Отец-миллионер под прикрытием (СИ) - Дали Мила

Здесь все осталось со школьных времен, как прежде. Корявые поделки из соленого теста, на стенах первые аппликации и засушенные листья в рамочках. Даже плакаты с любимой певичкой на дверце шкафа.

— Манька, ну пора, конечно, нам и внуков понянчить. Сначала бы на кудесника посмотреть.

Кудесник-Райнер не отступит. И все же я рассчитываю, что его сообщение — блеф. Лизка не знает, где живут мои родители, но с возможностями Райнера не проблема узнать.

Со мной рядом папа. Он усаживается на край постели рядышком. Большой мозолистой рукой хлопает по коленке. Мама замирает в дверном проеме, стирает краем косынки слезы, очень надеюсь, что счастья.

Марат

Новые кончики. Естественно, откуда же еще могла появиться госпожа Мария Кошкина. Тихушница продуманная. Сама нежность. С глазами ангела. Имеет мой мозг чайной ложечкой.

Маруся решила устроить феерию с побегом, но получился водевиль.

Господи, один звонок подполковнику Адмиралову — и мобильный телефон девушки вместе с ее маршрутом и коварным планом как на ладони. При других обстоятельствах, возможно, я бы счел подобную выходку оскорблением и не поехал тут же забирать Белоснежку. А дня через два. Или неделю. Но на полпути к портовому кафе меня отвлекает звонок Лизки. Инспекторы ГАИ бдят, не удается взять трубку. Но названная сестрица не успокаивается. Жму кнопку вызова.

— Маратик! Офигеешь! Но не сейчас, а когда поймешь. Маруська беременна! Только я тебе ничего не говорила! — радостно пищит Лизка.

Мне на голову будто кастрюлю надели и долбанули сверху. Только на автомате выкручиваю руль в крайнюю правую полосу, останавливаюсь и включаю на машине аварийку.

— От кого?

Девчонка заливается смехом:

— Пиститту помнишь? Что помогает мне финансово? Так вот, я настроила богиню на изобилие любви, и она сказала, что у Кошкиной проклятие от твоего нефритового жезла!

Туплю сквозь лобовое стекло первые секунды три, а после с облегчением выдыхаю. Понятно.

— Лизка, ты опять выпила больше двух литров перебродившего кваса? Нельзя этого делать, он плохо влияет не только на желудок.

— Ну, и Кошкина сама призналась.

— Повтори…

— Я говорю, папой скоро станешь. Чур, крестной буду я!

Сбрасываю звонок, в полубреду спешу поговорить с Марусей. А дальше…

…Новые кончики.

Выхватываю светом фар таблицу с чёрными буквами.

В моем автосалоне беда: на границе задержали новую поставку машин, и мне пришлось лично ехать в офис и разгребать ситуацию — зама не послушали. Немцы перепутали бумаги и сейчас оправдываются. От их Verzeihen Sie bitte совершенно не легче. Получаю убытки. Но Маруся сейчас для меня гораздо важнее.

— Ух ты, й-ёлки! — резко маневрирую по асфальтовой полосе, сигналю, чуть не слетаю в кювет.

Новые кончики приветствуют меня невозмутимой рыжей мордой с рогами — хозяйкой жизни, развалившейся посреди дороги. Никогда не встречал коров живьем и не намерен. В поле видимости лишь то, что освещают фары. Только к полуночи смог добраться до пристанища Белоснежки. Вижу серый безлюдный асфальт и по обе стороны тесно настроенные дома. Разномастные. С долей личной фантазии каждого владельца. Конечно же, уличных фонарей нет, только окошки горящими квадратиками обозначают свои координаты. А еще здесь много тополей. Думаю, в июне тут утопают в пуху.

Щурюсь, замечаю движение справа, глушу мотор. По вычищенной поляне спускаюсь к домику с деревянным забором, покрашенным голубой краской.

— Девушка, а где проживает Мария Кошкина?

Брюнетка в легинсах и джинсовой юбке сверху замирает у калитки. Поблескивает в темноте глазами то на меня, то на тачку.

— А вам зачем? И кто вы?

Вот какая ей разница? Любопытная аборигенка Кончиков. Но приветливо улыбаюсь:

— Увидеть хочу.

— Манька вообще-то в городе. А дом родителей до конца асфальта, потом налево и на самую окраину.

Остальные вопросы уточнения личности игнорирую, просто киваю, бегом возвращаюсь в авто. Теперь я прибавляю скорости, грудину распирает от огня и недосказанности Маруси. Все изменилось мгновенно, хотя сам до сих пор не осознаю.

— Писец подвеске…

И это как вообще? Настает поворот на улицу Кошкиной, но кажется, будто из Новых кончиков совершил телепортацию в окопы, в истерзанную бомбежками землю. Раскуроченная колея нещадно скребет не только по дну роскошного авто, но и моей душе. Каждый удар днищем колет в сердце. Гребаные Кончики. Двигаюсь максимально медленно, глазами ищу тот самый дом на окраине.

Мария

— Мань, зайди в ограду к дяде Пете, полешек березовых принеси, он мне еще с прошлой зимы должен. Прохвост, — говорит отец.

— Да поздно уже, подумает, что ворую.

— У соседа и так проходной двор, иль испугалась? Так фонарик захвати.

— Не нужно.

Мой отец во дворе разжигает мангал, по традиции семейной. Родители всегда жарят мясо в честь приезда единственной дочери. Распахнутые настежь двери освещают территорию. Мама на веранде режет помидоры. Я абсолютно не устала — выспалась днем.

Родственники вошли в положение, сказала бы даже — обрадовались, что я, наконец, потеряла славу засиделки в девках. Вот только уж очень настоятельно желают познакомиться с Райнером.

А меня как переклинило после увиденного ночью в лесополосе. Звериная жестокость Марата навсегда отпечаталась у меня в голове. Пусть даже и наказывал Глеба за низменный поступок, но кровь и умоляющие стоны мажорчика вновь и вновь звучат в памяти.

Надеваю резиновые калоши, накидываю отцовскую куртку. Мелкими шажками выхожу за калитку и двигаюсь к полуразвалившемуся забору резиденции дяди Пети. Он из тех мужиков, кто постоянно навеселе. Одинокий волк, перешагнувший полтинник. Зимой и летом сидит на лавке, и ему больше всех надо.

Хочу провернуть захват поленьев незамеченной, по протоптанной дорожке иду за дом. Со скрипом открываю дверцу деревянной сараюшки. На ощупь тянусь за дровами.

Вздрагиваю — пёсик громко лает. Вот сейчас разбудит хозяина, и тот к нам явится со своей медовухой и разговорчиками.

— Фу, Шарик. Не узнал, что ли? Это я, Манька, — оправдываюсь перед собакой.

Суетливо беру третье полешко, но пёс не успокаивается. Я слышу лязг калитки и отшатываюсь. Огромная черная фигура сквозь темноту движется прямо на меня. Хочу вскрикнуть, но горло сковало спазмом. Роняю поленья, тихонько пячусь и упираюсь в стену. Щурюсь, пытаюсь рассмотреть лицо. Закусываю губу, чувствуя до боли знакомый аромат мужского одеколона.

— Не ждала меня, Белоснежка?

Его голос сладким ядом разливается по венам. Парализует. Заставляет дышать через раз.

— Уходи, пожалуйста… Я не знала, что у тебя другая жизнь. Положение. Статус.

— Ты беременна, Белоснежка.

Его сильные руки надежной преградой упираются по обе стороны от меня, прижимая к стене еще ближе.

— Пусти! Твои миллионы не дают права распоряжаться судьбами других!

— Ты беременна. Носишь под сердцем моего ребенка…

Райнер склоняется к моему лицу, глубоко вдыхает. Я понимала, что это случится рано или поздно. Понимала, что Марат найдет меня, но чтобы так быстро…

Упираюсь ладошками в его грудь, толкаю.

— …Кто тебе рассказал о моем статусе?

— Глеб. Врать бессмысленно, я не дурочка и больше не поведусь на твои россказни.

— Ммм… Ну и не надо, — хрипло рычит мужчина.

Окутывает висок дыханием.

— Марат, я боюсь тебя, не надо.

— Почему?

Его горячая рука спускается под старенькую одежку, легким нажимом заставляет ощутить жаркое тело. Слишком остро, и мы на предельно малом расстоянии.

— Ты очень жесток, Марат. В тебе зверь просыпается…

— За Глеба своего распереживалась? Так вроде против твоей воли он тебя за город повез. Ты моя, Белоснежка. А то, что принадлежит Райнеру, обижать, и уж тем более трогать — нельзя. Опасно для жизни. Понимаешь?