Игорь Матвеев - Ты только живи
Я решил, что если Теодориду не объявится в течение трех следующих дней, то отправлюсь на Самотраки. Логичней, конечно, было сделать это, побеседовав с автором заметки, но терять время и деньги я больше не желал. В первые дни я познакомился с девушкой из булочной — той самой, что навела меня на газету «Гноми», — и узнав, что она работает с напарницей через день, стал подумывать, не пригласить ли ее на остров в качестве переводчицы — не бесплатно, разумеется.
Но до разговора с Лидой (так звали продавщицу) не дошло.
Потому что на третий из «отпущенных» мной неуловимому журналисту дней он, наконец, появился. Ответственный секретарь «Гноми» госпожа Пападопулу, до сих пор отвечавшая, что господин Теодориду еще не вернулся, на этот раз сказала: «Да. Завтра выйдет. Можете приезжать».
Итак, на ожидание неуловимого журналиста я потерял полторы недели. Хорошо еще, если редактор и госпожа Пападопулу за все это время не задумались, как может «инженер «Интергаза» так долго находиться вдали от возводимого объекта!
В тот вечер я укладывался спать с осознанием того, что грядущий день должен принести мне что-то очень значительное.
22
— Янис Теодориду, — проговорил мужчина, подавая руку.
Это был высокий седеющий брюнет, лет сорока с лишним — на сколько тянуло это лишнее, определить было нелегко. На нем была серая куртка со множеством карманов и молний — довольно нелепой для такого возраста молодежной модели — и основательно, почти до белизны вылинявших джинсах.
— Игорь Сибилев.
— Гм, где нам поговорить? — он окинул взглядом редакционную комнату. Обе женщины время от времени бросали на нас любопытные взгляды, продолжая в то же время щелкать на своих компьютерах. Длинноволосого парня на этот раз не было. — Пожалуй… знаете, здесь рядом есть кафе. Мы ходим туда обедать. Не возражаете?
— Нет.
Какая-то напряженность, что ли, была в манере «лучшего журналиста» газеты «Гноми». Или настороженность. Нет, определенно мой визит не доставил ему особого удовольствия. То есть вообще никакого.
Тут я подумал, что изначально начинаю без оснований подозревать в чем-то господина Теодориду. Почему напряженность? При чем здесь настороженность? «Тоже мне, психолог доморощенный!» — обругал я себя. Ну разве не может это просто быть досадой человека, у которого за время отсутствия в редакции скопилась гора всяческих дел и который вместо того, чтобы заняться ими, вынужден терять время неизвестно на что и неизвестно зачем?
— Итак? — начал он, когда мы уселись у окна уютного, но совершенно пустого кафе, заказав по чашке кофе. — Костас сказал мне, вы хотели узнать что-то о гибели того русского.
— Белоруса, — поправил я. — Дмитрия Захаропулоса.
— Белоруса, — согласился он. И добавил: — Смешно, конечно: белорус с такой фамилией.
— Он из понтийцев. То есть его отец. Просто они когда-то переехали в Беларусь. Я — друг жены Дмитрия. И она просила меня выяснить все как можно подробней.
— Ну, насчет подробней не уверен. Но что знаю, скажу. Спрашивайте.
— Как это произошло?
Он усмехнулся.
— Как? Если бы я знал… — он полез в карман за сигаретами.
— Но ведь вы написали…
— Написал только то, что мне стало известно.
— Как? Как стало известно?
Теодориду положил на столик полупустую пачку, похлопал себя по карманам.
— Черт, зажигалку забыл. У вас нет?
— Я не курю.
Он повернулся и сказал что-то по-гречески девушке, стоявшей за стойкой. Та принесла ему коробку спичек.
Журналист затянулся, отпил глоток кофе.
— Как стало известно? Да совершенно случайно. Я поехал на Самотраки. Знаете, на выходные там можно неплохо отдохнуть — природа и все такое… В сентябре погода еще ничего, хотя туристский сезон уже заканчивается. Остановился в Лаккоме, это такая небольшая рыбацкая деревушка, там у меня знакомые. Они и рассказали мне, что накануне нашли выброшенную на берег лодку, которую взял на время проживавший у них иностранец.
«Интересно. Дмитрий приехал искать клад на суше, но зачем-то взял лодку».
— Почему же они решили, что она принадлежит… то есть что на ней плавал Захаропулос? Кстати, а откуда вы узнали его фамилию?
— Рыбаки и сказали. Он же должен был как-то представиться, верно? Да, так вот: поскольку он снимал у одного из местных комнату, они и решили, что, вполне возможно, имел место несчастный случай: он пропал за два дня до этого.
— Как пропал?
— А вот так. В самом, так сказать, прямом смысле слова. Не вернулся.
— Может, романтическое рандеву?
— Да нет, после этого он вообще не появился.
— Кстати, о женщинах. Он приехал на Самотраки один?
— Скорее всего. По крайней мере, никого другого с ним не видели.
«Значит, он был на острове без Софии?»
— И чем он там занимался?
— Ну, наверное, тем же, чем все остальные туристы: отдыхал, осматривал достопримечательности. Знаете, Греция такая страна, где каждый камень под ногами — уже история.
— Сколько пробыл на острове Захаропулос до своего исчезновения?
— Точно не скажу. По рассказам деревенских, несколько дней.
— Полиция проводила расследование?
Теодориду пожал плечами.
— Не думаю. Для этого, по крайней мере, надо заявление. Или, простите, труп.
«Кажется, Инна говорила, что заявление было».
— А что, заявления не было? От жителей? Ну, от того, у кого Захаропулос снимал комнату?
Журналист равнодушно проговорил:
— Может и было. Но если честно, кому это нужно? Всем, знаете, и своих забот хватает. К тому же предположения к делу не подошьешь: а вдруг он просто уехал, не попрощавшись? Как говорится, по-английски. Правда, лодка… н-да… Но все равно глупо предполагать, что полиция при помощи водолазов начнет прочесывать дно Эгейского моря. Простите.
Теодориду помолчал и уже с некоторым раздражением добавил:
— Если вы хотите знать, проводил ли я, так сказать, журналистское расследование этого происшествия, то скажу сразу: нет. Зачем мне это было надо? Заметка в десяток строк. Я ее даже не подписывал.
«Зачем же ты тогда вообще писал ее?» — подумал я, чувствуя нарастающее разочарование. Разговор с «первоисточником» мне решительно ничего не дал. И напрасно я искал в манерах журналиста что-то подозрительное, настораживающее. Просто он заранее знал, что разговор окажется потерей времени — и для него, и для меня.
Так оно и вышло.
Теодориду допил свой кофе и нетерпеливо посмотрел на меня. Пора, дорогой, и честь знать, читалось в его взгляде.
Александруполис — город маленький. Чем черт не шутит. А вдруг?..
