Тебе принадлежу (СИ) - Победа Виктория

А вот здесь и мне становится не смешно. Что значит он съел омлет? Какой омлет? Нет, не может быть, чтобы тот самый. Но после того раза к яйцам я больше не прикасалась, мне так стыдно было за свою идиотскую выходку и совсем не хотелось напоминать о ней Максу.

—Ты же несерьезно? – чуть отодвинувшись, смотрю на него с надеждой. Нет, ну не мог же он и правда доесть тот ужасный омлет. Заглядываю в его глаза, ищу хоть намек на шутку, но не нахожу. Макс вполне серьезен. Быть этого просто не может.

—Почему? – он улыбается. —Ты приготовила завтрак, я съел, к тому же я ведь сам тебя попросил его приготовить.

—Прости, — поджимаю губы и отворачиваюсь.

Не могу смотреть в его глаза, никогда мне так паршиво не было. Чего я тогда добиться хотела? Характер показать? Показала, а он сидел и давился тем гребанным омлетом. Такой дурой я себя еще не чувствовала. На глазах снова выступают слезы, смахиваю их тыльной стороной ладошки и в это же время Макс осторожно цепляем пальцами мой подбородок и поворачивает мою голову на себя.

— Ну ты чего расстроилась-то, Кать? – Макс продолжает улыбаться, стирая пальце мои слезы.

—Почему? – всхлипываю.

—Что почему? – уточняет он.

 —Почему ты его просто не выбросил? – задаю вопрос, сама не понимая, что хочу услышать.

—Потому что я слишком сильно тебя люблю, чтобы выбрасывать еду, приготовленную твоими руками.

Глава 22

Катя

—Что? – переспрашиваю еле слышно, неуверенная в том, что мне не послышалось. Он мне сейчас в любви признался?

Вместо ответа он просто обхватывает мой затылок и впивается в губы, жадно проталкивая язык внутрь. Так он меня еще не целовал, даже в тот вечер, когда приревновал к Матвею, я не чувствовала такого напора, кажется, у него окончательно сорвало тормоза. Меняю положение, перебрасываю ногу, тем самым буквально оседлав Макса и целую в ответ, так же жадно, до боли кусаю его губы, с ума схожу от вкуса любимого мужчины.

—Это лишнее, — хрипло произносит Макс и задирает мою футболку вместе с чашечками бюстгалтера, сжимает грудь, мнет ее в своих огромных ладонях, а я не могу больше сдерживать рвущиеся наружу стоны. Зарываюсь пальцами в его волосы и слегка откидываюсь назад, в то время как губы Макса смыкаются на моей груди, язык ласкает набухшие и ставший слишком чувствительным бугорок.

— Макс, - нужно его остановить, прекратить это безумие, мы же в больнице, а он ранен.

—Люблю тебя, — шепчет и снова возвращается к моим губам в то время, как его рука ловко справляется с пуговицей и ширинкой на моих джинсах, и проникает внутрь. —Черт, малышка, как же я хочу быть в тебе, — рычит и снова набрасывается на мои губы.

Кажется, я хотела его остановить, но как тут остановишь, когда так хорошо, когда его пальцы скользят между возбужденных складочек, когда шершавая подушечка касается пульсирующего клитора, слегка надавливает и потирает возбужденную плоть, сводя меня с ума и отправляя за пределы реальности. Сама того не понимая, двигаю бедрами, желая получить необходимую разрядку.

— Еще, пожалуйста, — открываю глаза и встречаюсь взглядом с его. Страсть. Огонь. Желание. Порок и обещание высшего наслаждения – вот, что плещется в его черных глазах.

—Давай, малышка, кончи для меня, — одновременно с этими словами он проникает в меня пальцами, ни на секунду не переставая терзать клитор. Вторая его рука хватает меня за волосы, тянет вниз, открывая доступ к шее. Губы касаются пульсирующей жилки, посасывают тонкую кожу. Задыхаюсь, теряю рассудок от приближающейся волны яркого, безудержного удовольствия.

Движения его пальцев становятся резче, смелее, агрессивнее. Больше нет той нежности, только страсть, желание и животные инстинкты. Приподнимаюсь слегка и сама насаживаюсь на его пальцы, вырывая этим простым движение глухой стон из груди Макса, его глаза горят одержимой страстью, зубы стиснуты до скрипа, доносящегося до моих ушей. Повторяю движение, насаживаюсь на его пальцы, откидываю голову и начинаю кончать. Яркая, острая вспышка перед глазами, жар разливается по венам и проносится волной от макушки до кончиков пальцев. Бьюсь в безудержном, уничтожающем меня оргазме. Тело трясет, голова кружится, между ног пульсирует разгоряченная плоть, сжимая пальцы, что подорожают двигаться во мне, продлевая агонию. Стону бесстыдно и, кажется, очень громко. Плевать! Пусть слышат. Потом, все потом. Обессиленная и счастливая утыкаюсь ему в шею. Люблю.

—Девочка моя любимая, — шепчет хрипло, — знала бы ты, как красиво кончаешь, вечность бы смотрел, — продолжает шептать, а я заливаюсь румянцем.

—Я тоже тебя люблю, — произношу, оторвавшись от его шеи, заглядываю в его глаза и провожу ладонью по небритой щеке, — очень люблю, не смогу без тебя, больше не смогу, — целую его, нежно, почти невесомо. Окончательно падаю в пропасть, растворяюсь в мужчине, которого еще недавно считала причиной своих бед. Прижимаюсь к нему, будто страшась, что он исчезнет, что все это лишь иллюзия, игра воображения и не было никакого признания. А может сон? Что, если я все еще сплю?

 Словно почувствовав исходящее от меня напряжение, Макс берет меня за плечи, отрывает от себя и заглядывает мне в глаза.

—Что ты опять себе надумала? – спрашивает строго, щурится, а на лбу его прорисовывается длинная морщинка.

—Ты правда меня любишь? - спрашиваю, опустив глаза. Кусаю губы до боли, сжимая ладони на мужских плечах. Глупо, но хочу услышать еще раз, хочу знать, быть уверенной, что все это мне не снится, что происходящее не плод моего возбужденного воображения.

—Сомневаешься? – он усмехается и качает головой, словно своими словами я поставила под вопрос его чувства.

—Просто, — произношу неуверенно, шмыгаю носом и дышу шумно, чтобы снова позорно не разреветься от нахлынувших чувств. – Ты всегда был таким далеким, отстраненным, смотрел на меня с каким- то немым презрением во взгляде, — говорю, комкая в ладонях края своей футболки, все также не решаясь поднять взгляд на Макса.

—С презрением? – шипит он. —С каким нахрен презрением, Катя, — трясет меня за плечи, вынуждая все-таки поднять на него глаза. – Да я помешался на тебе, восемь гребанных лет мне душу рвешь, с ума сводишь.

Восемь лет? Я же…мне же…Боже, как это вообще возможно? Восемь лет назад я была несуразным, угловатым подростком, с дурацкими косичками и бросающимися в глаза брекетами. Я даже одевалась по-идиотски. Вечными моими спутниками были цветастастые, совершенно безвкусные футболки и потертые джинсы. Как вообще можно было в «это» влюбиться? Да он же уже тогда был совершенством: красивый, дерзкий, умный до чертиков, каждая женщина, в независимости от возраста и положения, томно вздыхала и провожала его взглядом, стоило ему появиться в поле ее зрения.

—Да я же пугалом была, — произношу вслух, сама того, не замечая и отворачиваюсь.

—Пугалом? – обхватывает пальцами мое лицо и разворачивает в себе. — Ты никогда не была пугалом, черт, да я глаз от тебя отвести не мог, последним извращенцем себя чувствовал, в тринадцатилетнюю девчонку втрескался. Спать нормально не мог, все время ты перед глазами стояла, я потому в армию после школы свалил, мозги себе вправить, думал отпустит.

—И как, отпустило? – улыбаюсь, растекаясь лужицей от его признания. Тепло разливается по телу сладкой негой.

—Издеваешься? – рычит и притягивает к себе, касается губами шеи, скользит выше, обхватывает мочку уха, посылая моему телу очередной электрический импульс. — Не отпустило, Катя, и уже не отпустит, ты – моя.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

—Но почему сейчас? – мне действительно интересно. Зачем? Почему он так долго ждал? Допустим, ждал моего совершеннолетия, но оно случилось три года назад, так почему только сейчас?

—Ты же шарахалась от меня, как от прокаженного, — шепчет, продолжая покусывать мое ухо, кончиками пальцев водит по спине и снова забирается под футболку. По телу разбегаются мурашки, с ним всегда так, каждое его прикосновение заставляет меня дрожать от желания. – Я дал тебе время, малышка, уже тогда знал, что ты будешь только моей, просто тогда было рано.