Джанет Иванович - Невеста для капитана
Иван двинулся в ее сторону, словно призрак сквозь туман, очень загадочный и немного неуклюжий. Остановившись рядом, Иван засунул большие пальцы в карманы джинсов.
— Не спится?
— Не хочется.
— Прощаешься с морем?
— Что-то вроде.
На самом деле она не могла уснуть. Ей хотелось завести корабельный роман, а преуспела она лишь в постановке пьесы, в которой лишь одно-единственное действующее лицо. Она поднялась на палубу посидеть под дождем, зализывая раны и жалея себя. Заодно она думала тяжкую думу о Иване Расмусене.
— Сегодня вечером связался с Люси. Она сказала, что в понедельник выйдет с нами в море.
Стефани взглянула на него. Его серые глаза смотрели насмешливо, и было в них что-то, что он не договаривал.
— Ну и?
— И она не вышла замуж.
— Что?! — Стефани вскочила на ноги, настолько поразила ее эта новость. — Что ты хочешь этим сказать? Она все еще невеста? Что случилось?
— Похоже, у них была большая драка, и Люси сказала ему, чтобы он шел куда-нибудь подальше.
— О Боже, как она могла со мной так поступить? Он туалет-то мне собирается чинить?
Иван криво усмехнулся.
— Не знаю. Мне не показалось, что у них есть общие друзья.
— Значит, я работала напрасно. Зря мучилась всю эту чертову неделю.
Улыбка сошла с губ Ивана, он взял ее за руки и притянул к себе.
— Я бы не сказал, что ты делала это зря.
«Ну да! Сейчас он выдаст речь о кораблях, идущих сквозь непроглядную ночь, или о мужественных пиратах, ищущих приключений, — подумала она с горечью. — Сейчас он поцелует меня так, чтобы я почувствовала всю глупость своих слов, а потом скажет об этом с дрожью в голосе. Может, его со Стивом познакомить?»
— Ты только не заплачь, — сказала она с издевкой, но ее слова и ей самой были не по душе.
— Ты на что злишься?
Он еще спрашивает. Конечно, она злилась. Вначале он ею пренебрег, оттолкнул и унизил. А в последние три дня и близко не подошел, проявляя деликатность и давая ей возможность успокоиться. Но она не успокоилась, а с каждым днем становилась все более раздраженной.
— Нет, с чего бы это мне злиться? Я практически предложила тебе себя и была немедленно отвергнута. Разве тут есть на что злиться? Все эти разговоры о пиратах, насилующих хорошеньких женщин, а потом — ничего. Ничего! — Она вырвалась из его рук и подошла к борту. — С какой стати мне злиться?
— Ну зачем же так кричать и размахивать руками?
— Я не кричу. — И тут она почувствовала, что летит через борт и погружается в воду ногами вперед. Вынырнув, она стала ругаться на чем свет стоит.
Иван бросил девушке спасательный круг:
— Как ты, в порядке?
— Я выгляжу в порядке? Я тут в воде. Я тону.
Он спустил веревочный трап и нырнул к ней.
— Хватайся за трап и выбирайся быстрей, пока одежда не потянула тебя ко дну.
— Убери от меня руки, маньяк. Ты пытался убить меня.
— Послушайте, леди, я околеваю в холодной воде, полностью одетый, и пытаюсь спасти вас. Давай, не дури, взбирайся по этой чертовой лестнице.
Стефани начала подниматься, не переставая ругаться.
— Ты толкнул меня! Мне следовало бы тебя арестовать за покушение на жизнь.
— Я не толкал тебя. Что это тебя везде все толкают? Знаешь, что я думаю?
— Не хочу знать. Не подходи ко мне.
— Ну ты и фрукт.
— Еще один шаг, и я закричу, — сказала она.
Иван скинул туфли и снял свою намокшую шерстяную рубашку.
— Опять начинаешь кричать? А между ног ударить меня не хочешь? Может, мне пару ребер сломаешь, а?
— Хорошо, что напомнил.
— Давай, давай.
Стефани посмотрела на него страшными глазами.
Иван улыбнулся.
— Ну, я жду.
— Это просто смешно!
Он зашел за переднюю надстройку и поманил ее пальцем.
— Иди сюда, Стефани.
— Еще чего! Я не собираюсь с тобой драться.
«Придумал тоже, — подумала она. — Они будут кататься по палубе, а когда выбьюсь из сил, он опять бросит за борт. Нет уж, дудки».
Она развернулась и спустилась на камбуз. Единственный фонарь тускло освещал помещение. Огонь в печи почти угас. Стефани раздула его и бросила несколько поленьев.
Иван последовал за ней и глянул на койку Эйса.
— Этот малый спит когда-нибудь в собственной постели?
— Он наверстывает упущенное с Мелоди.
— Они стоят друг друга.
Стефани разулась и стянула свитер, оставшись в намокшей футболке.
«А я, — спросила она себя. — Стою ли я Ивана Расмусена? Мне что, Стива не хватало? — Она выжала на себе низ футболки и отступила от лужи. — Два сапога — пара. Везет же мне!»
Иван разделся до пояса и взялся за ремень своих джинсов.
Стефани взглянула на него и почувствовала, как паника охватила ее. Господи, он собирается раздеться! Голый Иван Расмусен! Мечта всех женщин. Именно этого она и хотела, не так ли? Стефани с трудом сглотнула и решила, что роман — это одно, а раздевание догола — совсем другое. Тем более что он, кажется, решил обойтись без прелюдий. А что, если наброситься на него? А вдруг он опять ее отвергнет?
«Господи, Стефани, — подумала она, — ты — дура». Нет, она не станет нападать на него. Скорей всего она начнет заикаться, потеть или, того лучше, начнет выяснять отношения. Она уперла руки в бока и поглядывала на него сквозь струйки воды, стекавшие с мокрой челки.
— Что ты делаешь?
— Одежду снимаю. Если ты успела заметить, она насквозь мокрая. Мокрая потому, что я с дуру прыгнул в воду, чтобы спасти тебя. Ума не приложу, что меня толкнуло. Ты вполне способна позаботиться о себе сама. Тебя уже бросали в Хадсон-ривер, а может быть, и выкидывали с третьего этажа или волокли по полным крыс помойкам. — Он рукой согнал воду с волос. — Наверное, чертовски трудно быть в твоих глазах героем.
Стефани сердито посмотрела на него.
— Мне нужен не герой.
— А кто тебе нужен?
Она и сама этого толком не знала. На самом-то деле начать можно и с героя. Небольшого такого. Конечно, ничего общего с Суперменом или Данди Крокодилом. Она посмотрела на Ивана. «А он выглядит достаточно геройски. Особенно в этих промокших голубых шортах в обтяжку. Может, даже более, чем надо», — размышляла она, покусывая нижнюю губу.
— Ты и это снимешь, не так ли? — спросила она с надеждой.
«Она нервничает. Маловато опыта общения с голыми мужчинами», — подумал он. Ему это нравилось. Он не хотел делить ее ни с кем ни в прошлом, ни в настоящем, ни в будущем. Глубоко сидящие глаза его сузились, а голос приобрел оттенок вкрадчивости и коварства. Уголки губ чуть приподнялись.
— А как же быть с моим героизмом?
