Татьяна Алюшина - Девушка с проблемами
— Зачем вам лавочка? Думайте здесь, в комфортных условиях, — щедрой рукой обведя личные апартаменты, предложил господин Гуров.
— У вас есть сигареты, Иван Федорович?
— Есть, а вы разве курите?
— Нет, я не курю. Но иногда захочется с кофе, от усталости или в экстремальной ситуации. Как думаете, у меня сейчас экстремальная ситуация? — спросила она его в спину.
Он колдовал у плиты — кофе варил. Запах стоял умопомрачающий! Кофе у него был настоящий, серьезный, и варил он его по всем правилам.
— Похоже на то, — не отрываясь от своего занятия, согласился Иван Федорович.
Кофейная шапка стремительно поднялась, он ловко подхватил турку, разлил живительный утренний напиток по чашкам, которые предусмотрительно выставил на стол.
— Вам молоко?
— Давайте.
Открыв холодильник, он что-то там долго искал, доставал, захлопнув дверцу ногой, вывалил на стол всякую всячину и предложил поучаствовать Сашке в процессе готовки:
— Помогайте.
Вдвоем, в четыре руки, они быстро сделали бутерброды, целую гору, и сели за стол друг против друга, приступив к неспешной трапезе.
Почему неспешной? Или уже бежать не надо? И что дальше?
— Не обращайтесь ко мне «Иван Федорович», мне это так же не нравится, как вам «Александра».
— А как? Ванятка? Или все-таки Юстас?
Почему-то он вызывал в ней странную, непреодолимую потребность все время язвить, подкалывать его со злой, иногда снисходительной иронией. Что в нем такого, в этом мужике, что постоянно подталкивает ее отстаивать свое «я», салютуя умом и колкостями?
— Я вам не нравлюсь, — не спросил, утвердительно заявил он, откусывая от бутерброда с довольным видом.
— Нравитесь, — не купилась на подачу Сашка, — с чего вы мне должны не нравиться? Вы не картина Васнецова или тем более Малевича, чтобы нравиться или не нравиться. Я вас не знаю даже. Вы мужчина темный и непонятный, и совсем уж непонятно, что вы делаете в моей истории и что вам, собственно от меня надо, а это, знаете ли, нервирует и настораживает.
— Вызывая желание хамить, опустить, поставить на место, — в тон продолжил он Сашкину мысль.
И почти со счастливым видом отправил остатки бутерброда в рот.
— Не без этого, Иван Федорович, не без этого, — призналась Сашка.
Продолжая жевать, сохраняя на лице все то же довольное выражение, он встал, достал из ящика сигареты, зажигалку, поставил перед Санькой на стол пепельницу, сел на прежнее место, с удовольствием закурил и протянул гостье пачку. Сашка двумя пальчиками достала сигарету, терзаясь легким раскаянием — зачем обострила ситуацию? Что, ожидала, что он поспешит ей объяснить свою заинтересованность в этом деле?
Ага! Как раз тот случай!
— Давайте-ка, Сашенька, оставим на время наши пикировки и попробуем размышлять, как вы правильно выразились, о «вашей истории», — миролюбиво предложил он.
Санька прикурила от любезно зажженной и поднесенной к ее сигарете зажигалки, подумала, затянувшись и закашляв с непривычки. Откашлялась, затянулась еще раз.
— Ладно, — «снизошла» к предложению она, — как я понимаю, обсуждать ваше более чем активное участие в моей судьбе и заинтересованность в ней вы не желаете.
Она посмотрела на него в ожидании — чего? Возражений? Признаний?
Ничего не последовало — на нее смотрели внимательные, нейтральные золотисто-шоколадные глаза.
Она кивнула — ну нет так нет!
— Примем за версию, что вы не желаете мне ничего плохого и не имеете отношения к тем ребяткам…
Комментариев не последовало. Он отхлебнул кофе, затянулся сигаретой, посмотрел на Сашку, всем видом выражая готовность выслушать продолжение.
— … что вы такой герой-спасатель со всей прилагающейся к данному статусу поведенческой шелухой, — еще одну, последнюю и безнадежную попытку сделала Сашка.
Нет. Она затушила недокуренную и до половины сигарету в пепельнице вместе со своими ожиданиями и обличающими высказываниями.
— Мы с вами перебрали варианты возможных поводов для моего похищения и ни к чему не пришли. Значит, надо проанализировать, как все произошло, в деталях, может, тогда я смогу понять что-то.
— Саш, давайте на «ты», — сбил он ее с учительского тона.
— Давайте, — сразу согласилась она, — вот смотрите… смотри, — все-таки запнулась Сашка.
— А ты старайся, старайся! — как преподаватель физкультуры, обращающийся к нерадивому ученику, осваивающему брусья, настаивал Иван. — Может, грамм пятьдесят на брудершафт?
— Да знаешь куда этот брудершафт! — возмутилась Сашка, от злости влет переходя на единственное число в обращении. — Не сбивай меня, Гуров!
И так это у нее легко и правильно сложилось внутри — «Гуров!» — словно она знала его сто лет и дружила с детства, что она притормозила и посмотрела на него удивленно.
— Кто знал, что ты поедешь за город? — Сколько можно разводить тут канитель, надоело Ивану ходить вокруг да около. — И вообще, почему ты очутилась одна ночью на дороге?
— Кто знал? — призадумалась Сашка, задав вопрос самой себе. — Лилька, естественно, я же у нее была, мой зам Филимонов, секретарь. А уж кому они сказали и сказали ли вообще, что маловероятно, не знаю.
— Мама?
— Нет, — отрезала она.
— Поругались?
— Нет, — холодно, захлопываясь сразу.
— Ну хорошо. Лиля — это подруга или родственница?
— Подруга.
— Почему ты не осталась ночевать у нее? И кто знал, что не останешься?
— Я у нее редко остаюсь. Не люблю. Всего несколько раз оставалась. А что не останусь, знали все вышеперечисленные.
— Но могла остаться? Передумать?
— Могла, но это процентов десять вероятности. Ты к чему спрашиваешь?
— А к тому, что тебя ждали на дороге. Именно тебя! Это не наскок на гоп-стоп! И не на машину твою метили, иначе зачем ты-то им понадобилась? Изнасиловать? Я тебя умоляю! В этом случае все по-другому: тюкнули бы разочек по башке, а дальше делай что хочешь — хоть насилуй, хоть банты на голове завязывай! Тебя ждали, а упустив, оперативно заслали патруль к дому. И нужна ты им была в светлом уме и трезвой памяти, без телесных повреждений.
— Да, — осознав правоту его умозаключений, согласилась Санька. — Да! И тогда точно отпадает версия с завещанием, все по той же причине — тюкнули по голове, без хлопот и истерик привезли куда надо, а там уж куда спешить!
— Похоже, что отпадает.
— Мне непонятно одно: если им нужна была я, именно я, зачем тогда вся эта петрушка с пересаживанием — выволокли бы за волосы и затолкали в джип?
— А! — махнув рукой, брезгливо скривился Гуров. — Ты их рассмотрела, поняла, что это за гвардейцы? Мелкие шестерки, исполнители. Проявили личную денежную инициативу, ну не могли они такую халяву бросить на дороге!
