Юлия Лавряшина - Гринвичский меридиан
Уходя из школы, она оправдывалась перед каждым, хотя никто ее и не обвинял: "Все равно ведь ничего не платят. Я заказами больше заработаю". И ее надежды оправдались в первый же месяц. Теперь они с отцом жили на ее деньги, потому что медикам зарплату выдавали только время от времени. Мама и меня пыталась привлечь к своему "бизнесу", как она гордо именовала пошив дамской одежды, но мои руки отказывались держать что-либо, кроме карандаша и кисти. Маме я не говорила, что все еще продолжаю рисовать. Она пугалась так, словно это желание уже само по себе являлось признаком рецидива.
Мы так и не успели до конца выяснить степень маминой географической эрудиции, потому что вошел отец и так посмотрел на нее, что меня просто вынесло из кухни. Когда я вошла в комнату, Пол стоял у окна, спиной к нему, а Рита рядом. Так близко, что я физически почувствовала, как истомился Пол от желания отодвинуться. Рита непринужденно болтала, и он поддерживал беседу, но стоило мне появиться, как Пол весь так и засветился.
"О чем они так долго разговаривали? — с беспокойством подумала я. — Рита умнее меня и уж куда образованнее. Наверно, ему интересно с ней…"
— Я видел твои рисунки, — радостно сообщил Пол. — Очень талантливо. Почему ты не показала?
— Мои рисунки? Разве у родителей что-нибудь осталось?
— О! Все стены в… Той комнате, где спят.
— В спальне? Да не может быть!
Он поманил меня:
— Пойдем.
Бесцеремонно бросив Риту, мы удалились, а она проводила нас таким ошеломленным взглядом, что ее подозрения проступили наружу. Но мы еще не дошли до того, чтобы заниматься любовью на родительской кровати в их же присутствии. Хотя мне и хотелось этого.
— Вот! — с гордостью сказал Пол, будто демонстрировал мне собственные работы.
Широким жестом экскурсовода он обвел стены, сплошь увешанные моими гравюрами и акварелями.
— С ума сойти! — простонала я. — Они же сами запретили мне заниматься в художественной школе.
— Как?! — поразился Пол.
— Так. Когда я заболела… Ну, я говорила тебе! У меня начались жуткие депрессии. Родители решили, что все это связано с живописью. В общем-то, они не ошиблись. У меня случались всякие видения.
Оглянувшись, я шепнула:
— И сейчас бывают. Ты только им не говори.
— Не скажу, — серьезно пообещал Пол. — Часто бывают?
— Нет, совсем редко. Это не страшно. Разве тебе никогда ничего не мерещится?
— Да, — ответил он, не рискнув повторить слово "мерещится".
Я с сомнением посмотрела в его ясные серые глаза. Было непохоже, чтобы в их глубине могло таиться безумие. Наверное, он просто решил поддержать меня. Я обняла его, и Пол слегка меня приподнял. "Ненавижу твою Англию! — подумала я, вдыхая его тепло. — Ты вернешься туда через год, и я опять останусь одна…"
В комнату с опаской заглянула мама, и он разжал руки.
— Вы что тут делаете?
— Любуемся вернисажем. Чья идея?
— Моя, — смущенно призналась она и, медленно поворачиваясь, осмотрелась. — Так кажется, что ты живешь дома. Как-то спокойнее… Кофе готов, пойдемте?
Выходя за ней следом, я растроганно проговорила:
— Надо было заварить для Пола чай. Сейчас как раз "five o'clock".
Он ткнул меня сзади в спину. Обернувшись, я поразилась тому, как Пол покраснел.
— Я не робот. Я не веду себя за… програм-миро-ван-но… — прошипел он, запинаясь.
— Ой, Пол, извини, — спохватилась я. — Это глупо с моей стороны.
— Ничего, — тут же отошел он и уже с прежним невозмутимым достоинством уселся за стол и с недоумением воззрился на Риту, Которая разговаривала по мобильному телефону, низко наклонившись над чашкой, словно так ее было хуже слышно.
— И знать ничего не желаю! — резко ответила она кому-то, и все за столом невольно замерли. — Я тебе сказала, что достану деньги, значит достану. Начинай работать!
Отключив трубку, Рита оглядела нас и, задержав взгляд на бесстрастном лице Пола, пояснила:
— Мемориальную доску заказали одному скульптору… Да твоему соседу! — она коротко взглянула на меня и снова повернулась к Полу.
— Алениному отцу, — успела сказать я.
— Зажрался совсем, — в сердцах бросила Рита, не заметив, как у Пола дернулись брови. — Такую цену запросил, что я губернатора второй месяц уломать не могу… А ведь хорошему человеку делаем, художнику.
У нее так горели глаза, когда она смотрела на Пола, что я в отчаянии брякнула:
— Полной бездарностью он был, твой хороший человек!
— Царство ему небесное, — поспешно вставила мама. У Риты дернулась голова в мою сторону, но произнесла она, по-прежнему глядя на Пола:
— Ну, тебе, конечно, лучше знать…
Хитро поглядев на нас, отец, посмеиваясь, спросил:
— Мистер Бартон, а как вам понравились Томкины рисунки?
— Чьи? — с недоумением переспросил Пол. Он еще не запомнил, что меня можно называть Томкой. Отец неловко поправился:
— Тамары, дочери моей.
— О! Я говорил… Очень талантливо. Я хотел бы иметь один. Чтобы повесить в своем доме в Лондоне.
Мои родители в замешательстве переглянулись. Видимо, они были уверены, что я сама уже наполовину обитаю в этом лондонском доме. И Пол угадал их взгляды.
— Тамара сама выберет место для рисунка… Я думаю, мой дом тебе понравится, — с надеждой сказал он мне.
— Я тоже так думаю, — поспешно отозвалась за меня мама.
Когда она волновалась, лицо у нее становилось румяным и скорбным, как у рафаэлевской Мадонны. Отец решил снова сменить тему и поинтересовался состоянием современного изобразительного искусства Англии, на которое ему было начихать с высокой колокольни. И Полу, видимо, тоже, потому что он от смущения прибегнул к услугам переводчика.
— Мистер Бартон не считает для себя возможным комментировать достижения художественной богемы Лондона, потому что много лет не имеет с ней никаких контактов, — объявила Рита столь официально, будто половину жизни прослужила в посольстве Великобритании.
— А-а, — только и смог ответить отец.
— В Англии никогда не было своего изобразительного искусства, — показала я Полу красную тряпку за то, что он обратился за помощью к Рите.
Он тотчас разволновался, как бык на арене.
— Было! А Тернер? Он… как это? Предугадал импрессионизм. Бонингтон? Ван Дейк жил в Англии.
— Вот именно — жил. И потом, когда это было!
Рита напомнила:
— Вы забыли Джона Констебля.
— Не забыл, — заупрямился Пол. — Я хотел сказать о нем отдельно.
— Особо, — по привычке поправила я и снова кинулась в бой. — Да разве он того стоит?
— Он… начал пейзаж Англии!
