Пикантный аккорд для тихони (СИ) - Макова Глория
Надеюсь, что навсегда.
— Спасибо. Я…
— Ну и родственнички у тебя, Котёнок, — с уходом незнакомца, имя которого, я так и не узнал, настроение стало возвращаться в норму. — Не думал, что наше знакомство произойдёт так быстро. Мы же ещё даже не написали нашу песн…
— Замолчи, пожалуйста, — Даше потребовалось всего секунды, чтобы прикрыть мой рот своей маленькой ладошкой. Она застыла напротив, вперившись в меня гневным взглядом и будто бы сама не понимая, как так быстро приблизилась. — Я действительно сейчас не в настроении, чтобы это обсуждать. И вообще куда-то идти.
Последние ее слова звучали уже тише. Она вновь она отошла, а я почувствовал укол разочарование. В голову вдруг полезли мысли о прошлой нашей встрече в этом тесном коридорчике. Жаль, что я тогда сплоховал.
— И что дальше? Закроешься в четырёх стенах и будешь жалеть себя? Не знаю, что у тебя в жизни случилось. Однако если ты так и продолжишь держать все в себе, то это обязательно приведёт к не очень приятным последствиям.
— Наверное, ты прав, — внезапно согласилась со мной она.
— Мне послышалось?
— Лука, без шуток. Мне сейчас совсем не до смеха.
— Ладно, не хочешь говорить — не буду заставлять. Ну что, ты готова выезжать? — и тут же словил на себе ее удивленный взгляд. — Что? Не думала же, что я оставлю тебя здесь одну.
***О чем только думал отец, заявляясь на ночь глядя ко мне домой, только выйдя из тюрьмы?
Конечно он перепугал меня до полусмерти. В голове пронеслось тысяча вариантов того, что он сделает со мной за то, что я бросила вокал. Однако на удивление он повёл себя более чем адекватно.
— Просить обнять папку не буду, — мрачно усмехнулся он, стоило ему пересечь порог моего дома. — Понимаю, ты не лучшего обо мне мнения. Но, все же, может стоит об этом поговорить? И встань с пола, застудишь же все!
Я вздрогнула, но все же подчинилась. На деревянных ногах дошла до кухни, на автомате включила чайник, механически расставляя чашки с одноразовыми пакетиками внутри.
Тем временем отец по-хозяйки уселся на кухонный уголок, откинувшись на спинку. Ещё и руку закинул так, словно он чувствовал себя в своей тарелке.
8 лет я не видела своего отца. Но он почти не изменился. Разве что, только постарел. Все тот же тяжёлый строгий взгляд из под нахмуренных бровей, неаккуратная щетина на лице и мрачная аура, окутывающая его с ног до головы. Я не знала, излечился ли он от своей одержимости или остался все тем же.
Передо мной сидел все тот же родной человек, за столько лет ставший совершенно чужим.
— Как ты нашёл меня? — еле выдавила из себя вопрос, что интересовал меня в первую очередь.
— В тюрьме тоже есть свои источники. Я наблюдал за тобой, цветочек.
Сердце сжалось от страха, рука держащая чайник с кипятком внутри дрогнула.
Как же мне хотелось просто взять и облить этого ублюдка в этот момент. Но я понимала, что никогда не смогу поступить так с кем-либо.
— Мама знает? Что ты вышел.
А у самой замерло все внутри. Если она как-то узнаёт, что он приблизился ко мне, то мне уж точно больше никак не отвертеться от вездесущей опеки. Ну что за насмешка судьбы? Стоит только задуматься о начале новой жизни, как прошлое врывается, оббивая порог. Не такой я вечер я, конечно, планировала.
— Нет, — хрипло отвечает отец. — И тебе не советую ей говорить. Она явно будет против нашего общения.
Ещё бы!
— А ты не думал, ч…
— М? — речь сбивается, стоит только отцу вновь бросить на меня взгляд.
Я всегда боялась этого. Встретить лицом к лицу с призраком своего прошлого.
— Не думал, что и я буду против? — набрав побольше воздуха в легкие, выдавила вопрос. Горло попрежнему сжимало спазмами, говорить становилось все сложнее.
Казалось, стоит этому человеку как-то не так посмотреть на меня, как я разревусь или просто хлопнусь в обморок.
— Я в этом ни на секунду не сомневался. Вижу, что пугаю тебя. Но ты должна знать, что я прошёл через ад, чтобы вернуться. Врачи, психологи. Все ради того, чтобы увидеть тебя вновь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Взгляд отца смягчился. Он заметил, совершенно точно заметил, что я боюсь его. Да и невозможно такое не подметить. Я ведь даже приближаться к нему не стала, обхватив себя руками и стоя у раковины. Какой, блин, чай?
— И как мне прикажешь реагировать? Может тебе ещё спасибо сказать? — буркнула обиженно.
Мне не нравилось испытывать подобные эмоции. И без этого с головой не все в порядке.
— Ты продолжаешь заниматься вокалом? — внезапно спросил отец, отхлебнув горячий чай и поморщился.
— Нет. Я больше не пою, — враньё слетело с уст раньше, чем я успела испугаться.
Но что-то в облике незваного гостя подсказало мне, что он не поверил. Отец всегда хорошо чувствовал мою ложь.
— Так я и думал, — только и сказал он, повышая градус напряжения.
Я устала. Как же устала от всех этих страхов и сомнений!
— И что дальше? Прибьёшь меня в моем же доме? — сжав яростно кулаки, начала наступление.
Для себя решила, что с меня достаточно этого. Хватит молчать!
— Я на условном, дочь. Мне сейчас ни к чему проблемы, сама понимаешь. И уж точно я не собираюсь причинять вред тебе.
— Тогда зачем ты здесь?
Вопрос, от которого зависело все. Буквально все. Я не хотела знать этого человека, не то, чтобы лицезреть его в своей кухне. В тот момент из моей головы уже успело вылететь знание того, что где-то там, у подъезда меня поджидает нахальный музыкантишка. Все перестало иметь значение.
— Хотел увидеть тебя. Ты повзрослела. Стала настоящей красавицей.
Пустые слова, ядом потекшие по горящим венам и лишающие последних сил. Все, что говорит этот человек — яд.
— Тебе есть где жить? — глотая показавшуюся Горьком слюну, перевела тему.
— Есть, не переживай.
Можно подумать мне есть дело до него! Я лишь хотела, чтобы он поскорее убрался из моей жизни.
— Я бы не хотела, чтобы ты навещал меня снова, — намекнула на то, что отцу здесь рады.
— Понимаю. И не осуждаю.
— Ты сломал мне жизнь! — взорвалась.
Как он может говорить так спокойно? Причинив столько боли маме, уничтожив меня ещё в раннем детстве! Я никогда не смогу простить его…
— Я был не в себе. Но годы в тюрьме, вдалеке от внешнего мира, изменили меня. По правде говоря, я здесь, чтобы попрощаться.
— Попрощаться?
Надежда — очень коварная вещь. Ты вновь и вновь неосознанно хватаешься за неё, даже не подозревая, когда она иссякнет. Превратившись в ничто.
— Мне предложили работу, на севере. Вахтовый график, но я не думаю, что буду приезжать обратно.
— Значит так, — кивнула, понимая к сведению слова отца. Это и было моей надеждой.
— Прости меня, цветочек, — глухо попросил он.
Цветочек… Так он вместе с мамой называл меня раньше, но разве имел право этот человек делать вид, что все ещё любит меня? Разве справедливо считать, что лишив своего ребёнка детства, ты все ещё имеешь права что-то просить?
— Ты даже понятия не имеешь, насколько мне было тяжело. Я не хочу знать о тебе больше ничего. Допивай чай и проваливай из моей жизни, — я не смогла и дальше смотреть на него и отвернулась. Слёзы душили изнутри. Я обхватила лицо похолодевшими ладонями и выдохнула.
Истерика ничего не решит.
— Мне очень жаль, — прозвучало из-за спины.
— Уже поздно жалеть о содеянном, — я отмахивалась от каждого слова отца, как от стрел, выпущенных ровно в сердце.
Он. Мне. Никто.
— Я просто хотел услышать снова твой голос. Знай, именно он помогал мне там, за решеткой. Только благодаря тебе я вышел.
— Убирайся! — все-таки сорвалась, обернувшись, и наконец наступило молчание.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})То самое, что бывает на поле битвы, когда враги повержены. И именно эту тишину разрушил громкий мужской голос, прозвучавший со стороны входной двери.
— Даша?
Лука? Лука!
Отец поднялся с уголка и пошаркал в коридор. Я стояла, не зная, что делать дальше. Внутри царило опустошение. Все страхи, все чего я так боялась — вот оно, на ладони. Казалось бы, сожми и раздави в труху, продолжая жить дальше. Но как это сделать, зная, что тот, кто причинил столько боли, тоже живет как ни в чем не бывало.