Не сдавайся (ЛП) - Макаллан Шеннон

— Стадо должно расти, — повторяет она, и теперь это не мое воображение: в ее глазах действительно читается искренняя печаль, сожаление. — Он приказывает, и мы должны повиноваться. Только так мы можем спастись от наших грехов, от этого грешного мира. Я думала, что смогу жить там, думала, что смогу защитить тебя сама, но не смогла. Я слышу Его голос и должна повиноваться ему. — Мама моргает несколько раз и каждый раз медленнее, пока ее глаза просто не остаются закрытыми.

Я снова сажусь, оставаясь с ней, пока ее дыхание не переходит в ровный ритм сна. Старательно избегая синяков, я убираю седеющие волосы с ее лица. Как ты можешь выглядеть такой старой, когда тебе всего сорок? Моя мать кажется такой уязвимой, такой хрупкой, но ее хватка на моем запястье была сильнее, чем я могла ожидать.

Это самое откровенное, что она сказала об этом. Лекарства и истощение, должно быть, дали мне ключ, чтобы открыть ее, но все еще недостаточно, чтобы она говорила прямо. Или, может, их слишком много, чтобы это допустить? Каждый раз, когда спрашивала почему, она просто приходила в ярость. Вскоре я научилась избегать ее пощечин, и не прошло много времени, прежде чем научилась избегать этих неудобных вопросов. Даже я умница, подобно собаке, мама. Почему ты так не можешь? Что ты имела в виду? Что все это значило?

— До свидания, — прощаюсь я со спящей матерью. Я получила все ответы, которые могла получить сегодня. Я хочу рассказать ей о завтрашнем дне, о побеге с Шоном. Хочу рассказать ей все, но не делаю этого. Если она действительно спит, то это пустая трата моего времени. А если нет? Это означало бы катастрофу.

Покидая лазарет, я благодарю Ребекку, но не знаю, в каком направлении идти. Налево или направо? Поспать в моей разграбленной лачуге в последний раз или вернуться в спальню на последнюю ночь?

Дженни выскакивает из ниоткуда и прыгает мне на руки.

— Ты выглядишь грустной, — говорит она, обнимая меня за шею. — Думаю, тебя нужно крепко обнять на ночь.

Я обнимаю ее в ответ с фальшивой, безрадостной улыбкой на лице.

— Ой, но мне не грустно! Вовсе нет, — отвечаю я ей.

— И я не в настроении обниматься! Хочу щекотаться! — Когда говорю эти слова, я шевелю пальцами руки прямо над ее животом. Мне даже не нужно прикасаться к маленькой девочке, чтобы она визжала от смеха, размахивая грязными босыми ногами в воздухе. Я смеюсь вместе с ней, надеясь, что она не уловит нотку печали, потери, которую слышу. Я уже скучаю по ней.

Я провожаю ее до общежития. Я могу остаться там с ней. Там безопасно из-за многолюдия. Конечно, Иеремия или его отец оставят меня в покое, если я буду с другими девочками. Но мне нужно поговорить с Дэниелом.

— А теперь беги, милая, — отправляю я Дженни, поцеловав ее на ночь в лоб. — Если смогу, я зайду проведать тебя чуть позже.

Я быстро иду к переоборудованному садовому сараю. Меня бросает в дрожь при мысли о возвращении, но в то же время меня охватывает ликование: это последняя ночь, когда я назову эту жалкую лачугу домом. Поначалу это был не совсем дом, но все же убежище. Место, где мы с Дэниелом какое-то время чувствовали себя в безопасности.

Собравшись с духом, я открываю дверь, пугая Дэниела. Он сидит на развалинах нашей кровати, отдыхая от наведения подобие порядка. Увидев меня, он встает и раскрывает мне объятия. Я бегу к нему, и он обнимает меня.

— Я так боялась за тебя, — бормочу я ему в грудь. — Я думала, ты никогда не вернешься.

— Ты чересчур волнуешься, — отвечает он. Дэниел ласково похлопывает меня по спине и успокаивает.

— Неужели ты не веришь в моего брата? Он никогда не допустит, чтобы со мной случилось что-то плохое.

— Нет, Дэниел! — Я осторожно отстраняюсь и смотрю Дэниелу в глаза, гадая, действительно ли он верит в это или просто пытается меня успокоить. — Я не верю в твоего брата. — Недоверчиво качаю головой. Может быть, под другим углом? Даже если он полностью отрицает намерение брата, то должен понимать, что его племянник опасен.

— А как же Иеремия? — спрашиваю я. — Ты ему тоже доверяешь?

Улыбка исчезает с его лица.

— Значит, ты знаешь, что он пытается заполучить тебя.

— Как я могу не знать? — спрашиваю я. Дэниел смотрит на меня в замешательстве, и я фыркаю. — Твой племянник объяснил мне все очень популярно. Это пока приостановлено. По крайней мере, на данный момент. Разве твой брат не сказал тебе? Он думает, что я беременна. Это, конечно, не так. Но, как он мне сказал, овец надо разводить.

— Ах. — Дэниел сжимает меня крепче, прижимаясь лбом к моему. — Я... не думал, что он готов двигаться дальше. Я верил, что еще есть время.

— Время для чего? Для тебя, ты знаешь об этом? — Мой голос истеричен, и я ненавижу его. — Этого не случится, и ты это знаешь, — я подавляю рыдания. — Дэниел, я нужна твоему племяннику. И он получит меня, так или иначе.

— О, Кортни, мне так жаль, — расстраивается Дэниел, прижимая мою голову к своей груди. — Я знаю, что ты не испытываешь к нему никаких чувств, но он неплохой человек. Ты могла бы научиться любить его. Что еще ты можешь сделать?

— Дэниел. Муж. Послушай меня. Даже если каким-то образом окажется, что я беременна? Иеремия опасен не только для меня. — Иеремия? Не плохой человек? -

Если он не сможет забрать меня у тебя таким способом? Он тебя сдаст. Тебя и Джошуа, обоих. И ты знаешь, каким будет наказание! Он может сделать это в любом случае, даже когда у него буду я. Ради мести. Ты слишком долго стоял у него на пути.

— Опять, — говорит он почти шепотом. — Что. Еще. Можешь. Ты. Сделать?

— Мы можем бежать! Вот что мы можем сделать, — отвечаю я, глядя ему в лицо. Его глаза плотно закрыты, а морщинки от смеха вокруг рта делают его старым и усталым. Неужели вся борьба ушла из тебя? Неужели ты не видишь, в какой опасности находишься? — Если ты не хочешь сделать это для себя, подумай о Джошуа! Здесь опасность грозит не только тебе.

— Я знаю, ты все еще мечтаешь о своем Прекрасном принце, — утверждает Дэниел, крепко обнимая меня. — Иногда по ночам ты взываешь к нему во сне, и это разбивает мне сердце, но ты должна смотреть правде в глаза.

Он оставляет это заявление висящим в воздухе, и мне требуется вся моя сила воли, чтобы не сказать ему, что я видел Шона сегодня на рынке. Я хочу сказать ему, что мой Прекрасный Принц вернулся и он собирается меня спасти. Но не могу.

Конечно, я доверяю Дэниелу. Дело не в этом, вовсе нет. Я уверена, что он будет счастлив за меня, но не осмеливаюсь сказать ему об этом, пока он остается здесь. Кто знает, что они сделают с ним, когда поймут, что меня больше нет? Если он останется, то чем меньше будет знать, тем лучше. Для нас обоих.

Я делаю глубокий вдох и смотрю Дэниелу в глаза.

— Пожалуйста. Пожалуйста, Дэниел. Беги со мной, — умоляю я.

— Ты же знаешь, что я не могу. Ты знаешь, почему я не могу. — Он вздыхает, улыбается мне такой усталой и грустной улыбкой, что у меня разрывается сердце.

— Возьми с собой Джошуа! — умоляю я, но знаю, что дело не в этом. Или не только в этом. Они никогда не жили во внешнем мире и боятся его больше, чем отца Эммануила. Они больше боятся жить снаружи, чем умереть здесь.

— Но если ты чувствуешь себя достаточно храброй, чтобы попробовать, то сейчас самое подходящее время, — подбадривает Дэниел, удивляя меня радостным голосом. Он счастливо улыбается, когда объясняет. — Разве ты не понимаешь? После вчерашнего? После того, как Иеремия и твоя мать сделали это? — Он машет рукой вокруг разбросанных обломков нашей совместной жизни. — Отлично. Ты боялась Иеремии, поэтому и сбежала. Это даже меня бросает в дрожь.

— Ты так полагаешь? — Я даже не думала об этом.

— Да, — отвечает он, снова крепко сжимая меня.

— Я даже могу прийти в ярость от того, что Иеремия так запугивает мою любимую жену и заставляет бежать. — Слышен рык из груди Дэниела. Я впервые слышу, чтобы этот нежный, милый человек выказывал хоть малейший намек на гнев. — И я в ярости. Наш брак может быть и фиктивным, Кортни, но ты очень много значила для меня последние пять лет.