Вирджиния Эндрюс - Паутина грез
— Чушь! Мужчина может научиться любому делу, если он настоящий мужчина. Просто твоему отцу легче было оставаться тем, кем он был. Он ленив, вот что.
— Ленив?! Папа?
— Да-да, ленив! То, что он с утра до ночи работает, еще ни о чем не говорит. А уж если речь заходит о капиталовложениях, то он совсем никуда не годится. Мы могли бы быть в два, нет, даже в три раза богаче, чем сейчас.
Я была убита. Мама так говорит о папе! Да, она и раньше жаловалась то на одно, то на другое, но никогда в ее жалобах не было столько злобы и ярости. А сегодня она впала в такое бешенство, что сердце мое разрывалось от обиды за папу. Я радовалась, что его нет рядом и он не слышит этих ужасных слов, но ведь, возможно, он слышал их от мамы раньше… Может быть, поэтому отец ходит теперь такой рассеянный и грустный.
— Но неужели ты не любишь все это, мама? Наши суда, наши замечательные круизы, эти приемы, этих состоятельных пассажиров…
— ЛЮБЛЮ?! НЕТ! Я НЕ ЛЮБЛЮ ВСЕ ЭТО! — выкрикнула мама. — Слава Богу, я редко бываю в этих дурацких круизах. Когда торчишь на судне, ты пропускаешь все! А в Бостоне, между прочим, вовсю идет светская жизнь! Я думаю, правы те, кто предпочитает самолет. Быстро прилетаешь на курорт, отдыхаешь, развлекаешься и быстро возвращаешься домой. И не надо болтаться на море неведомо сколько.
— Короче, — немного спокойнее продолжала она, — я не устаю повторять это, никогда не выходи замуж за того, кто раб своего бизнеса, как бы он ни был богат или красив. Ты должна быть всегда на первом месте, даже если это потребует от мужчины некоторых трат и нанесет ущерб капиталу.
— Но ведь… — Я растерялась: минуту назад мама сокрушалась о том, что мы недостаточно богаты, и вот теперь говорит совершенно обратное!
Но она, похоже, не понимала, что сама себе противоречит.
— Умный хозяин всегда имеет достойных помощников, которые все будут делать для него, — произнесла она. — Но только не твой отец. Твой отец, боюсь, просто деревенский чурбан в дорогом костюме. — Мама повернулась на бок, укрылась чуть ли не с головой и продолжала бормотать: — Я полежу, закрою глаза, попытаюсь представить себя где-нибудь в другом месте. А ты иди, Ли, только не толкайся по служебной палубе и не ходи в машинное отделение.
— Хорошо, мама. Если тебе будет лучше, может быть, выйдешь к ужину? Сегодня торжественный ужин, ведь завтра мы прибываем на Ямайку.
— Слава тебе, Господи… Посмотрим… Если будет лучше… — невнятно буркнула она.
Напрасно я надеялась. Мама не покинула каюты до самого Монтего-Бея, пока отец не известил ее, что мы входим в порт.
День был удивительный. Именно такими днями и славятся Карибы — ярко-синее небо с редкими пушистыми белоснежными облаками, ласковый теплый ветер, дивный аромат воздуха — и отовсюду музыка.
Я играла на верхней палубе в пинг-понг с двумя девочками, сестрами Спенсер, с которыми давно познакомилась. Клара и Мелани были моими сверстницами, мы шумели и смеялись, и я совершенно позабыла обо всех тревогах. Не знаю, какой разговор был у моих родителей, только я вдруг увидела, как носильщики идут по палубе с маминым багажом. И направляются по трапу вниз, где уже ждет такси.
В изумлении я наблюдала эту картину. Что это мама задумала? Перебираться в отель мы не планировали. «Джиллиан» будет трое суток стоять в гавани. Пассажиров ожидает большая программа — экскурсии, рестораны, магазины. А затем — обратный путь в Бостон.
Тут мне помахал отец, подзывая подойти к нему.
— Мама хочет, чтобы ты зашла к ней в каюту. — Папа выглядел печальным и подавленным, почти не поднимал глаза от пола. Под ложечкой так заныло, что показалось, меня сейчас стошнит.
Не чувствуя под собой ног, я спустилась к маме. Она была полностью одета: оливково-зеленый костюм с белым цветком на лацкане, шелковый шарф, перчатки в тон, аккуратно уложенные волосы, белая шляпка. Я ощутила знакомый запах жасмина — любимых маминых духов. От бледности и усталости не осталось и следа. Щеки были розовыми, губы яркими. Она сделала тщательный макияж, даже ресницы подкрасила. В общем, здоровый и веселый вид, как всегда. Это чудесное преображение напугало меня больше всего.
— О, вот и Ли, — сказала мама, увидев меня. — Ты знаешь, я приняла решение. Я возвращаюсь в Бостон.
Как гром небесный прозвучали ее слова. Сердцу стало тесно в груди.
— Возвращаешься в Бостон? Но как, мама?
— Капитан выяснил для меня расписание авиарейсов. Есть самолет на Майами. Оттуда я доберусь до Бостона.
— Но, мама, а как же наш отдых? Отдых на Ямайке?
Я не верила своим ушам. Больше всего резануло то, что она, оказывается, решила все это одна, в своей комнате, пока мы думали, что она нездорова, и не беспокоили ее.
— Зачем ты так, мама…
Я не сумела скрыть своего отчаяния.
— Для меня это что угодно, только не отдых, Ли. Ты же видишь, ни малейшей радости мне это не доставило. — Мама деловито расправила перчатки на руках. Очевидно, ее волновал предстоящий выход на берег, когда все пассажиры будут глазеть на супругу судовладельца и гадать, что произошло.
— Мама, но мы же в порту! Мы же не плывем. Морская болезнь не будет мучить тебя.
— Да, но как же обратное плавание? Неужели ты хочешь подвергнуть маму новому испытанию, Ли?
— Нет! Но я хотела, чтобы мы были вместе, походили по городу, посмотрели пляжи, парки…
— Ну, на это у твоего папочки времени не найдется. Он не сойдет на берег, вот увидишь. Помнишь, в Лондоне нам пришлось его за руки тащить с корабля. И если бы не экскурсия, города мы так и не увидели бы.
— Но ведь он сам заказал для нас ту экскурсию, мама! И все было отлично. У нас же и фотографии есть — Тауэр, Биг-Бен, Темза… И сейчас все будет так же. Останься, мамочка…
— Не могу, — сухо сказала мать. — Не могу. Когда-нибудь ты поймешь меня.
— Что пойму, мама? Что?
Ужас охватил меня. О чем она говорит? Какие страшные новости впереди?
— Пока оставим все как есть, Ли. У тебя каникулы. Отдыхай, развлекайся. А в Бостоне я буду встречать тебя на пристани. — Мама сжала мои щеки прохладными ладонями и поцеловала в нос. — Обещай вести себя хорошо и не заниматься в мое отсутствие ремонтом двигателей.
— Мама, ну мамочка, не уходи…
Я заплакала. Заревела, как маленький ребенок. Зарыдала, как в детстве… Ох, где же оно, мое счастливое, безмятежное детство…
— Оставляю тебе кое-что из бижутерии. Носи, но будь аккуратна.
Мама рассеянно потрепала меня по волосам. Ясно было, что своего решения она не изменит.
— Спасибо… — пробормотала я, сдаваясь. Я чувствовала себя одинокой и беспомощной. Но не так было жалко себя, как папу. Каково будет ему смотреть пассажирам в глаза, когда все узнают, что его жена собрала вещички и рванула обратно в Бостон! Теперь даже нельзя сослаться на нездоровье мамы, после того как она прошагает на берег такая бодрая и красивая, что впору на обложку журнала фотографировать. И я решила изо всех сил поддерживать папу и ни в коем случае не огорчать его.