Моя новая жизнь (СИ) - Девис Лина

Он чувствовал себя мерзко. О чем он только думал, когда писал все эти гадости…

Матвей не нашел ничего лучше, чем обратиться к единственному человеку, который знает о его душевных терзаниях.

— Расскажи ей всё. Всё, что беспокоит включая свои чувства. Может быть, простит через какое-то время. Главное, ты будешь полностью честен перед ней.

— Фил, вот, я подумал, ты умный, такие слова тогда вещие сказал. Нет, оказалось, просто угадал. Я хочу исправить ситуацию, сделать так, чтобы она больше не плакала, да и я не мучался, а не разрушить это единственное, что между нами есть.

— Ты хочешь, чтобы она не плакала или чтобы ты не мучался? Так уж выходит, что либо одно, либо другое.

— Понятно, ты тоже тупой, не можешь придумать, чтобы и то и другое было. — хмуро высказался Матвей.

— Тогда просто жди. Все будет, как прежде у вас, к твоему несчастью.

Понятно было, что второй вариант Фил предложил с нескрываемым скепсисом в голосе и своей фирменной ухмылочкой, заметив слабость нового знакомого.

Конечно, это было его трусостью. В отношении к ней он всегда пасовал. Однако так и не смог признаться, автоматически выбрав вторую тактику. Очевидно, что его молчание когда-нибудь сведет их отношения в могилу, это лишь дело времени.

И это время шло, эмоции Алисы утихали. Страдания сделали девочку невосприимчивой к теплым чувствам на долгое время. Они окончательно определили ее дальнейшее отношение к популярному мальчику из Америки, решив для себя к какой категории относятся такие, как он.

Матвей же поменял к нему свое отношение. Новенький показался ему странным, но угрозу больше тот не представлял. Монстр, которого рисовало воображение, теперь казался лишь обычным, может, слегка чудаковатым, где-то чрез меру умным парнем его возраста.

Их дружба — отдельная история. Странности его нового знакомого в то время не были так видны. Лишь когда они стали действительно близкими друзьями и Фил частенько стал оставаться с ночёвкой у него дома, Матвей увидел, что его друг не от мира сего.

Мама Матвея обожала Филиппа и всегда была рада его приходу. Мальчик был спокойным, улыбчивым и приятным в общении: всегда помнил о вежливости и манерах. Чудо, а не ребенок в глазах всех взрослых. Такой прилежный характер хотел бы своему дитю каждый родитель.

О прилежности же самого Матвея можно было только мечтать. Импульсивный, взбалмошный и неугомонный нрав часто доставлял родительнице мальчика много хлопот. Ко всему, рядом росла не менее суматошная копия, за которым требовалось еще больше присмотра.

Матвея ангельская натура и миловидность не подкупали. Парень хмурился, наблюдая за воркующей над Филиппом матерью, и все больше думал.

Смазливость ему, допустим, досталась от природы. Гены аристократов все-таки… не могло быть иначе. Харизму тоже можно приписать к роду Литвиновых. Высший свет. Зачем же он такой послушный и услужливый с его мамой? Для чего вся эта обходительность, очаровывающая учтивость и разговоры? Его друзья обычно никогда не общались с его родителями. Это странно. Вежливо ответят на пару и из вежливости брошенных вопросов и на этом все. О чем еще было говорить со взрослыми?

Его правильность оказалась демонстративной. Матвей убедился в этом, когда в одну из ночей проснулся и увидел темный силуэт на своем балконе. Кроме Фила там стоять никто не мог.

— Чего не спиться? — сонно произнес он, кутаясь в одеяло и прикрывая за собой стеклянную дверь.

Спросонья он не сразу признал в зубах друга сигарету. Лишь подойдя к перилам, глаза зацепились за тлеющий оранжевый всплох.

— Охренеть, ты куришь…

— Успокаиваюсь, — поправил его Фил с сигаретой во рту, держа перед собой горящую зажигалку. Его взгляд бегал от огня к черному небу и обратно, будто он терялся в окружающих его объектах и пытался найти покой хоть в чем-то, будь это даже маленький огонек.

— Ты где их достал? — недоумевающе уставился на друга Матвей. А вот мама говорила какой же хороший и правильный этот Филипп, говорила, что сыну надо брать с него пример. А ведь Матвей занимается спортом, мечтает стать профессиональным футболистом, какой тут может быть пример…

— У брата взял, — он убрал зажигалку и вынул почти до фильтра сожженную сигарету. — чушь это все, не помогает почти.

Теперь Матвей заметил сильно трясущиеся руки друга. До этого он держал их на перилах.

— Чего это с тобой? — нахмурился он, наблюдая за тем, как дергано его друг засовывает потушенный о перила окурок в полупустую пачку сигарет.

— Паническая атака. I'm almost fine. — казалось, Фил сам не понял своих слов. Выглядел он очень потеряно.

— Че? — почесал нос светловолосый парень.

— Все нормально, уже прошло. — объяснил Фил, убирая руки в карманы спортивных штанов.

— Может пояснишь? Я не понял, какая, нафиг, атака? Кто нападал? Че за войнушка? К тому же, без меня, — облокотившись на перила, Матвей внимательно всматривался в лицо Фила, желая понять этот сдвиг в его поведении. — и скажи, ты совсем больной? Февраль вообще-то, холодно, ты в одной кофте.

Кофта была очень легкой. Серая вискозная ткань хорошо пропускала воздух, но сам Фил игнорировал мороз на коже. В его движениях не было ни намека на холод.

— У меня бывают приступы страха, нужно было отойти.

— Че, ходил в комнату с говорящим холодильником? Сказал же, у него сломана эта… говорилка, а мама выкидывать не хочет, заготовки там хранит, система заморозки-то целая. Но ночью, меня эта гнида сонного тоже пугала.

Матвей давно заметил, что у Фила проблема со сном. Но значения этому не придавал до этого времени. Засыпать Филу удавалось с большим трудом, и он всегда брал с собой снотворное. А вообще, мог долго ходить по квартире или рисовать, сидя на подоконнике с фонариком.

Этот взгляд даже в полутьме казался выразительным. Говорить Матвею перехотелось.

Филипп для своих друзей всегда был авторитетом. Его мнение для многих играло большое значение. Он был на порядок мудрее своих сверстников, и это расширяло его влияние. В нём чувствовалась аура лидера, но стараниями Фила она казалась не очевидной. Он никогда не выдавал своей власти и лишь по-доброму помогал и советовал, наставлял, как простой друг, что искренне желает сделать жизнь других проще.

И сам Матвей неосознанно попал под это влияние. Мнение друга автоматически являлось неоспоримым, поскольку его слова обязательно подтверждались на деле, имели силу и логику, друг никогда не говорил просто так в отличии от часто болтающего ерунду Матвея.

Правда, не всегда влияние было добрым. Именно Фил познакомил его с сигаретами, и он же вызвал стойкое отвращение к вэйпам, окрестив их сладкими девчачьими пароварками, которые не несут за собой функции сигарет, а значит бесполезны.

— Моть, ало! Ты меня слышишь, вообще?

— Лучше бы я оглох, чем слушал всю эту розовую муть.

— Ой, да прекрати, я нормально разговариваю в отличии от Настьки. Вот она конкретно обо что-то головой приложилась. Но ей еще повезло, не то, что Арине. Жаль, я одна так думаю. — Алиса как бы невзначай коснулась взглядом лица Матвея, желая узнать его реакцию, и быстро перевела внимание на дорогу перед собой.

— Даже не начинай, не буду я об этом с тобой говорить. Пусть сами там разбираются.

— Он съест мою сестру, обидит, как меня когда-то, короче, сделает очень больно. А она девочка мягкая, тряпочка, одним словом, кинь ее на пол и ноги до конца жизни вытирай, что он и будет делать. Может не до конца жизни, она ему надоест скоро, но все же… Она ведь ведется на всю его приятную наружность…

— Да ладно тебе, понятное дело, что эти мутки на месяцок, другой, ну и что с того? Пусть развлекаются, пока взрослая жизнь и бытовуха мозги не еб… пудрит.

— Ничего ты не понимаешь, сухарь! Ей будет больно, он же ей явно пользуется, я сразу раскрыла его безразличный взгляд, она, может быть, вообще ему даже не нравится… — Девушка завелась и говорить теперь о волнующей ее теме могла часами.