Хилари Норман - Клянусь, что исполню...
В следующие сутки они не знали ни минуты покоя. Все обещанные беды навалились на Энни одна за другой. Оливия была в отчаянии. Ей казалось, что она со связанными руками смотрит, как любимого человека избивает банда мерзавцев. Энни жадно ловила ртом воздух, она то и дело бегала в ванную, мочилась и, едва вернувшись, снова ощущала позывы. Она фурией носилась по квартире, впадала в ярость, колотила кулаком в стены. Она просто не могла сидеть на месте. В порыве отчаяния она бросилась на постель лицом вниз и лежала так, тихонько всхлипывая. Оливия с Джимом пришли и сели на постель по обе стороны от нее. Оливия гладила ее руку, Джим обнимал ее за плечи, но они видели, что помочь ей не в силах. Она была где-то далеко, но все же они надеялись, что она хоть немного ощущает их любовь.
Потом снова задребезжал телефон. На этот раз звонила Кэри. Она говорила еще более холодно и резко, чем обычно, потому что Джим не звонил ей целый день и она все еще не знала, когда он наконец собирается вернуться в Бостон, и, может быть, его друзья – это слово она произнесла с подчеркнутым сарказмом – позволят ему выкроить пять минут, чтобы позвонить ей в офис.
– Может, тебе лучше поговорить с ней прямо сейчас, – предложила Оливия, увидев озабоченное лицо Джима.
Джим покачал головой.
– Она жаждет ссоры, – сказал он. – А я нет.
– Вы все время ссоритесь. – Это был не вопрос, а утверждение.
– В нашей жизни есть сложности, – признал Джим.
– А было время, когда вы жили по-другому?
– Нет. Но я все равно ее люблю.
– Тогда она счастливая женщина, – сказала Оливия.
– Боюсь, она так не считает.
– Значит, она еще и дура.
Этой ночью Энни немного поспала, хотя часто просыпалась – ей снились кошмары. Ее знобило, и она просила еще одно одеяло. В следующие пять минут Энни обливалась потом и умоляла открыть все окна. Оливия и Джим по очереди сидели с ней вместе с одной из сиделок, а Дресслер спал на диване в гостиной.
В начале шестого утра Энни встала, пошла в ванную, но стены валились на нее, пол качался, она закричала и упала. Оливия и сиделка отвели ее в постель, но через некоторое время она разрыдалась, и Оливия с острой жалостью увидела, что по простыне расползается мокрое пятно. Она была бесконечно благодарна сиделке, потому что, хотя ей самой ничего не стоило поменять Энни постельное белье и ночную рубашку, она знала, что Энни бы этого не вынесла.
– Кажется, сегодня ей лучше, – обрадованно сообщил Джим одной из сиделок. Молодая швейцарка по имени Руфь несколько напоминала Энни в юности. Почти те же белокурые волосы и голубые глаза. – Или я выдаю желаемое за действительное?
– Сейчас ей действительно лучше, – мягко ответила девушка.
– Но это не значит, что все кончилось?
– Нет. Мне очень жаль. Мартина, моя коллега, говорит, что ночь была тяжелой.
– Да, довольно тяжелой. – Джим вздохнул.
– У Энни очень хорошие друзья, – проговорила Руфь и улыбнулась ему.
– Спасибо, – ответил Джим.
Двадцать минут спустя Энни вошла в кухню, где Оливия пила кофе.
– Привет! – поздоровалась Оливия.
Энни не ответила. Если накануне она была бледной, то теперь ее лицо казалось пепельно-серым, даже губы. Ее глаза были устремлены на Оливию, но Оливия чувствовала, что Энни ее не видит.
– Энни, что случилось? – Оливия поставила чашку и медленно пошла к Энни, инстинктивно чувствуя, что должна быть очень осторожной. – Энни, в чем дело?
Энни подошла к раковине, вытянула правую руку, коснулась края раковины указательным пальцем. Потом она убрала руку и стала рассматривать палец.
– Энни! – Оливия не знала, что ей делать. Джанни Дресслер в соседней комнате говорил по телефону, ни Мартины, ни Руфи поблизости не было.
– Это не мое, – наконец произнесла Энни хриплым сдавленным голосом.
– Что «это»?
– Это. – Энни тряхнула кистью руки. – Или это. – Она дотронулась до щеки. – Все не мое.
– Ты потеряла чувствительность? – ласково спросила Оливия, стараясь не показывать своего страха.
– Я не знаю. – Энни продолжала смотреть на свою руку тем же отсутствующим взглядом. – Я не знаю. – Она обвела взглядом кухню, уставилась на стену. – Кажется, я ненадолго заснула, а когда проснулась, это уже была не я.
– Ничего, – поспешно проговорила Оливия. – Ничего страшного. – Она взяла Энни за руку. – Я знаю, что это такое, и ты тоже знаешь. – Она осторожно подтолкнула Энни к столу, усадила на стул. – Ты помнишь, что говорил Дресслер? Помнишь, Энни?
Энни покачала головой.
– Это называется… это называется деперсонализация. – На Оливию нахлынула волна облегчения. Она вспомнила, что говорил врач! – Это часто случается при таких обстоятельствах. Все пройдет, когда ты успокоишься.
– Я ухожу, – тихо сказала Энни, и в ее голосе звучал ужас. – Я чувствую, что я ухожу.
– Нет, Энни, – твердо возразила Оливия. Она нерешительно взглянула на дверь, – может быть, позвать на помощь, – но решила, что Энни испугается еще больше. Вдруг ей пришла в голову одна мысль. – Дай мне руку.
Энни не шевельнулась, тогда Оливия сама взяла ее за руку.
– Ты чувствуешь мою руку? Энни пожала плечами. Оливия слегка ущипнула ее.
– А теперь? Энни заморгала.
– Кажется, да.
Оливия отпустила ее руку и сильно ущипнула Энни за щеку.
– Ой! – вскрикнула Энни. Оливия улыбнулась:
– Вот видишь? Ты здесь, ты никуда не делась.
– Я думала, что я схожу с ума, – рассказывала Энни Дресслеру немного позднее. – Со мной и раньше случалось что-то в этом роде, но так страшно мне никогда не было.
– Это обычный симптом абстиненции, – успокоил ее Дресслер. – Я вас предупреждал, что это будет неприятно. Вы должны напоминать себе, что в данных обстоятельствах это нормально и вы не сходите с ума.
– Может, мне не следовало ее щипать? – спросила Оливия.
– Почему нет? – беззаботно отозвался Дресслер. – Ей это не повредило, а помогло, не правда ли? – Он улыбнулся. – Только не надо, чтобы это вошло у вас в привычку.
Зазвонил телефон, но Оливия, которая уже привыкла не отвечать на звонки, осталась на месте.
– Это Эдвард, – прошептала Энни, хотя она не могла слышать автоответчик из кухни.
– Это может быть кто угодно. Ведь и мне могут звонить.
– Это Эдвард, – упрямо проговорила Энни.
– Он же звонил совсем недавно. Энни встала:
– Я хочу с ним поговорить.
– Если это и был он, сейчас уже поздно, – вмешался Дресслер.
– Я хочу говорить с Эдвардом. – В голосе Энни звучало отчаяние. – Я хочу видеть Эдварда.
– Вы уверены? – спокойно спросил врач. – Если да, то я целиком и полностью за.
Энни села.
