Алина Политова - Изумруд

— Ну да, я знаю. — Промямлила я для поддержания разговора. Слишком это было

непросто — поддерживать разговор и одновременно бороться с мыслями о сексе.

— Ты была ночью в Большом Доме недавно. — Неожиданно произнес он немного

изменившимся голосом. — Скажи мне зачем.

Ну вот, доехали-приехали. С этого и надо было начинать. Разговор ступил на

опасную почву, и это немного меня отрезвило. Лишь немного. Странная такая есть у

меня черта — когда меня на чем-то подлавливают, я начинаю кусаться. Или я уже говорила это?..

— Я не знала что это запрещено. — Твердо сказала я. И сама себе порадовалась. По

крайней мере, контроль над телом возвращался. — Тем более я услышала крик Рене.

Так кричат люди, когда им больно.

— И ты как отважная тигрица кинулась ей на помощь? — С насмешкой спросил он. —

Зачем, Клер? Что тебе до нее? У нее своя жизнь — у нас с ней своя жизнь. И никто

не должен переступать границ этой нашей с ней жизни. — В его голосе не было

угрозы, и это совершенно сбило меня с толку.

— Я не собираюсь переступать ваши границы. Я даже думать не хочу о том, чем ты

там с ней занимаешься, но если она позовет меня на помощь, я сделаю все что

смогу. Я ее не оставлю, понимаешь? — Неожиданной отвагой сказала я. Как будто кто-то посторонний управлял моими мыслями и моими голосовыми связками. Я знала, что могу заткнуть этого чужака в себе, но почему-то не сделала этого.

— Как мило это у тебя получается. — Прошептал он. И тут же без предисловий: — Клер, мне кажется, она влюблена в тебя.

От растерянности я забыла про свою защиту и беспомощно вскинула глаза, тут же

получив ожог от его взгляда. Он уже не улыбался. Смотрел пристально и задумчиво,

будто изучая что-то в моем лице.

— Что…

— Ты сокровище, Клер.

— Сокровище? — не поняла я. Не помню, чтобы кто-то называл меня так.

— У Рене тонкий вкус. Долгое общение со мной привило ей любовь к

по-настоящему изысканным вещам. И она сразу увидела, что ты алмаз, случайно

попавший на нашу помойку, где валяются только красивые конфетные обертки. Вряд ли ты заметила, но ты стала душой этого места, у которого изначально не было и не

должно было быть души. Потому что мы не стремились к этому. Потому что, не

смотря на то, что ты видишь вокруг, на самом деле здесь есть лишь я и она, Рене.

А остальное… дешевые яркие картинки, которые радуют глаз — и только. И сам

Изумруд — это только декорация. Я не любил его никогда, Рене не любила его

никогда. Это всего лишь пространство где мы обитаем. Но ты, Клер!.. Ты почему-то

полюбила это дурацкое место, увидела в нем что-то, скрытое от нас, какое-то

таинственное очарование, которое теперь начинаю видеть даже я. — Он заметил мой

изумленный взгляд и снисходительно покачал головой. — Ты не понимаешь откуда я

знаю обо всем этом? — Камеры, Клер. Я очень часто наблюдал за тобой. Я видел

странный свет в твоих глазах; я видел, как

по утрам вздрагивают твои ноздри когда ты выходишь на порог своего дома и

делаешь с таким наслаждением первый вдох; я видел, что шипы ежевики скользят по

твоим ногам, не оставляя следов… Ты срослась с этим местом, стала его душой, -

он усмехнулся и вдруг отвел глаза, — знаешь, недавно Рене сказала мне — "Ты

знаешь как пахнет утро? — Мокрой бумагой и озоном. Почему Клер это нравится?" И

тогда я понял, что кое-что в жизни мы упустили. И некоторым вещам я не смог научить Рене… — он задумчиво нахмурился, но тут же вернулся в реальность. — Хотя я не о том хотел, на самом деле мне надо тебя предупредить насчет нее. В чем-то она взрослая, взрослее нас с тобой. Но она все равно совсем еще дитя. Как ребенок требует свою игрушку здесь и сейчас, не взирая на сложности и препятствия. И игрушка эта, Клер — ты. Понимаешь о чем я?

Открыв рот, я впитывала в себя каждое его слово. Голос Поля проникал вглубь

меня, в самое сердце и прожигал там сияющие дорожки. Пусть оказалось, что за

мной следили, пусть меня сравнивали с игрушкой, вещью, пусть что угодно, но никогда в

жизни никто не называл меня сокровищем, никогда никто не проявлял такого

внимания к моей глупой никчемной персоне, не пытался заглянуть мне в душу — да

кому нужна была она, эта моя душа! Только Рене и Поль… Да, я изменилась. Изумруд изменил меня, но я знала, что чудо закончится, стоит мне выйти за ворота. Снова я облачусь в тесные майки и джинсы и стану Светой Медниковой, дочерью (ой, это того самого?!!) Левы Мендикова и сестрой Лолиты Лори (что правда, ты правда сестра той самой

Лолиты????). И это приводило меня в отчаяние. Но сейчас, пока я все еще

оставалась Клер, пока я все еще оставалась Дианой-охотницей — возлюбленной

цыгана, девочки и собаки — я не верила, что на свете существует Света Медникова.

И я хотела слушать голос Поля бесконечно.

— Что с тобой? — Поль участливо коснулся моего плеча.

— Просто… странно это слышать. — Тихо отозвалась я. Теперь уже я не боялась

смотреть в его глаза. Со сладостным упоением тонула я в них, и мир вокруг нас

куда-то исчезал, растворялся, оставляя меня наедине с этими глазами…

— Что — странно? — Не понял он.

— То, что я сокровище и все такое… я никогда этого не знала. — Я улыбнулась.

Поль вздохнул и покачал головой.

— Ах, Клер, ты так отважна и в то же время так уязвима. Твоя искренность… странно, тебе совсем не хочется притворяться кем-то другим, как все здесь делают. Наверное ты редкостная лентяйка. — Не спуская с меня глаз, он взял мою окровавленную руку, поднес ее к лицу и осторожно потерся щекой, оставляя на своей коже бороздки моей крови. В этом было что-то такое, от чего сердце мое подскочило под самое горло и я едва не кинулась на моего сладострастного мучителя. Но он быстро отпустил мою руку и, принялся что-то рассматривать на земле. Потом сказал:

— Я лишь хочу предупредить тебя, Диана-охотница. Будь осторожна с Рене, ведь все

совсем не так как ты думаешь, все намного глубже и опасней. Для тебя. И для нее

быть может. Ты разбила самое искушенное сердце, но порой даже я не могу понять

какие чудовища живут в этом сердце. Оно слишком мудрое, чтобы быть юным, но оно

юное… И в этом проблема, Клер. Зная о жизни и об окружающем мире очень многое,

Рене в то же время не имеет своего жизненного багажа, опыта, чтобы уметь

разложить все по полочкам в своей голове, сопоставить практику и теорию. Из-за

этого противоречия у нее родилась собственная логика, собственная мораль,