Твое имя - И Эстер
Я отдернула руку. Кровь отхлынула и заструилась быстрее. Мой мозг словно пронзило электрическим током.
Я толкнула дверь и проскользнула в бурлящую толпу отцов, матерей, сыновей, дочерей и незаконнорожденных детей. О сразу последовала за мной. У меня было отчетливое ощущение, что я покидаю один приют для потерявшихся детей и попадаю в другой. Второй был просто больше, и дети не знали, что они дети.
В квартире О работал телевизор на максимально возможной громкости. Диван был пуст. Мать О, по-видимому, находилась в своей спальне с закрытой дверью. О уже собиралась выключить телевизор, когда застыла с пультом в руке.
– Ты слышишь? – спросила она.
Я подняла взгляд от стола, на котором распаковывала еду, которую мы купили на вынос. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы распознать в назойливом шуме, доносящемся с плазменного экрана, человеческий язык. Ведущий новостей сообщал о том, что «Банда Парней» нарушили свое молчание и объявили, что они вернутся «слабее, чем когда-либо». Десять фанатов по всей стране будут выбраны путем лотереи для участия в их первом мероприятии. Что совершенно невероятно – в «Полигон Плаза», в штаб-квартире развлекательной компании. Никто не знал, где находится «Полигон Плаза», не говоря уже о том, как она выглядит. Меры безопасности будут строгими. Участники должны будут предоставить копии официальных удостоверений личности. Диктор добавил, что никакой новой информации о Муне не поступало, но по фэндому начали распространяться слухи о его неожиданном возвращении.
– Он никогда не вернется, – отрезала я.
Это был первый раз, когда мне пришла в голову подобная мысль, но я была уверена в ее истинности.
– Наверное, ты права, – согласилась О, выключая телевизор. – Тем не менее ты должна принять участие в лотерее.
– Нет. Я настолько уверена, что он никогда не вернется, что даже не могу в тайне надеяться на свою ошибку.
– Я не это имею в виду. Я согласна с тобой. Сами слухи доказывают, что он никогда не вернется. О Муне не может быть правдивых слухов. Он ускользает от любых предположений. Но ты должна принять участие в лотерее.
– Почему?
– Судя по слухам, между лотереей и Муном есть связь. Ты должна побывать в каждом месте, которое хоть как-то с ним связано. Особенно в тех, которые как-то связаны с ложью о Муне. Ты не можешь упустить ни единой детали.
– Так ты поэтому привела меня в приют для потерявшихся детей? – спросила я.
Я не могла скрыть своего раздражения. О совершенно невозмутимо начала открывать один контейнер с нашей едой за другим.
– Я знаю, что ты ни на шаг не приблизилась к тому, чтобы найти Муна, – сказала она. – Но это никогда не было тем видом поиска, в котором ты постепенно продвигаешься к цели. Правда, между вами, возможно, пролегли тысячи километров, но, пытаясь их измерить, ты приближаешься лишь асимптотически. Нет, должна снизойти рука с неба. Дерево, увешанное апельсинами, должно прорасти на химической пустоши. Вы должны быть именно там, где вам нужно быть, с помощью сокрушительной силы воли и напряженной покорности. Я пытаюсь найти для тебя новые выходы. Я не буду оттаскивать тебя от края пропасти. Я позволю тебе упасть. Ты оставишь меня навсегда. Я знала это с самого начала. Я веду тебя к мечте, которая не имеет ко мне никакого отношения. Мне не нужна твоя благодарность, но пока этот день не настал, можешь ли ты хотя бы позволить помочь тебе единственным доступным мне способом?
Мы принялись есть на диване в тишине. В какой-то момент у меня возникло неприятное ощущение, что за мной наблюдают. Я подняла голову, но дверь в комнату матери О по-прежнему была закрыта. Мой взгляд переместился влево. Через открытую дверь комнаты О я увидела холст, лежащий на полу.
– Что это? – спросила я.
О встала и пошла в свою комнату.
– Надеюсь, ты не против. – Она опустилась на четвереньки и посмотрела на край холста, как будто заглядывая в пруд. – Я рисую тебя. Слава богу, мы познакомились летом. Твоя подколенная ямка остается такой гладкой и белой, даже несмотря на то, что мы много гуляем по городу. Но при ближайшем рассмотрении я заметила сеть тонких складочек. На заднюю поверхность твоих коленей нанесена история твоих прекрасных движений. Это заставляет меня задуматься: является ли совершенство просто огромным скоплением мелких ошибок?
Я стояла за плечом О. Холст был почти пустым. В нижней половине очень детально была изображена задняя часть моего левого колена. Если бы О не сказала мне, я бы и не узнала, что оно мое. Я недостаточно хорошо знала эту сторону своих коленей. Тем временем подколенная ямка моей правой ноги существовала только в виде завитка черных штрихов. Размер и расположение коленей наводили на мысль, что на картине в конечном итоге будет изображено все мое тело.
– Я еще не закончила, – сказала О. – Ты все еще мало знакома для меня.
Я была ошеломлена самим фактом существования этой картины и тем, как воображение О смогло раскрыться и раздвинуться, словно шейка матки, чтобы родилось такое восприятие моих конечностей. Даже в первых мазках на холсте я увидела, что эта работа станет моим воплощением, более правдивым, чем любое мое отражение в зеркале. Перспектива этого изображения – того, что оно может показать, – внезапно испугала меня. В действительности, картина О заставила меня пожалеть, что я не могу вернуться во время, предшествовавшее моему рождению, когда я готовилась к появлению на свет и к ограничениям тела, которые за этим последовали. Тогда я могла бы заранее спланировать всех персонажей, которыми я осмелилась бы стать. Эта фантазия, конечно, была бессмысленной. Я уже нахожусь здесь, в гуще этой жизни, на параде упущенных возможностей, в ежесекундном осуждении моей посредственности.
Я встала на одно колено и наклонилась, чтобы осмотреть заднюю часть другого, но я не смогла увидеть эту область целиком, как бы сильно я ни старалась изогнуться. Заинтригованная этим неуловимым участком кожи, я использовала одну из деревянных палочек для еды, которые все еще держала в руках после ужина, чтобы рассмотреть свои подколенные складки. Я проводила палочкой с возрастающим нажимом, загипнотизированная необычным ощущением, как вдруг кожа лопнула. Жемчужина крови вырвалась на свободу. О, услышав мой тихий вздох боли, повернулась и шлепнула меня по руке, убирая ее с моей ноги.
– Это просто задняя часть моего колена, – сказала я. – Она мне не очень нравится.
– Иногда ты бываешь настоящей идиоткой, – вздохнула О.
– Это мое колено. Я не хочу, чтобы оно что-то значило. Разве не я должна это решать?
О не ответила. Она протирала мою подколенную ямку влажной салфеткой. Она была намного ближе к этой части моего тела, чем я сама, и мне казалось, что они вдвоем были в сговоре против меня.
Не в силах долго оставаться в стороне, Т/И снова видит Муна на концерте. Она ошеломлена так же, как и в первый раз. Ее грудь сжимается от паники, когда она вспоминает, что Мун отправится в турне с другими мальчиками на следующие четыре месяца, не оставляя ей другого выбора, кроме как следовать за ним по всему миру. Она задается вопросом, сколько еще концертов ей придется посетить, прежде чем она добьется хоть какого-то подобия удовлетворения.
«Удовлетворения от чего?» – спрашивает она себя.
Темно-синий свет заливает сцену. Пришло время для новой сольной баллады Муна. На нем белая свободная рубашка, сплошь усыпанная настоящими бриллиантами. Они утяжеляют тонкий кашемир, подчеркивая детскую миниатюрность его плеч.
Он начинает танцевать. В середине песни он вскидывает руки в воздух. Затем он делает то невероятное движение, свидетелем которого она стала несколько месяцев назад в их квартире. В этом движении ничего не изменилось, и все же она практически не узнает его – возможно, дело в сцене, зрителях, изменившихся обстоятельствах. Это движение повергает всех в неистовую эйфорию, даже Т/И испытывает новую волну радости. Она гордится им, рада, что мир наконец-то может увидеть это мгновение красоты.
