Бог Боли - Рина Кент

В воздухе раздается вздох, и я понимаю, что это мой, когда моя спина ударяется об одну из полок. Крейтон все еще держит мой локоть в заложниках, его тело прижато к моему.

Я уверена, что он чувствует мою вздымающуюся грудь и слышит мои задыхающиеся вдохи, которые поднимаются над звуками музыки.

Я впервые вижу его с такой стороны, и это вызывает самые разные эмоции — страх, ужас, но также возбуждение и предвкушение.

Такого я еще никогда не испытывала.

— Что, как я сказал, произойдет, если ты не сделаешь то, что тебе сказали? — его глубокий голос парит в воздухе и приземляется на мою сжимающуюся грудь.

Я глотаю слюну, которая собирается у меня во рту. Впервые он говорит, а я теряю дар речи, хватаясь за слова и ничего не находя.

— Что, блядь, я сказал, Анника?

Я вздрагиваю от его властных слов и пролепетала:

— Что ты познакомишь меня с болью.

Слова едва успевают вырваться из моего рта, как он крутит меня на месте. Я вскрикиваю, когда он хватает меня за хвост и прижимает мою голову к пластиковому пакету с собачьим кормом.

В этот момент я понимаю, что нагнулась, задница в воздухе, а он стоит прямо за мной.

Сильные пальцы поднимают юбку моего платья до талии, и порыв воздуха ударяет мне в попу. Мурашки вспыхивают на моей коже ужасающей чередой, а температура повышается до кипения.

— Тебе стоило прислушаться, little purple. Тебе действительно не стоило провоцировать меня. — Он проводит рукой по моей заднице и по кружевным трусикам. Его прикосновение уверенное, доминирующее, не допускающее ни малейшего сопротивления.

Я пытаюсь отвести взгляд, желая — нет, нуждаясь в том, чтобы увидеть его выражение лица. Хватка на моих волосах крепнет, давая мне понять, кто здесь полностью контролирует ситуацию.

— Ты виляла этой маленькой попкой уже несколько недель, и пришло время приучить ее к дисциплине. — Его грудь накрывает мою спину — тяжелая, горячая и мощная. Затем его шепот следует в мое ухо: — И тебя.

— Крей... — Его имя прозвучало как призрачный шепот. — Пожалуйста.

Я не знаю, о чем я умоляю. Чтобы он остановился? Чтобы он сделал еще один шаг вперед? Испытал мои границы до такой степени, чтобы я не смогла прийти в себя после этого?

Что именно?

Он отталкивается от меня, тепло его тела покидает мое, но его безжалостная хватка остается на моем хвостике.

— Я еще не просил тебя умолять. Когда я попрошу, будет намного хуже, чем сейчас.

Что...

Мои мысли прерывает его твердый приказ:

— Теперь считай до десяти, или мы начнем все с начала.

Шлепок эхом отдается в воздухе, и мой рот открывается в бессловесном вздохе. Боль вспыхивает на моей заднице, горячая и яростная. Но я даже не обращаю на это внимания, когда его рука снова встречает мою плоть, сильнее, чем в первый раз.

Так сильно, что моя грудь ударяется о полки, а ноги трясутся.

— Я не слышу, как ты считаешь. — Его голос потемнел, стал теневым и насыщенным доминированием. — Мы повторим.

Шлепок сталкивается с нарастающей музыкой, и я хнычу:

— Один.

Он снова шлепает меня по заднице, и всхлип вырывается из моего горла, смешиваясь с крещендо песни и моим неровным дыханием.

— Д-два.

В воздухе висит плащ разврата и извращенных эмоций. Я никогда не представляла, что окажусь в таком положении — прижатая, с задницей, которую шлепают.

Но, возможно, это именно то, чему я жаждала научиться с тех пор, как он предупредил меня.

С тех пор, как он рассказал мне о своих извращенных вкусах.

Может быть, именно поэтому я спровоцировала его. Я не делала этого специально, но в глубине души, в черных закоулках своего сознания, я хотела увидеть, как он... сорвется.

Я просто не представляла, что это будет так жестоко. Или что у меня будет такая туманная реакция на это.

Его рука снова опускается на мою плоть с безжалостностью кнута.

— С этого момента, когда я говорю тебе что-то сделать, ты это делаешь. — Шлепок. — Если я предупреждаю тебя, ты не игнорируешь меня. — Шлепок. — Ты будешь слушать гребаные приказы. — Пощечина. — Ты будешь слушаться меня. — Пощечина.

— Три, четыре, пять, шесть. — Я хватаюсь за полки смертельной хваткой. Ногти впиваются в металл, пот струйками стекает по моей спине.

Мое красивое фиолетовое платье помято и смято от его непреодолимой безжалостности, но это меньшее из того, что меня беспокоит.

Слезы застилают мне глаза, и не только из-за боли.

Чайковский всемогущ. Я очень надеюсь, что это только из-за пульсации моей задницы, подвергшейся нападению.

Мои бедра сжимаются, а сердце болит, пульсируя животной потребностью. Когда он снова шлепает меня три раза подряд, я подаюсь вперед, ударяясь о полку внизу.

Всплески удовольствия сжимают мой живот, и я закрываю глаза, мой голос становится более глубоким, эротичным.

— Семь, восемь, девять.

Мое дыхание образует конденсат на металле, и я радуюсь небольшой передышке и избавлению от боли.

Он шлепает меня по заднице, и я еще не успеваю прошептать «десять», как он одним движением раздвигает мои бедра. Его пальцы впиваются в мой череп, и он дергает меня назад, вцепившись в мои волосы, заставляя мои глаза распахнуться.

Затылок упирается в его твердую грудь, когда он шепчет мне на ухо с вызывающей дрожь силой:

— Ты еще не заслужила право кончить.

Я слегка поворачиваю голову, и впервые с тех пор, как он начал свое «наказание», я могу видеть его лицо.

И я не готова к этой сцене.

Как будто я смотрю на совершенно другого человека. Его дыхание неровное, заставляющее его грудь надуваться и сдуваться в быстром ритме, который все еще кипит спокойствием, и его лицо — черт возьми, его каменно-холодное лицо, застывшее в вечной пустоте и источающее контроль до краев.

Его глаза, однако, рассказывают совершенно другую историю. Да, в них есть проявление доминирования, даже садизма, но они скрывают нечто гораздо более глубокое.

Эмоции намного темнее.

И я бы хотела дотянуться до него и вытащить эти эмоции наружу. Даже если это означает, что в процессе меня накроет.

Моя задница трется о его джинсы, и я хнычу, как от боли, так и от выражения его лица.

Хотя первое померкло по сравнению с пульсацией между моих