Вера Кауи - Запретный плод
Она взглянула на будильник. Девять. По меркам ее предыдущей жизни поздно. Ее мать считала, что всякий, кто поднимался с постели после семи, был лентяем. В доме было тихо. Не спалось только Мэгги. Она жаворонок. Как откроет глаза – все. Она осторожно выскользнула из постели, взяла халат и тапки – тоже подарок мисс Кендал – и тихонько спустилась вниз. Поставила чайник и заварила чай.
Сидя за столом с чашкой чая, она пыталась обдумать план на будущее. Вдруг отворилась дверь и на пороге появились двое ребятишек в замызганных свитерах и штанишках.
– Привет, – сказала Мэгги.
– А ты кто? – спросила девочка, которая, видно, была посмелее. В ее словах звучало не удивление, а любопытство.
– Я Мэгги. Подружка Дорри.
– А!
Удовлетворившись ответом, они подошли к столу, и девочка, ей было лет десять, взяла пару чашек, налила чаю, добавила молока и сахару. Потом придвинула стулья, подала одну чашку брату, другую взяла себе и с надеждой спросила:
– А ты завтрак готовишь?
– Может, мама приготовит или Дорри?
Девочка поглядела на нее так, будто хотела сказать: «Ты что, с луны свалилась?»
– А что бы вам хотелось на завтрак?
– Яичницу с ветчиной.
– А где у вас продукты?
Девочка хихикнула. Братец, пока не проронивший ни звука, тоже.
– Да нет никаких продуктов! Как говорит мама, одно дело – что ты хочешь, другое – что получаешь.
Мэгги, чутко воспринимавшая токи, исходящие от других, среагировала мгновенно.
– Тут где-нибудь поблизости есть магазинчик? Девочка кивнула.
– Там можно купить продукты? Она кивнула еще раз.
– Тогда иди оденься и проводишь меня, мы купим и ветчину, и яйца.
Девочка подхватила братца, и они быстро исчезли за дверью. Мэгги проверила содержимое буфета и полок. Пусто. Банка консервированных бобов, еще одна – с горошком, полбанки сливового джема, пачка маргарина – вот и все. Еще удалось найти полбатона белого хлеба. В ящике за окном с полкило сосисок. Это мы трогать не будем, решила она. Потраченные пара шиллингов могут оказать ей более ценную службу.
Через несколько минут явились ребятишки – неумытые и непричесанные, но переодетые. Девочка надела ситцевое платье, которое давно было пора постирать и подштопать, кофту с продранными локтями, а мальчик – длинные шорты и свитер с множеством затяжек. Обуты оба были на босу ногу.
– А ты что же не оделась? – упрекнула девочка Мэгги.
– Один момент.
Мэгги поднялась наверх. Дорри по-прежнему спала. Мэгги зашла в ванную, умылась, зачесала волосы назад и спустилась вниз. Ботинки она надела уже внизу.
– Ты не бойся шуметь, – хриплым голосом, напоминающим контральто Марлен Дитрих, успокоила ее девочка. – Они спят как убитые.
– Как тебя зовут?
– Кэти. А он Билли, – ответила девочка и с надеждой спросила: – А ты наш новый жилец?
– Может быть. Посмотрим, – сказала Мэгги и как бы между прочим добавила: – А у вас много жильцов перебывало?
– Много, – равнодушно ответила Кэти.
Мэгги со своим цепким умом сразу кое-что скумекала.
– Итак, идем в магазин, – скомандовала она.
В магазине было буквально все. Мэгги взяла ветчину, дюжину яиц, хлеба, полфунта масла, банку мармелада, жестянку растворимого кофе и пакетик шоколадных конфет.
– Мама всегда покупает по воскресеньям газеты, – сказала Кэти.
– Какие?
Кэти взяла со стенда «Ньюс оф зе уорлд» и «Пипл».
– И давай Билли комикс купим!
Глазки и голосок у Кэти были сама невинность, но Мэгги распознала в ней родственную душу. Билли уже деловито выбирал «Денди» и «Беано».
Вернувшись в дом, дети каждый со своим комиксом мигом исчезли, а Мэгги пошла в кухню. Прежде всего надо было вычистить газовую плиту, иначе готовить на ней было просто невозможно. Домашняя работа была Мэгги не в тягость. Она с ранних лет имела в доме свои обязанности. Работала она быстро. Поначалу мать относилась к этому с подозрением: быстро хорошо не бывает, говаривала она. Но к Мэгги это не имело отношения. Тщательно посыпав покрытую грязным жиром плиту порошком, она быстро очистила плиту. А заодно отскребла грязь с поверхности деревянного стола и вычистила сковородку, на которой собиралась жарить яичницу.
Привлеченные запахом, в кухню пришли ребятишки и уселись за стол, с нетерпением ожидая, когда она поставит перед ними еду. Оба мгновенно очистили тарелки и подобрали остатки кусочком хлеба. Потом намазали на хлеб мармелад.
– Ну как, сыты? – спросила наконец Мэгги.
Кэти кивнула, вытирая губы рукавом. Билли, по своему обыкновению, промолчал.
– Дорри проснулась, – объявила Кэти, осушив чашку с чаем. – Ей бы тоже чайку.
– А мама спит еще?
Кэти взглянула на часы, стоявшие на полке.
– Еще только полодинналнатого. Она раньше двенадцати не встает.
Они с Билли углубились в свои комиксы. Дорри сидела в постели, накручивая волосы на развернувшуюся папильотку.
– А ты ранняя пташка!
– Привычка, – коротко ответила Мэгги, протягивая ей чашку.
– Ой, какая прелесть! Кэти говорит, ты их завтраком накормила. – В голосе Дорри прозвучало недоверие.
– Да, надеюсь, им понравилось.
– Еще бы! Еще бы не понравилось! Они яйца с ветчиной видят только в те дни, когда их папаша приносит денежки. А моя получка идет неизвестно на что. – Она подула на чай. – Рини страшная транжирка. Прокуривает массу денег, остальное тратит на газеты да журналы. Дети сами себе предоставлены.
– Тебе тоже приготовить завтрак? – спросила Мэгги, почуяв, что она на верном пути.
– Не отказалась бы от гренков с ветчиной.
– Пять минут, – ответила Мэгги.
Войдя в кухню, Дорри первым делом включила транзистор. Зазвучала музыка. Мэгги почувствовала прилив сил – музыкальный аккомпанемент сразу ее взбодрил. Заметив ее реакцию, Дорри согласно кивнула:
– Я тоже люблю «Бич Бойз».
Ей было невдомек, что Мэгги слышит эту группу впервые в жизни. Она села за стол и уткнулась в газету.
Стоя у плиты, Мэгги наслаждалась звуками музыки, столь обычными для Дорри, как ни в чем не бывало читавшей газету, прихлебывая чай. Для них это в порядке вещей, думала Мэгги, но для нее атмосфера дома, в который она попала, была диковинной. По воскресеньям у них знали одно – церковь. Утром, днем и вечером. В эти дни в доме стояла еще более глухая тишина, чем в будни. Сейчас музыка будоражила ее. Нормой жизни под родительским кровом была тишина, родители почти не разговаривали ни с ней, ни друг с другом. Эту обстановку можно было бы назвать монастырской, если бы родители даже монастыри не считали вместилищем разврата.
Мэгги вдруг подумала, что она впервые оказалась не просто в жилище, а в настоящем доме. Вот как, оказывается, живут те, кого называют «простые люди», те, кого родители проклинали как грязных развратников. Этот дом был беден; ее собственный тоже нельзя было назвать роскошным, но в нем соблюдалась стерильная чистота. Но несмотря на то, что тратилась масса сил на поддержание этой чистоты и порядка, дом был неуютным. А эта кухня, которая даже после уборки была далека от идеала, которого придерживалась ее мать, все же была уютной и теплой.
