Особые полномочия на любовь (СИ) - Рам Янка "Янка-Ra"

Ее нетерпеливые пальчики оттягивают резинку моих боксеров, обнажая пульсирующую и мокрую головку. Сжимаю ее попку, проходясь большими пальцами по ниточке стрингов, мокрой насквозь от ее возбуждения. Разрываю их с боков, сжимая в кулаке лоскуток ткани.

Плавясь от возбуждения, медленно касаемся кончиками языков, и она оседает на колени, не отводя дерзкого взгляда от моих глаз и крепко сжимая член.

Облизывает губы… Прижимает член к нижней губе прямо уздечкой. Шипя от оглушающих ощущений, нетерпеливо сжимаю ее волосы на затылке. Но она только дразнит, медленно водя головкой по приоткрытым мокрым губам. Сжимаю крепче ее волосы, теряя контроль над телом. Предупреждающе качаю ей головой…

— Ну… давай же…

Горячий язык обводит головку. Снова дразняще!

Показательно подношу к своему лицу стринги, со стоном вдыхая теплый, сладкий и пряный запах ее трусиков. Член встает колом от толчка крови, мошонка подтягивается, ощущения обостряются в разы. Диляра продолжает дразнить, посасывая самый кончик головки и с мурлыканьем закрывая глаза.

Блять!

Удерживая за затылок, с рычанием вдавливаюсь глубоко ей в горло. Чувствую, как оно сжимается, сопротивляясь. Коготки скользят по мне, впиваясь в бедра чуть сильнее. Выхожу, позволяя ей отдышаться. Наклоняюсь и целую этот манящий рот.

— Жестко хочешь? — выдыхаю я.

— Да!

Ааа… Да! Да!

Перехватываю за волосы уверенней, второй рукой удерживая за подбородок, и, игнорируя ее сопротивление, толкаюсь глубоко в горло несколько раз. И снова выхожу, постанывая с ней в унисон от ее громких попыток отдышаться. Провожу несколько раз рукой по члену, размазывая слюну. И снова трахаю ее в рот. Глубже… глубже… Вдавливаюсь, удерживая за затылок и не позволяя выпустить член. Зубки возмущенно впиваются в ствол. В голове взрываются фейерверки от ощущений.

С хриплым вскриком выкручивается. Головка скользит по зубкам и внутренней стороне гладкой щечки, покидая теплый рот.

Наклоняюсь и снова целую ее глубоко и долго. Ее кисть скользит по моему пульсирующему члену.

— Иди сюда…

Помогаю встать и, развернув за бедра, загибаю над каким-то невысоким комодом. Перепад между тонкой талией и крепкими кругленькими бедрами сносит башню. Идеальная!

Несколько раз медленно провожу членом между ягодиц, скользя по ее попке, губкам. Перехватывая головку между ног, она прижимает ее к себе сильнее, мурлыкая что-то нечленораздельное. Дергаю бедрами назад, вырывая член из ее пальчиков. Так и кончить недолго… А я хочу снова с ней вместе!

Втыкаюсь головкой в скользкий горячий вход, чувствуя, как она сжимается несколько раз, словно и сама сейчас тоже кончит.

— Зольников… — срывающимся голосом. — Ничего не забыл?

— В любви признаться? — возбужденно смеюсь я, впиваясь губами ей между лопаток.

— Резинка… — прогибается со стоном.

— Ооо… ммм… одну минуточку так… Умоляю… Я только из больнички и чистый как ангел! Во мне ведро антибиотиков.

— Минуту! — сдается она.

Мои глаза закатываются от предвкушения ощущений. Вхожу со стоном удовлетворения, зависая в оглушающих ощущениях — туго, влажно, горячо, скользко! Накручиваю ее волосы на кулак и срываюсь, как мечтал, не щадя вколачиваясь так, как по кайфу мне! И я не знаю, когда там заканчивается подаренная мне минута чистых ощущений, но… Мне кажется, через эту минуту мы оба забываем обо всем, отдаваясь власти тел, ощущений, чувств…

Нас накрывает очень быстро. Тугие чувствительные волны ее удовольствия и хриплые стоны сносят и меня. Где-то глубоко внутри мне хочется, чтобы это был залет! Но… Это же нечестно по отношению к ней. Успеваю в последнее мгновение выйти и… кончаю на ее роскошную попочку… Размазываю по ней сперму болезненно чувствительной после оргазма головкой.

— Я его тебе оторву, Зольников, — задыхаясь, разворачивается она.

Ощущаю, как дрожат ее бедра, и с улыбкой ловлю ругающие меня губы.

— Повторим? — еще не отдышавшись, шепчу я. — Мы еще кровать не опробовали…

— Телефон у тебя второй раз звонит, капитан.

Делает несколько шагов вглубь комнаты, маняще виляя голой задницей. Падает навзничь на застеленную кровать. Маечка так и задрана над грудью, а чаши стянуты вниз, пошло и охуительно привлекательно выставляя ее грудь.

— Да? — отвечаю не глядя, выдернув из кармана джинсов трубку. Так как не могу отвести глаз от того, как она игриво разводит бедра, приглашая к продолжению банкета.

— Капитан Зольников?

— Я.

— Срочно явиться в подразделение. Проверка состава.

— Я же отстранен.

— Заявление на возвращение на службу писали?

— Писал… — ложусь спиной на стену, закрывая глаза.

Ну почему сейчас?!

— Явиться в подразделение.

— Есть!

Скидываю вызов.

Приподнимается на локтях, вопросительно поднимая бровь. Страдающе морщась, развожу руками.

— Служба?

— Она…

— Иди.

Расслабляясь, падает на спину. Застегиваю ширинку, ремень. С кровати не двигается, лениво поглядывая на меня.

— Эй! А проводить-поцеловать? Служба — она такая, может быть, в последний раз…

Встает с кровати, не торопясь подходит впритык.

— Ты так не шути, капитан. Мне не нравится.

Еще один медленный и чувственный в этот раз поцелуй, и… я сбегаю.

Служба, мать ее.

Глава 22

Повод

— Подразделение на проверку построено, товарищ полковник!

— Вижу.

Иду вдоль выстроенных в ряды бойцов. Красиво стоят. Ровненько… Подбородки вздернуты, берцы начищены.

Работы мне, что ли, мало? Некому альфачей проверить?

Это все ревность, сука. Мои окна выходят на стоянку, а курить я люблю в окно… И прекрасно видел, как Иван вернул Диляру и усадил к себе в машину. Какого, блять? Мы же обо всем договорились. Но сказал — нет ничего. Какой смысл ему врать, если есть?

И все же работать совершенно невозможно, все время представляю их вместе. И тестостерон заливает глаза! Букв не вижу, с составом заговариваюсь, теряя мысль. Беда…

Короче, нехрен здоровому быку прохлаждаться, пора и дальше хорошо оплачиваемый долг родине отдавать. Не хочет на море — пусть пашет. Подписал я его заявление о возвращении.

Мать с Варварой, правда, опять ворчать будут… Но не их это женское дело.

Несколько опоздавших бойцов подбегают в конец строя, поправляя по пути только что натянутую форму. Последний — Иван.

Не торопясь дохожу до них. Ванька вообще в штатском! Балбес!

Останавливаюсь возле него. Встречаемся взглядами. Вся его довольная морда мерцает блеском, отсвечивая на солнце. Судя по всему — от женской помады. Кровь бросается мне в лицо. Вспоминаю губы Диляры, на которые успел налюбоваться сегодня утром во время того, как нас впрессовали друг в друга. Не было блеска… Матовая была помада. Но это еще ничего не значит!

— Почему в штатском, боец? — зло рычу я.

— Так экстренно с «гражданки» сняли, товарищ полковник!

— С какой конкретно гражданки, боец?

По толпе тихий ржач.

Рядом стоящий боец пинает его незаметно по кроссовку. Потому что он сейчас навыебывается, а отхватят все. Племяш поджимает губы, пряча улыбку. Выпрямляет спину, глядя мимо меня вперед. Из кармана его джинсов торчит тонкая ниточка кружева. Подхватываю пальцами и вытягиваю на пару сантиметров. Трусики… Бежевые…

Показательно оставляю свисающими из кармана.

— Белье гражданке вернуть не забудь, — снижаю голос.

— Это трофей… — прыскает он смехом.

— Отставить! Выговор за внешний вид.

— Есть…

— Майор…

— Слушаю, товарищ полковник, — подходит старший.

— С понедельника всех «в ружье», в антитеррористические рейды, капитаны — сменами сутки через сутки. Сегодня марш-бросок в полном обмундировании и стрельбы.

— Десять километров?

По толпе недовольный и возмущенный шумок.

— Пять! — в последний момент уменьшаю я дистанцию.