Моя новая жизнь (СИ) - Девис Лина

— Ты сам это должен понимать, — Сергей с укором смотрел на снимающего обувь сына хозяев дома.

— Что ж, ты меня переоценил, — парень выпрямился и устало посмотрел на дворецкого. — учеба так выматывает, я аж забываю, что люди после нее ходят домой.

— Дурной ты, есть будешь?

— Не голоден, долго они так? — парень кивнул в сторону, откуда слышны крики.

Сергей взглянул на наручные часы, поправив у переносицы очки в металлической невидимой оправе.

— Минут двадцать. Игорь Николаевич привез твоего брата из обезьянника, так и началось.

Фил кивнул мужчине и направился к лестнице на второй этаж. Больше видеть никого не хотелось, да и смысла в этом он не находил.

— Сколько раз я просила отправить его обратно в наркодиспансер!? Он каждый день невменяемый! Тебе плевать на родного сына, тебе на меня плевать, ты на все забил! Бесчувственная тварь ты…! — женщина срывала голос. Из груди ее вырывалась годами копившаяся боль и только в этом крике раздираемая душу рана находила выход.

— Ты достала меня! Истеричка. Удобно во всем меня обвинять!? Воспитала урода морального, а я должен разгребать его дерьмо! Сбегает он из клиник! Надо тебе, сама договаривайся! — не менее громко и резко отвечал ее муж.

Желваки гуляли по его скулам, выносить это мужчина больше не мог. Он быстрым нетерпеливым шагом направился к выходу из дома, который давно стал для него адом, местом, от которого хотелось бежать. Эти стены насквозь пропитаны болью и страданиями, они давно вызывали в нем жуткий ассоциативный ряд, связанный с горем, истериками и депрессией. Пребывание в этом доме приравняется с хождением по осколкам семейного очага. К тому же ничего кроме апатии и злости он отсюда не увозил.

Столкнувшись в коридоре с младшим сыном, хозяин ненавистного дома, будто не видя никого перед собой, проносится мимо, больно задев парня плечом.

Равнодушно проводив отца взглядом, Фил, не замечая болезненных ощущений, продолжил путь наверх.

В своих апартаментах его тоже ждала неприятная встреча.

В глубине темной комнаты у кровати мельтешил знакомый силуэт. Слабый свет коридора показал вывернутую постель, лежащую комком простынь и наволочки. На полу валялись подушки, а гость с головой залезал в пододеяльник.

— Я у тебя тут кое-что оставил, тебе постельное белье не меняли? — как ни в чем не бывало спрашивал темный силуэт, вылезая из порванного от резких движений постельного белья.

— За шкафом, — холодно ответил хозяин комнаты.

— Точняк, забыл совсем, — силуэт кинулся к стене, у которой стоял большой черный шкаф. — нашел!

У прохода силуэт обрел четкие очертания. Молодой русоволосый парень крупного телосложения, в одних черных джинсах остановился напротив Фила и протянул ему руку.

— Артур, я тебя знаю, только не могу понять откуда, — заговорчески произнес он, ожидая, что ему протянут руку в ответ.

«Семнадцать лет жизни под одной крышей все же убедили его в том, что мы знакомы» — иронично подумал молодой человек, хотя и прозвучала эта мысль в голове скорее со злобой, чем с насмешкой.

— Не кури сегодня больше, — Фил кивнул на пакетик в руках брата, не доставая рук из карманов. — ты уже перебрал.

— Я вспомнил, — заржал парень, засовывая пакетик в задний карман джинс. — ты тот мелкий говнюк…

Договорить Фил ему не дал, закрыв дверь с другой стороны.

— Идиот.

— Спасибо, что напомнил свое имя, а Артур — это я. — раздалось за дверью.

Свет включать не хотелось, в темноте он находил больше покоя. Порой, глядя в абсолютную черную, непроглядную пустоту, хотелось, чтобы она заменила все что он наблюдает дома. Он был не прочь и совсем отрезать себя от окружающей среды, заменив всю свою картину мира на темноту. Слуху он тоже был не рад, предпочитая тишину. Насмотреться и наслушаться ему дали сполна.

Найдя по памяти кресло и усевшись на него поудобней, он закрыл глаза, наслаждаясь пустотой в мыслях, звуках, пространстве.

Наслаждаться этим пришлось недолго. Дверь с грохотом ударилась о стену от сильного воздействия человека у порога.

Свет коридора проявил хрупкую фигуру, пытающуюся найти равновесие и опирающуюся о дверной косяк.

— Мам, ты в порядке? — парень поднялся, делая несколько шагов в сторону двери и оценивая ее состояние. Алкоголь часто служил глушителем.

— А, ты не Артур, — прищурилась женщина, осознав, что перепутала комнаты. — какие же вы все поддонки и уроды, бездушные животные, живете, как ни в чем не бывало и плевать вам на все, — злобно говорила она, пытаясь на ощупь найти включатель света.

Ее запястье мягко обхватили холодные пальцы.

— Давай я провожу тебя до комнаты, — тихо произнес он, осторожно обхватив ее руки, чтобы женщина могла опереться о него.

— Сволочи, ненавижу вас! Жизнь мне испоганили… — агрессия сменялась жалостливым писком превращающимся в плачь. — убили моего Лёву, из-за вас все! Вы его убили!

Довести себя до кровати женщина не дала, стала вырываться, бить сопровождавшего ее сына, желая избавиться от опоры, которая позволяет ей держаться вертикально.

Лишившись поддержки, она опустилась на пол и поползла к комоду. Достав из нижней выдвижной полки белую баночку, в которой хранятся антидепрессанты. Это лекарство прописывалось ей еще полтора года назад.

— Пошли вы *запрещенная цезура*, уйду от вас на тот свет, Лёвушка меня там заждался, — бормотала себе под нос женщина, стиснув зубы в попытке открыть крышку препарата.

- Прекрати, отдай таблетки, — все тем же тихим голосом просил сын, пытаясь забрать почти полную баночку.

Все чувства матери парень пропускал через себя. Всю боль, ощущение потери, вины и жалости к себе. Все, что только могла пережить она после смерти его младшего брата он проецировал на себе. Так он платил за возможность не чувствовать ничего самому.

— Отвали, дай сдохнуть нормально, убийца! — вырвать баночку получилось с трудом. Женщина кусалась, плевалась, царапалась, но парень был сильнее и смог перенести зачинщицу дебоша на кровать. — Ненавижу тебя! Вас всех ненавижу, чудовища!

— Тебе нужно поспать.

— На том свете отосплюсь! Пусти меня, гнида!

Попытки сопротивляться результата не дали. Филипп настойчиво держал руки, не позволяя матери встать. В свойственной ему манере парень безотрывно смотрел на пыхтевшую от ярости, бросавшую колкие грязные слова в его сторону женщину. Он умел успокаивать без слов. В его взгляде таилось что-то за пределами понимаемого. Что-то, что обезоруживает, подавляет желание сопротивляться и переживать, утешает и смягчает нахлынувший пыл.

Он просидел у ее кровати до тех пор, пока женщина не уснула. Она бормотала оскорбления в его сторону и сторону его отца, проклинала и ненавидела, пока ее окончательно не сморил принятый ранее алкоголь.

Филипп же с бесстрастным выражением лица, не сводя глаз с матери, поглаживал ее руку, а второй сжимал отобранные таблетки.

Каждый в этой семье справляется с утратой по-своему, один. Маме было тяжелее всех. Уже второй год ей приходиться вставать с мыслью о сыне, который не прошел жестокий отбор этого несправедливого мира и покоится в земле под крестом. Ему не было и года. Иммунитет был очень слабый и приходилось часто ездить по врачам, укреплять лекарствами, прививками, ежедневными процедурами назначенными врачами, пока попавшая в организм инфекция не убила еще не окрепшие иммунные клетки, так старательно сформировываемые до этого силами современной медицины.

Мама все это время так опекающая ребенка, сдувающая с него пылинки и видевшая в нем свою дальнейшую жизнь, впала в затяжную депрессию. Долгое время лечилась от недуга за границей, но так и не смогла справиться с потерей. Хождение к психологу ограничилось двумя походами, после которых она сообщила, что глубоко разочарована в этой науке. Решила помогать себе алкоголем, с помощью которого либо забывалась, либо начинала выплескивать весь копившийся за долгие годы гнев.

Оказавшись в своей комнате, парень стиснул зубы и по-прежнему не включая света прошел к тумбе, стоящей у кровати. Бросил в нижний ящик таблетки и достал завернутый в пропитанный спиртом платок нож. Наскоро стянул с себя джемпер и рубашку через голову, даже не потрудившись расстегнуть пуговицы. Холодная сталь больно прошлась по коже, заставляя тело покрыться мурашками.