая, аккуратно заштопанная дырочка. Мы эту футболку надевали только под свитера —хороший стопроцентный хлопок всяко лучше новой синтетики.

Затем, отбросив футболку в сторону, женщина заинтересовалась комодом, где лежали только мои вещи. Я попыталась её предупредить, что там смотреть не надо, но меня смерили долгим выразительным взглядом.

— Там нет ничего детского, — всё же протянула я.

— Разберемся, — фыркнула в ответ женщина и, открыв комод, прошлась взглядом по содержимому самого верхнего отдела — там, где я складывала своё нижнее бельё.

После этого она подняла на меня взгляд, и я увидела в её глазах что-то живое… какое-то сочувствие и даже человечность.

Ну да, бедность сама по себе ужасна. А скрытая бедность казалась мне всегда ужасней вдвойне. У меня была приятельница, которая не могла отказаться от обеда в местном кафе, только потому, что вместе с ней обедала её начальница. Правда, начальница после этого ехала домой на собственном автомобиле, а моей приятельнице приходилось ехать домой зайцем— так как денег на проезд у неё уже просто не оставалось. Я много раз её спрашивала, почему она просто не откажется от этих дорогих ланчей, на что подружка всегда отвечала: ты знаешь, как у нас легко увольняют людей? — На раз- два.

Я не была согласна с её решением, но понимала её стыд… Я тоже периодически покупала себе какие-то новые топы, футболки — чтобы не выглядеть убого и бедно среди коллег. А вот бельё — кто его видит, кроме меня? Потом и получалось….

Женщина моргнула — и её человеческий взгляд куда-то пропал, уступив место бездушной бюрократической машине.

— Смотри-ка, женское нижнее белье на виду у несовершеннолетнего ребенка, мальчика. — Заметила женщина.

Её коллега осуждающе поцокала языком и тут же поинтересовалась.

— По какой причине ребенок пропустил два дня в школе?

— Мы немного простудились.

Специалист подняла взгляд от бумаг.

— Что сказал врач?

— Мы не вызывали врача. У нас не было ни температуры, ни других симптомов… просто слабость и небольшой насморк. Ничего страшного.

— Вы не профессионал и не медик. Как вы можете судить, что страшно, а что нет? — фыркнула женщина.

— Я растила этого ребёнка с самого его рождения. — Попыталась я защититься. — Я знаю его.

— Растила она, — покачала головой женщина. — Без документов, отобрав у родного отца.

— О чем вы говорите?

— О том, что вы не только безответственная девица, которую опасно подпускать к ребенку, но ещё и преступница.

Меня заколотило.

Единственное, что я вовремя успела — я прикусила губу, чтобы сдержаться и не высказать им всё, о чем я думаю. Знала, что делу это не поможет, а вот навредить — запросто. Хотя… Кажется, в любом случае противостоять Валееву было бесполезно.

Когда «специалисты», наконец, покинули мою квартиру, я какое-то время просто оставалась в прострации… Смотрела на грязный тающий снег на полу (сегодня погода была снежная, но тёплая, оттого слякоти было много) и думала, что делать дальше.

— Мам, — позвал Ромка, дергая меня за рукав, чтобы привлечь моё внимание. — Там наш дядя пришёл.

Я повернула голову и увидела Валеева, стоявшего в дверном проёме комнаты. Наверное, я забыла закрыть дверь на замок.

Через силу улыбнувшись сыну, я попросила его ненадолго остаться в комнате, пока мы с «дядей» поговорим на кухне.

— Ага, — уныло кивнул мой ребенок, — значит, опять будете разговаривать о взрослых вещах?

— Опять, — сделала я грустную физиономию. — Но я обещаю: потом мы поедем на каток.

— А дядя Раф тоже с нами поедет? — спросил Рома с затаённой надежной в глазах. Я подавила в себе новый всплеск отчаяния и снова улыбнулась.

— Я спрошу у него, — пообещала я ребенку.

Рафаэль

—Не знаю, то ли в баню сходить, то ли в церковь, — протянула одна из специалистов опеки, выходя из подъезда. — Хорошая же девочка.

— И чистенько у неё, и мальчишка ухоженный, — поддакнула вторая. — Не понимаю, зачем Петровичу понадобилось травить её?

— Да, непонятно.

Скользнув в подъезд, я усмехнулся, внезапно подумав, что мой приятель дожил уже до такого возраста, когда его стали звать по отчеству.

«А ведь ещё недавно был просто Ванькой».

Впрочем, хорошие воспоминания о прошлом быстро испарились, когда я вошёл в квартиру Оксаны и своего сына. Мне повезло: ребята нашли старенькую соседку, которой моя девочка оставляла запасные ключи, и смогли незаметно сделать дубликат.

Я был готов к её возмущению и даже ярости — она должна была разозлиться на меня за то, что я появился в её квартире без спроса, но меня встретил раздавленный, потухший взгляд Оксаны.

С одной стороны, именно этого я и добивался. С другой — было ужасно неприятно видеть её такой. Мне почему-то физически стало больно от выражения её глаз. Она что-то сказала Ромке, а затем позвала меня на кухню.

Ну да, однушка… одна комната — это тебе и гостиная, и спальня, и кабинет.

Наблюдая за тем, как она идёт ко мне, я на одну секунду представил, чтобы было бы, если бы всё в жизни сложилось по-другому. Из области фантастики, конечно… Ксана, я, Ромка … моя старая двушка в Медведково и зарплата опера на земле.

Вглядываясь в бледное лицо своей сиротки, я подумал, что эта бы не предала… и, наверное, мы даже бы жили счастливо: одна комната — детская, вторая — наша спальня и зал. Ну а что? Наши родители также жили — и ничего…

— Рафаэль Исламович, — позвала Оксана, заставив меня отвлечься от дурацких мелодраматичных фантазий. Нет, мы не будем жить в моей старой двушке. Мы будем жить в моем доме. И у каждого из моих детей будет отдельная комната. А ещё бассейн, личная игровая площадка и возможность выбрать любую профессию, точнее сначала — любой институт, какой они пожелают.

И сиротка моя тоже будет счастлива. Она девчонка крепкая — столько всего пережила, сумеет и эти изменения перенести с высоко поднятой головой. А потом, как только всё оценит — свыкнется…И любить даже будет.

Я направился вслед за ней на кухню.

Оксана, присев на табуретку, подняла на меня тяжелый взгляд и спросила.

Оксана

Я бухнулась на табуретку — ноги то ли от усталости, то ли от нервного напряжения просто отказывались работать — и кивнула Валееву на соседний стул, но он полностью проигнорировал мое предложение, оставшись стоять в дверях кухни, привалившись спиной к косяку. И тоже в верхней одежде. Как и «специалистши из опеки».

Вспомнив о том, как эти женщины осматривали и обыскивали мою квартиру, я горько усмехнулась и, подняв на Валеева взгляд, резко спросила:

— Это вы натравили на меня опеку?

— А ты думала, я буду с тобой в игрушки играть? — сложив руки на груди, поинтересовался Валеев. — Дорогая, я сделал тебе предложение: либо ты выходишь за меня замуж, и мы все трое начинаем дружно жить по моим правилам, либо я просто забираю у тебя пацана.

— Зачем вам мой Ромка? Вы не в состоянии завести себе другого ребенка? — Я заставила себя медленно пройтись взглядом по телу мужчины. — У вас какие-то проблемы со здоровьем?