Полина Поплавская - Вечер в Венеции
Не думая об опасностях, подстерегающих юную неопытную женщину на каждом шагу, я доверила свою заблудившуюся жизнь этому незнакомцу – и до сих пор не жалею об этом.
Он не причинил мне зла. Тот, чьего имени я так и не узнала в ту ночь, похитил меня лишь затем, чтобы устроить праздник в честь меня одной. Оказавшись на берегу, мы добрались до одного из небольших ресторанов, рассыпанных по всему побережью. Этот был почти пуст.
Для нас двоих зажглись свечи, вышли в зал музыканты – и, выпив подогретого пряного вина, мы танцевали… За все это время он не сказал мне ни слова – лишь неотрывно смотрел мне в глаза. Но каждый шаг, поворот, кружение этого бесконечного танца делали нас ближе друг другу. То, с какой страстной бережностью он вел меня в танго, кружил в чуть ленивом ночном вальсе, говорило мне больше, чем все слова, нашептанные Амедео за стремительно пролетевший месяц нашей близости.
Я уже перестала удивляться таинственной безмолвности незнакомца – она завораживала меня, впрочем, как и все в эту чудную ночь. Вскоре мы вернулись назад – так же незаметно, как и сбежали. Веселье на катере несколько поутихло, но не настолько, чтобы наше отсутствие кто-нибудь заметил. Мы расстались на палубе: я спустилась в каюту, он просто скрылся в ночном сумраке, крепко сжав на прощание мою руку. В ту ночь мы больше не виделись. Но я так и не смогла уснуть до утра.
Не помню, как мы вернулись домой, что было потом… Кажется, к обеду я заснула и проспала до следующего утра.
Проснулась же оттого, что услышала голос прислуги, разговаривающей с почтальоном. Сама не знаю почему, но я тут же встала и, накинув Длинный соде-ли,[1] сбежала вниз. Среди журналов, приглашений и газет, внесенных горничной в переднюю, я обнаружила небольшой конверт, запечатанный красным сургучом.
…Фаустина, впервые прервав свой рассказ, встала и вскоре принесла из своей комнаты тот самый конверт и протянула его изумленной Божене. Та, все еще находясь под гипнозом повествования, недоверчиво вертела его в руках.
– А ты, верно, решила, что все это рождественская сказка? – Фаустина рассмеялась.
Потом она вновь закурила и, помолчав, добавила:
– Это было письмо от Филиппо, моего спутника с той самой ночи и до сих пор. У меня с собой много писем и записок от него, а еще больше их – в нашем небольшом доме недалеко от Неаполя, в котором мы прожили вместе почти двадцать лет.
Фаустина на мгновение отвернулась.
– Все эти годы я будто читаю длинную книгу о любви – и в его глазах, и в его бесконечном письме, адресованном мне. А у тебя в руках ее начало.
И Божена, бережно достав письмо, прочла всего несколько строк:
«Даже если бы я обладал счастливой способностью, свойственной всем людям, вчера в Вашем присутствии я не смог бы вымолвить ни слова.
Хочу услышать Ваш голос».
– Вечером того же дня, – продолжила свой рассказ Фаустина, – какой-то мальчик принес мне большую корзину янтарного винограда, в которой я нашла свернутую трубочкой записку: «Я хочу похитить Вас еще раз. Согласны?»
Сейчас мне кажется, что тогда я нисколько не мучилась с ответом. Не знаю, может, так оно и было.
Но шли дни, а незнакомец молчал… Ожидание становилось невыносимым, и однажды я, попытавшись описать Амедео человека, имени которого не знала, спросила его: кто это?
Оказалось, что человека, который так стремительно вошел в мою жизнь – а я уже чувствовала, что это случилось, – зовут Филиппо. Вот уже несколько лет, как он, сбежав из города, живет в провинции и занимается виноделием. «Живет у себя на холме, словно монах, – сказал Амедео. – А может быть, так ему и лучше… Филиппо ведь – нем».
Потом Амедео заговорил о чем-то другом, но заметив, что я не слушаю его, решил использовать мое настроение и, продолжая говорить, подошел ко мне и стал неторопливо расстегивать мой пеньюар. Предстоящее переодевание – на этот раз у него в руках было что-то серебристо-розовое, полупрозрачное – уже начало возбуждать Амедео, его прикосновения становились все настойчивей… Но когда его губы потянулись к моим, я вырвалась и, сказав, что сегодня не буду позировать, убежала к себе.
А через час нашла его в столовой и объявила, что ухожу от него к Филиппо.
Разумеется, Амедео не поверил мне и, ответив, что я становлюсь слишком капризной, шутя пригрозил действительно отправить меня в подарок Филиппо: «Будешь подвязывать лозы и месить виноград босыми ногами – пожалуй, тебе это больше подходит!»
Думаю, потом он долго вспоминал эту свою шутку.
Не желая больше слушать меня, Амедео отправился играть в бридж, а я, отыскав в его гостевой книге адрес Филиппо, – на вокзал.
И можешь мне поверить, я никогда не пожалела о том, что сделала в тот вечер.
Когда я постучалась ночью в дом Филиппо – я чудом нашла его, не заблудившись среди бесконечных виноградников, – мне не нужны были никакие слова, чтобы понять, как он ждал встречи со мной…
* * *Божена встала и с глазами, полными слез, обняла Фаустину.
В тот миг им обеим показалось, что в комнату словно впорхнул тихий ангел и осенил их своими белоснежными крыльями…
Оставшиеся до открытия карнавала недели Божена провела в заботах и печали.
История Фаустины, так растрогавшая ее в рождественскую ночь, теперь часто приходила ей на ум, когда она думала о своей жизни.
Божена тосковала. Не столько потому, что осталась одна, – нет, она почувствовала только теперь, как была одинока все эти годы, проведенные рядом с Томашем.
Целиком уйти в работу не получалось, хотя профессиональный успех сопутствовал ей весь последний месяц как никогда. Она попала на выставку во Флоренцию, познакомилась здесь с Фаустиной – Божена еще не встречала огранщика, способного сравниться в мастерстве с этой маленькой итальянкой, – все это было несомненной удачей.
На конкурсном показе их совместное изделие получило третью премию и диплом за лучшее воплощение оригинальной идеи. Божена попросила членов жюри вручить премию лично Фаустине и, как та ни упиралась, не взяла себе из нее ни лиры.
Она была счастлива, что смогла помочь этой очаровательной женщине, к которой так привыкла за последний месяц. То, что ее новая подруга увозила с собой в Неаполь выставочный каталог, в который вошла их работа, было лучшей рекомендацией, какую только Фаустина могла где-нибудь получить. А как это важно для мастера – Божена знала по себе.
Выставка закрылась, все разъезжались по домам – пора было и им расставаться. Но Божена была уверена в том, что расстояние не станет помехой их дружбе. К тому же они совсем скоро встретятся на карнавале.