Семья. Измена. Развод - Мария Николаевна Высоцкая
По дороге домой принимаю таблетку обезболивающего, что дала мама, и прикрываю глаза.
Марк весь путь болтает с отцом и несколько раз что-то спрашивает у меня, но я даже смысла разобрать не могу. Отвечаю невпопад, на что Марк не обращает внимания. Ему важен сам процесс задавания вопросов, а не ответы на них.
Дома прошу Мишу присмотреть за сыном и бегу в ванную, потому что мутит. Тошнота подступает к горлу. Минут десять сижу над унитазом с желанием опустошить желудок, но безрезультатно.
Голова будто свинцом налита, даже поднимаю ее с трудом.
Душ принимаю очень долго. Медленно скребу губкой по коже, привалившись спиной к прохладному кафелю.
Трогаю свои губы и снова взрываюсь от яркой вспышки злости. Кто ему позволял меня трогать?
Все от нервов. Сама себя загнала, знаю, но разве от этого понимания легче?
Забираюсь под одеяло и прикрываю глаза. Примерно минут через пятнадцать слышу, как открывается дверь. Судя по шагам, это Марк.
Сын замирает рядом с кроватью.
— Мам, ты заболела?
— Все хорошо, родной. Маме нужно немного поспать.
Марк кивает с таким серьезным видом, что слезы на глаза наворачиваются. Какой он уже большой.
— Давай я тебе сказку почитаю, — сын с энтузиазмом бежит к себе, а возвращается уже с книгой в руках. Все эти сказки он знает наизусть.
— Давай, — киваю и откидываю одеяло.
Марк быстро забирается ко мне под бок и открывает книжку.
Слушаю его вполуха. Не закрывать глаза становится все сложнее, сон берет свое.
Просыпаюсь среди ночи оттого, что Марк тихонечко попискивает во сне. Открываю глаза и тут же зажигаю ночник. Судя по тому, что верхний свет не горит, а ребенок лежит под одеялом в том же, в чем принес мне книжку со сказками, в спальню заглядывал Миша. Он-то и выключил верхний свет.
Аккуратно вытаскиваю из-под сына книжку и кладу на тумбочку, обнимаю Марка и целую его в лоб. Мне хватает одного прикосновения, чтобы понять, что он просто горит.
Засовываю пальцы под воротник кофты. Вспотел. Лоб горяченный.
— Солнышко, — бужу ребенка, который мечется по кровати во сне. — Маркуша, просыпайся.
Марк нехотя открывает глазки. Белки красные. Щеки тоже ярко-розовые.
— Давай снимем кофточку.
Жду, пока Марк поднимет руки, и стаскиваю с него лонгслив. То же проделываю и со спортивными штанами.
— Как ты себя чувствуешь? Что-нибудь болит?
Марк жалобно всхлипывает, и я тут же вылезаю из-под одеяла, поудобнее укладывая ему под голову подушку.
— Мама сейчас придет. Градусник возьму и вернусь. Хорошо.
Сын кивает и прикрывает глазки.
Набрасываю халат на сорочку и бегу на кухню. Щелкаю выключателем и вытаскиваю из ящика аптечку. Роюсь в ней в поисках градусника и вообще наличия лекарств от простуды, которые подойдут для ребенка.
Шлепая босыми ступнями по ступенькам, возвращаясь в спальню.
Снова тревожу ребенка, засовывая ему под мышку градусник. Сама же хожу по комнате из угла в угол. Только простуды нам не хватало. Когда он только успел?
Слышу характерный писк и вытаскиваю градусник. Тридцать девять и два.
Вообще, Марк у нас никогда не температурит. Максимум тридцать семь. Даже когда зубы резались, особых проблем не возникало. Поэтому, когда я сейчас смотрю на градусник, впадаю в легкое оцепенение.
Нужно вызвать врача.
Пока ищу телефон, снова чувствую тошноту, резко наклонившись к тумбочке, и наконец-то нахожу смартфон.
Пока вызываю врача, глажу сына по спинке. Он весь мокрый, горит.
Кусаю губы и смотрю на часы. Сказали, через полчаса приедут. Сажусь рядом с Марком и жду. Сердце не на месте.
Сын выглядит таким беззащитным…
Мишины шаги слышу сразу. Князев толкает дверь в мою спальню, и я тут же прикладываю палец к губам. Поднимаюсь на ноги и выхожу в коридор.
— У него температура тридцать девять. Я вызвала врача. Сказали, через полчаса приедут. Где он умудрился простыть? — смотрю на Марка через щелку в двери и обнимаю свои плечи руками.
Князев смотрит на часы. Похоже, он спал в одежде. Нас всех сегодня вырубило, как по команде.
Оставшиеся двадцать минут мы оба сидим рядом с сыном. Молчим.
Я стараюсь не смотреть на Князева, все мое внимание занимает Марк, но иногда взгляд все же дотягивается и до Миши.
По истечении сорока минут никто так и не приезжает.
Миша матерится полушепотом и выходит из спальни. Слышу, как разговаривает по телефону, где-то отдаленно.
Когда возвращается, сообщает, что на трассе произошла большая авария и почти все машины скорой помощи подтянули туда.
— Проще самим съездить в больницу.
— Да. Хорошо.
Растерянно смотрю на кровать и не знаю, за что хвататься.
— Оденься пока. Я его в одеяло заверну.
Киваю и бегу в гардеробную. Быстро надеваю спортивный костюм, кроссовки и догоняю мужа с сыном на руках уже на улице.
Миша держит Марка, закутанного в одеяло как в кокон, на руках. Так и забирается с ним на заднее сиденье. Я же сажусь за руль.
Мы доезжаем до больницы за двадцать минут.
Князев сам договаривается с врачами, а я все это время держу сына за ручку. Он лежит на койке, в палате, которую нам выделили, завернутый все в то же одеяло.
Пока доктор осматривает Марка, прикрываю рот ладонью. Тошнота только усилилась. Меня вот-вот вывернет прямо посреди палаты.
Оставляю Мишу с сыном и выхожу в коридор. Двигаюсь в сторону туалета, чувствуя дикую слабость.
Привалившись к стене, прикрываю глаза. Что со мной происходит?
В голове уже поселилась мысль с объяснением всему происходящему, но я отгоняю ее от себя как только можно.
Спускаюсь на первый этаж, чтобы купить в автомате кофе, и бросаю взгляд на закуток, где продают лекарства. Глаза сами впиваются в коробку с тестами.
Не может быть. Просто не может быть!
Пытаюсь вытащить из памяти, когда были последние месячные, и никак не могу вспомнить. Из-за стресса и частых скачков веса у меня непостоянный цикл. Поэтому на задержки я внимания уже давно не обращаю. Они бывают длительными, иногда я даже забываю отметить их приход в календаре.
Копаюсь в чертогах своего разума, и единственной зацепкой становится лежащий на улице снег. Кажется, в последний «приход» еще был снег.
Февраль? Март?
Беру свой кофе и возвращаюсь в палату. В коридоре сталкиваюсь с Мишей. Он несет Марка в машину.
— Что сказали?
— Простуда. Ничего
