Измена. Право на сына (СИ) - Арина Арская
— Предупредил?! — охает Лена. — Только предупредил? Пожурил за щечку? — ее глаза вспыхивают. — Этого мало!
— Думаешь, стоило ей шею свернуть и в лесу закопать, чтобы тебе спокойно спалось под боком мужа?
Судя по ее разочарованному взгляду, этого она и ждала. Какая прелесть.
— Она продолжает тебя шантажировать?
— Нет, но где гарантии.
— Я тебе не дам гарантий, Лена, — заглядываю в ее глаза. — И если ты так хочешь крови, то давай-ка сама Жанну закапывай в лесу. Твои возможные проблемы с мужем меня не должны волновать. Моя жена вот в курсе происходящего.
— Но это ведь твоя вина, — шипит Лена мне в лицо. — Это ты полез на наглую идиотку, которая нас раскрыла. Возьми на себя ответственность!
— А, может это тебе пора взять ответственность за то, что изменяешь мужу, Лен?
А? Нет? Так мы не хотим?
— Я тогда все потеряю.
— Не драматизируй, — усмехаюсь. — Раз зашла речь о моей мужской ответственности, то так уж и быть я помогу тебе найти хорошего адвоката, который разрулит твой бракоразводный процесс, поделит имущество в твою пользу, решит вопрос об опеке.
— А после?
— После, Лена, ты можешь уехать в другой город и начать жизнь с чистого листа, — цежу я сквозь зубы. — Туда, где тебя никто не знает, и не будет обсасывать твой развод. Ничего страшного. Сейчас большая нехватка учителей, и среди них есть разведенки.
Она возмущена моим предложением. Крылья носа вздрагивают, в уголках глаз блестят злые слезы.
— Ты говорил, что любишь меня.
— Напомни, когда это было?
Молчит и вскидывает подбородок.
— Тогда, когда ты по уши втрескалась в студента медика, Лена. Именно тогда я тебе это и сказал. Тогда я тебя позвал тебя замуж, — недобро щурюсь. — Я был серьезен в своих намерениях. Вот тогда я был готов к ответственности, моя милая, а кода мы случайно встретились пару лет назад, у меня не было цели в итоге остаться с тобой. И ты это знала, Лен. Я ни разу не поднимал вопрос о том, чтобы ты развелась и ушла ко мне. И мы не строили с тобой совместных планов на будущее:
— Но я…
— Любишь меня? — вскидываю бровь. — Прибереги эти слова для мужа-импотента.
— Не смей.
— Ты была голодной, Лен. Физически. У вас под одеялом все плохо. Видимо, ночные смены, многочасовые операции сказались на талантливом хирурге, у которого страсть не к жизни как таковой, а к кишкам и крови.
— Прекрати.
— Да и что сравнится с комплексом бога, да? А хирурги им часто страдают.
Особенно те, кто идут по головам к признанию. Смысл тратить время на жену, когда надо написать статью в научный журнал, подготовиться к симпозиуму, на котором надо блеснуть и собрать лавры? И ты его в этом поддерживаешь. Ты ведь должна быть замужем за гением.
— Он спасает жизни.
— И ты не хочешь терять гения, которым хвастаешься перед подружками, коллегами, родственниками. Он твой проект, да? Сама в свое время поддалась уговорам родителей поступить в педагогический, когда хотела в медицинский.
— Ты несправедлив ко мне.
— Сейчас ты в панике. Ты липнешь ко мне, потому что тебе несолидно быть разведенкой с двумя детьми. Так вот, Лен, — приближаю свое лицо к ее. — Давай начистоту. Мне твои дети не нужны, и не станут они мне родными и любимыми. И это уже мне несолидно сейчас разводиться, чтобы потом жениться на тебе. Что ты мне дашь, кроме проблем? В чем твое преимущество для меня, как крупного бизнесмена?
— А в чем преимущество твоей жены?
— Начнем с очевидного, — улыбаюсь. — Она мать моего сына. А теперь к неочевидному. У нее талант заводить дружбу с серьезными семьями. С полоборота располагать к себе людей, с которыми полезно и важно быть в хороших отношениях. А еще она не из тех, кто будет изменять в браке.
У Лены дрожат губы. Она отворачивается и шепчет:
— Ты разрушил мою жизнь.
— Я тебя силой не брал, — устало вздыхаю, сглатываю ком тошноты, который растекается слабостью и болью в теле. — Не вынуждал. Я помогу с разводом, если Слава залупится, но на этом все.
— Что? — смотрит на меня круглыми глазами.
— Я устал, — смахиваю испарину со лба. — И я хочу, чтобы ты ушла.
— Мерзавец, — презрительно выплевывает мне в лицо и плывет к машине.
Дожидаюсь, когда ее хетчбэк с визгом шин рванет с места. Открываю калитку, несколько шагов по дорожке мимо цветущих кустов и я останавливаюсь. Прижимаю руку к ране. Острая боль, которая жаром расходится по всему туловищу. Вновь накатывает тошнота, слабость и в глазах темнеет.
— Макар? — слышу голос Ули.
Меня затягивает темнота, что пульсирует спазмами, и ноги подкашиваются. Я падаю. Падаю мешком.
— Макар! Дина! — визг Ульяны режет перепонки ржавым ножом. — Вызови скорую!
Дина!
Выхватываю среди размытых пятен бледное лицо Ули и с перерывами на хриплые выдохи шепчу:
— Ничего никому не говори… ты ничего не знаешь… слышишь?.. Уля… Рот на замке держи… И стерва-няня пусть… молчит.
Глава 27. Хочу проснуться
Макар холодный и бледный. Испарина на лбу, шее, и рубашка на груди мокрая. Он то отключается, то опять ненадолго приходит в себя, чтобы потребовать моего молчания и того, что не было никакого ножа.
— Когда я заглянула в кабинет, чтобы сказать, что гостья пожаловала, он уже был на грани лихорадки. Лежал на диванчике.
— Да где скорая?! — в панике шепчу я.
— Ты будешь молчать… — взгляд Макара на секунду проясняется. Смотрит зверем на Дину.
— Буду, — та кивает, и Макар опять роняет голову мне на колени Тяжело дышит. Закрывает глаза. Поднимаю взгляд на Дину, и та тихо говорит:
— спокойно, Уля… — а у самой в зрачках застыл страх.
— А если он умрет?
Вой сирены, и Дина бросается к калитке. вдохи и выдохи Макара становятся тише.
— сюда! — кричит она.
Дальше все происходит, как в тумане. Дина оттаскивает меня к крыльцу. Один из медбратов осматривает Макара, задает вопросы, а затем задирает рубашку. Видит повязку, что пропиталась розовой сукровицей и хмурится. Перекладывают его на носилки и уносят.
— В какую больницу? — спрашивает Дина, а я оседаю на ступени.
Я бы кинулась за Макаром, но тело меня не слушается, а в ушах гул. Мне быть убийцей и вдовой? Мне предстоит ходить на кладбище, носить в сердце чувство вины перед сыном, которого лишила отца, и в мрачном молчании просить у серого надгробия прощения? Видеть в глазах свекровь черное отчаяние и жить в липкой и гнойной лжи десятки лет?
И кем я буду
