Не любовница - Анна Шнайдер
— Нет, ну он нормальный человек? — говорила она тогда, крутя пальцем у виска. — Погулял с молодухой, понял, что там только секс хороший, а вообще плохо кормят и рубашки гладят так себе, и назад — в тепло и комфорт. Вот что у этих мужиков в головах? Сперма?
— Видимо, — вздохнула Оксана. Она была целиком и полностью на стороне матери и вообще до определённого момента считала брак своих родителей идеальным. У них были очень душевные отношения, взаимопонимание и уважение, мама всегда заботилась об отце, а он — о ней. Оксана отлично помнила, как переживал папа, когда мама попала в больницу с выкидышем, после чего врачи сказали, что рожать она больше не сможет. Оксане тогда было десять, и поэтому ни братьев, ни сестёр у неё не случилось, несмотря на то что родители даже сейчас не были старыми — обоим не исполнилось и пятидесяти лет.
Да, она в этой ситуации была на стороне матери, потому что отца не понимала вообще. Чего ему не хватало, зачем он предал свою семью? Нет, она не могла понять. Но отца было жаль. Как Оксана поняла из рассказа матери, отец прожил со своей пассией недолго, меньше полугода, а потом сразу попытался вернуться, но мама его выставила. Однако он продолжал пытаться, регулярно являясь к бывшей жене, в том числе в пьяном виде. Это было ужасно, ведь отец Оксаны с юности не пил, а тут вдруг запил настолько, что чуть с работы не попёрли.
— Ксан, — сказала тогда мама и поморщилась, — ты это… поговори с ним, что ли. Он из-за тебя особенно переживает. Ты же трубку бросаешь, когда он звонит, на свадьбу с Колей его не пригласила. Нехорошо это.
— А то, как он поступил с тобой, с нами, — хорошо? — возмутилась Оксана. Её до сих пор трясло от злости, когда она вспоминала, как отец ушёл от них буквально за сутки, а мама потом неделю рыдала и за месяц сбросила почти десять килограммов, став похожей на скелет от рыбы. Она и так-то не была толстой…
— Нет, конечно, он поступил ужасно. Но он твой отец, Ксан. Каким бы он ни был, этого не изменить. Пообщайся с ним, может, он хотя бы пить перестанет…
Оксана сделала это ради матери — позвонила отцу, поговорила, через пару месяцев даже в гости приехала, хотя далось ей это тяжело. Пришлось буквально переломить себя, отодвинуть в сторону дичайшую обиду, но в итоге Оксана не пожалела о своём поступке, услышав наконец то, чего ей так не хватало целых два года, — просьбу о прощении.
— Я, дочка, поступил как последняя сволочь, — сказал тогда отец серьёзно и горько, глядя на неё со слезами на глазах. — Мама меня никогда не простит, знаю. Но ты, пожалуйста, не держи зла на старого дурака.
— Да какой ты старый, пап, тебе чуть-чуть за сорок! — возмутилась Оксана, чтобы поддержать его: на самом деле выглядел отец ужасно. Когда они виделись в последний раз, он был темноволосым молодым мужчиной, а теперь предстал перед ней почти наполовину поседевшим худым стариком. Его будто бы что-то жрало изнутри, Оксана даже заподозрила, что отец болен, но нет. Это были всего лишь угрызения совести.
Мама его так и не простила, но после этого Оксана стала ездить к отцу, как и к матери, раз в месяц. У обоих родителей за эти годы не было отношений, они просто жили, как два бобыля, работали и всё. Отец постоянно пытался вернуться, поздравлял маму с праздниками, посылал цветы, но она даже слушать ничего не хотела. Несмотря на то что Оксана точно знала — не разлюбила, не пережила, вспоминает мужа каждый день.
— Пап, а зачем мужики изменяют? — спросила Оксана в этот раз, приехав к отцу в гости. Привезла ему большую банку красной икры для новогоднего стола, и отец, как обычно, посмотрел на неё грустными глазами — такими же голубыми, как у Оксаны. Она понимала почему: раньше-то они такую банку ели всей семьёй, а теперь он — уже восемь лет как — сам должен с ней справляться. — Вот можешь мне объяснить? Ты же, извини, тоже такой. До сих пор не поняла, чего тебе не хватало.
Оксана в этот момент думала даже не о поступке отца, а о своём боссе. То, что она знала о любовных похождениях Алмазова, шло в разрез с её представлениями о его личности. Шеф был абсолютно порядочным человеком по отношению к своим сотрудникам и партнёрам, уважительно относился к Оксане, и этот его недавний рассказ про стихи… Но почему он от жены-то гуляет? Ладно бы ещё одну девку себе завёл, но зачем менять их так часто? Тоже, как Коле, нравится трахать всё, что движется? Оксане отчего-то казалось, что нет, не может её шеф быть таким. Но тогда — почему?..
— Мне всего хватало, Ксан, — печально вздохнул отец, и его глаза наполнились горечью — так бывало всегда, когда Оксана невольно (или вольно) задевала тему его ухода из семьи. — Честно, всего. И ты, и Лида — самые лучшие мои девочки.
«Мама точно больше не твоя», — подумала Оксана, как обычно, со злостью, но уже не такой яркой, как восемь лет назад.
— Ну и чего тогда?..
— Дочка, — отец опустил глаза и покачал головой, — как объяснить, если и сам не понимаешь до конца? Дурь это была. Дурь. Моча в голову ударила, точнее, не моча, а… сама знаешь. Красивая девушка была, крутилась передо мной, соблазняла… Понимаешь, когда живёшь в браке столько лет, сколько мы с Лидой, острота близости проходит. Это ужасно так говорить, но… Если сравнивать с едой, то бывает же, что хочется острого, но каждый день такое есть не станешь, иначе язву заработаешь.
— Пап, но как можно сравнивать с едой…
— Я для того, чтобы было понятнее, Ксан. Не обижайся.
— Да теперь-то что обижаться? — Она поморщилась и махнула рукой. — Но вот ты поел своего острого и всё остальное, неострое, похерил.
— Да, — отец кивнул. — Я знаю. А ты отчего вдруг заговорила об этом? Что-то случилось? Колю понять пытаешься?
— Не,
