Сьюзен Элизабет Филлипс - Что я сделал ради любви
— Хочешь пари? — Он скрестил руки и прислонился к косяку. — Знаешь, что я думаю?
— А ты и на такое способен?
— Я думаю, что та лапша относительно карьеры, которую ты вешаешь мне на уши, не выдерживает никакой критики. — В номер позвонили. — И ты рвешься продолжать этот фарс, потому что так и не смогла меня забыть.
— О черт, ты догадался!
Она со свирепой радостью всадила локоть ему в бок, прежде чем протиснуться мимо, но до гостиной дойти не успела: Брэм поймал Джорджи и взъерошил ей волосы.
— Ну вот. Теперь ты выглядишь так, словно только что вылезла из постели. А теперь улыбайся нашему славному фотографу.
В номер ввалился Мел Даффи, и воздух сразу наполнился запахом луковых колец.
— Джорджи! Классно выглядишь! — воскликнул он и, оглядев комнату, показал на балкон.
— Давайте начнем отсюда.
Несколько минут спустя они, обняв друг друга за талию, позировали у перил, на фоне заходящего солнца.
Даффи снял крупным планом жениха и невесту, смеющихся над пластмассовым кольцом, и попросил Брэма подхватить новобрачную на руки.
Он кивнул, и прозрачная белая юбка окутала их огромным облаком. Джорджи вцепилась в его бицепс, Брэм смотрел на нее, как влюбленный теленок. Она сунула руку ему за пазуху и ответила таким же обожающим взглядом. Интересно, каково это — изображать эмоции, которых она сейчас не испытывает. Но по крайней мере она сама выбрала свой путь, а это уже кое-что.
Даффи подошел ближе:
— Как насчет поцелуя?
— Именно это я и имел в виду.
Голос Брэма источал чувственность. Джорджи растянула губы в приторной улыбке:
— Я надеялась, ты попросишь.
Он наклонил голову, и она мгновенно перенеслась в прошлое: в день их первого экранного поцелуя.
Тогда она стояла на другом балконе, выходившем на реку Чикаго, рядом с Медисон-авеню-бридж. Как обычно, первые две недели снимались сцены на выезде, после чего предстояло возвращение в Лос-Анджелес, где должны были доснять остаток их пятого сезона. Был воскресный день в конце июля, и полиция временно огородила место съемок. Жара стояла ужасная, и даже дувший с озера ветерок был горячим.
— Брэм уже здесь? — спросил режиссер Джерри Кларк.
— Пока еще нет, — ответил помощник режиссера.
Брэм ненавидел ранние смены почти так же, как ненавидел роль Скипа, и Джорджи точно знала, что Джерри послал ассистентку, чтобы вытащить его из постели.
Джорджи судорожно вцепилась в перила. Скорее бы этот день кончился! Прошел почти год с той гнусной ночи на борту яхты, но она все еще не простила его и не простила себя за то, что позволила ему зайти так далеко. Пока что она довольствовалась тем, что смотрела сквозь него. Только когда начинали работать камеры и он превращался в ее Скипа Скофилда, с нежным умным взглядом и вечно обеспокоенным любящим выражением лица, она немного смягчалась.
Она была в майке и короткой, но не слишком, хлопковой юбке. Продюсеры разрешили ей краситься в более темный цвет, но Джорджи по-прежнему терпеть не могла свои кудри и ничего не могла с ними поделать. Не только волосы, но и она сама принадлежали телекомпании. По контракту ей были запрещены пирсинг, татуаж, сексуальные скандалы и наркотики. Очевидно, контракт Брэма не запрещал ничего.
— Кто-нибудь, найдите этого сукина сына! — раздраженно взорвался режиссер.
— Сукин сын уже здесь.
Брэм выполз вперед. Во рту торчала сигарета. Налитые кровью глаза вопиюще противоречили светло-голубой трикотажной рубашке, наглаженным серым брюкам и скромным часам.
— Надеюсь, у тебя было время проглядеть сценарий? — с неприкрытым сарказмом осведомился Джерри. — Сегодня снимаем сцену первого поцелуя Скипа и Скутер.
— Угу, я читал, — буркнул Брэм, щелчком отправив окурок за перила — Давайте поскорее покончим с этим дерьмом.
Стоя на балконе в своем наряде простой девчонки, Джорджи ненавидела Брэма так отчаянно, что ее трясло. В первые годы она была исполнена решимости видеть в нем мрачного романтического героя, ожидавшего ту единственную, которая сможет наставить его на путь истинный, но он оказался ядовитой змеей, скрывающейся в траве, а она — глупой простушкой, раз не поняла этого сразу.
Они прочитали свои реплики и заняли места. Моторы камер заработали. Джорджи ждала, когда начнется волшебство и Брэм превратится в Скипа.
С к и п (нежно глядя на Скутер). Скутер, что мне с тобой делать?
С к у т е р. Ты мог бы поцеловать меня. Я знаю, ты не хочешь. И сейчас скажешь, что я…
С к и п. Сплошные неприятности.
С к у т е р. Но я не хотела быть сплошной неприятностью.
С к и п. А другая мне и не нужна.
Скип испытующе смотрит в глаза Скутер и медленно ее целует.
Джорджи ощутила прикосновение его жестких губ, и на этот раз магия не сработала. Губы Скипа должны быть мягкими, а от него не пахнет сигаретами.
Она отстранилась.
— Стоп! — крикнул Джерри. — Проблемы, Джорджи?
— Еще бы не проблемы, — ощерился Брэм. — Сейчас всего восемь гребаных часов утра!
— Еще раз! — велел режиссер.
Второй дубль. Третий. Четвертый. Это был всего лишь обычный сценический поцелуй, но как бы Джорджи ни старалась, она не могла заставить себя поверить, что ее целует Скип. Каждый раз, когда их губы встречались, она снова и снова переживала позор той ночи.
После шестого дубля Брэм устремился прочь с площадки, посоветовав ей взять несколько гребаных уроков актерского мастерства. В ответ она проорала, что ему следовало бы прополоскать рот гребаным зубным эликсиром.
Команда привыкла к темпераменту Брэма, но от Джорджи такого никто не ожидал. Ей стало стыдно.
— Простите, — пробормотала она. — Я не хотела срывать на вас свое дурное настроение.
Режиссер уговорил Брэма вернуться. Джорджи покопалась в себе и каким-то образом сумела использовать бушующие в ней эмоции, чтобы показать смущение Скутер. Сцена наконец была снята. И вот теперь ей предстояло снова повторить то, что, казалось, никогда не вернется: поцеловать Брэма Шепарда.
Губы Брэма оказались мягкими, как у экранного Скипа. Джорджи попыталась мысленно спрятаться в том заветном, воображаемом уголке, который создала для себя много лет назад, но что-то ей мешало. Куда-то подевался вкус долгих ночей и разгульных баров. От него пахло чистотой. А она ждала кислого вкуса перегара, горькой желчи его презрения — того, с чем умела справляться. Джорджи ждала, что он засунет язык прямо ей в горло. Не то чтобы она хотела этого — Господи, конечно, нет, — но по крайней мере ей это было знакомо.
Он прикусил ее нижнюю губу и медленно поставил на пол.
