Предать, чтобы спасти - Нина Резун
Лариса пригласила нас за стол. Она извинялась, что он небогат на яства, но на большее у нее не хватило времени, так как Маша весь день капризничала. Мы, разумеется, ее успокоили, что не стоило заморачиваться по поводу стола, могли обойтись одним чаем.
Отец спросил, как идут дела по подготовке к свадьбе, купила ли я платье. Говорить об этом, когда отец жил в столь скромных условиях, было неловко. Он давал мне деньги на организацию банкета, на платье и обувь, а сам довольствовался малым. Марк отвечал сам, потому что слова застряли у меня в горле. Но про платье он не знал, и я ответила, что пока его не купила, не сошлись во вкусах с мамой. Я планировала пойти в салон завтра и сделать выбор самостоятельно.
Мельком я бросила взгляд на Ларису. Она сидела, опустив глаза, словно бы разговаривая с Машей, притихшей у нее на коленях. У меня закралось подозрение, что тема наших предсвадебных трат ей неприятна. Но я ведь не каждый день выхожу замуж, пусть потерпит. Мне тоже предстоит терпеть и мириться с ее существованием. Не говоря уже о существовании ее дочери. И все угрызения совести как ветром сдуло.
Когда мы ехали домой, Марк заметил, что у меня миленькая сестренка.
– Не называй ее так, пожалуйста. Я же просила.
– Все-таки ревнуешь. Ты привыкнешь, поверь моему опыту.
– Какому опыту, Марк? Сколько лет твоим брату и сестре, а ты ни разу их не видел и не стремишься к этому?
– Ты знаешь, это из-за мамы.
– Мне мама не помешала познакомиться с Машей. Что мешает тебе? Только твои собственные убеждения.
– Ладно, проехали. Давай лучше поговорим о другом.
– О чем?
– О квартире. О вашей квартире. Я посчитал некорректным поднимать эту тему в присутствии Ларисы, и решил сначала обсудить с тобой.
Я заинтересовано обернулась.
– Рад, что эта тема тебе любопытна.
– Ты еще ничего не сказал, откуда такие выводы?
– Я назвал ее имя, и полагаю, именно это вызывают твою реакцию. Но опустим мои наблюдения. Сейчас я буду говорить, как юрист, надеюсь, ты меня поймешь. Твои родители подали на развод?
– Да. Практически сразу.
– И отец планирует жениться после его получения, так?
– Думаю, да. Он ответственно относится к таким вещам. Ведь в его новых отношениях есть ребенок.
– А также он является собственником квартиры, где вы с мамой живете, все верно?
– Да, наверное, я не очень в этом разбираюсь. Кажется, квартира принадлежит им обоим.
– Какие у них планы по поводу квартиры?
– Они не собираются ее делить, если ты об этом.
– Тебе надо попросить отца переписать на тебя его долю, оформить дарственную.
– Он и так остался ни с чем, а ты хочешь, чтобы я у него последнее отобрала?
– А ты хочешь, чтобы в случае его смерти, на его долю претендовали еще двое наследников?
– Марк! Как ты можешь говорить мне про смерть папы?!
– Лиза, это жизнь. Мы не знаем, где и когда она оборвется. Я юрист и должен позаботиться о твоем благополучии. Вопрос остался открытым, ты хочешь делить наследство с его новой женой и ребенком?
Мысль о смерти отца была невыносимой, но Марк говорил разумные вещи.
– Что ты от меня хочешь, Марк? Ты меня слишком хорошо знаешь, чтобы самому не ответить на этот вопрос.
– Тебе надо поговорить с отцом и попросить оформить дарственную.
– Я не могу. Как ты себе это представляешь? Я должна с отцом говорить о его смерти? Это бесчеловечно.
– Хорошо, давай я поговорю.
– Какой тебе в том интерес, Марк? Тоже претендуешь на эту долю в случае моей смерти?
– Зачем она мне? У меня есть квартира. Ты видимо, не в курсе. Но квартира, где живет моя мать, принадлежит мне. Они с отцом давно переписали ее на меня. Еще когда разводились. Я беспокоюсь исключительно о тебе. Чтобы потом ты не говорила мне, что я юрист и не позаботился о твоем благе, зная все тонкости. Ну, так что, будешь делиться с Ларисой и сестренкой или мне поговорить с Андреем Александровичем?
– Марк, ты опять?! – услышав «сестренку», возмутилась я. – Хорошо, поговори. Только пусть папа не думает, что я желаю ему смерти. Не говори, что обсуждал это со мной.
– Договорились, – засмеялся Марк.
Я ехала в свадебный салон, чтобы выбрать и купить платье. Погода благоволила к прогулке, и я сошла на остановку раньше. Моя дорога лежала через сквер. Он внушительных размеров, но довольно запущенный. Деревья, которые растут вдоль дорожек, давно никто не обрезал и не спиливал засохшие ветки. Когда-то здесь были клумбы с цветами, но сейчас на них растут только сорняки, да валяется всякий мусор. Несколько тропинок, пересекающих этот сквер, сходятся в центре, и раньше на этом открытом пространстве находилась большая карусель, управляемая только руками человека. Но несколько лет назад ее убрали, а яма, куда была вмонтирована карусель, так и осталась незаложенной, представляя собой опасность. Ее огородили деревянными козлами, которые тоже сломались и наполовину провалились в эту яму. По краям дорожек сквера стоят облезлые лавочки со сломанными гнилыми перекладинами. Сидеть на таких лавочках невозможно. В одном из уголков сквера виднеется детская площадка с песочницей, качелей и каруселью. Но все настолько ржавое и старое, что может привлечь к себе только самых отчаянных мамаш и их несмышленых отпрысков. Этот сквер не предназначен для приятного отдыха, а скорее служит для сокращения маршрута к месту назначения, и именно из-за этого часто многолюден.
Еще издалека я заметила цыганку, бродившую с маленьким мальчиком по аллее. Она порывалась остановить прохожих, в основном женщин, и что-то им предлагала. Но те отшатывались от нее как от чумной и ускоряли шаг. Мой путь лежал мимо нее, и я не знала, как поступить – изменить маршрут, чтобы не стать жертвой ее домогательств, или смело пойти навстречу. Но в который раз напомнив себе, что страху надо смотреть в глаза, я решила не сворачивать со своего пути. Я взглянула на нее, как на соотечественницу Шандора, близкую ему натуру, и вложила в нее лучшие от него качества. Ведь не может он один быть таким исключительным среди цыган. Я убедила себя, что зла от нее не будет, что наши страхи перед этим народом от незнания их традиций и обычаев. Но ведь я знала,
