Особые полномочия на любовь (СИ) - Рам Янка "Янка-Ra"
Инстинкты говорят — нельзя. Не примет. Но я ломаю их! Хочу прикоснуться и ощутить ее еще раз.
Веду пальцами по косе как завороженный. До тела прикоснуться в разы сложнее.
Убирает от затылка пакет со льдом. Настороженно пытается повернуться.
— Сиди ровно.
Пытаюсь спрятать за грубоватым командным тоном настоящие эмоции. Стягиваю резинку, расплетаю косу, глубоко вдыхая ее тут же обостряющийся запах.
По чистой случайности у всех моих женщин волосы всегда были короткие. И у Елены тоже короткая стрижка во французском стиле.
А длинные — это пиздец как женственно! Это какая-то магия…
— Что Вы делаете? — сглатывает она тяжело, но не дергается, как и приказано.
— Пытаюсь проверить, смогу ли использовать тебя сегодня по прямому назначению.
— Аа?… — выпрямляется еще сильнее и застывает, как статуя.
— Или придется отправить отлеживаться домой.
— Да я в по… ряд… — ломается ее голос на легкую хрипотцу, как только я погружаюсь пятерней в копну волос, прикасаясь к затылку, — … ке…
Вывожу пару ласковых узоров, имитируя ощупывание ее травмы.
Вздох…
От этой ее прорвавшейся реакции на мои касания, шелка тяжелых волос на моих пальцах и тонкого запаха парфюма, смешанного с ее личным, у меня неизбежно встает. Причем так настойчиво и болезненно, что подкашиваются колени и кружится голова.
Гашу мучительный стон, убирая от нее руки. Кровь пульсирует в ушах в такт биения вены на ее шее. Разворачиваю массивное кресло к себе, заглядывая ей в лицо. Она смотрит на меня снизу вверх прямо таким открытым и немного растерянным взглядом, как в моих фантазиях, когда отсасывает мне. И точно так, как в них, по ее лицу тут же разливается румянец.
Мы оба теряемся от интимности происходящего.
Какого я тут себе позволяю?…
Да похрен… Эмоции так бушуют, как будто я снова пацан. И контролирую себя едва ли.
Стук в дверь приводит меня в чувства. Делаю пару шагов назад от этого «магнита».
— Войдите!
— Вызывали, товарищ полковник?
Иван…
— Вызывал.
Он пытливо смотрит на нас по очереди, я ловлю ревность в его взгляде. Диляра на моем кресле… Уверен, у него не так много интерпретаций такого нарушения субординации.
И с одной стороны, мне хочется отрезвляюще врезать ему по яйцам, чтобы не заглядывался, а с другой стороны… Это не место разводить конкуренцию за женщину. Там более, внутри семьи!
— Лейтенант, езжай-ка ты домой. Сегодня обойдусь дежурным.
— Ну что Вы, Виктор Алексеевич…
— Езжай-езжай… Больше нянчиться с тобой, болезной, буду. Весь рабочий день мне сорвешь.
— А что случилось? — с тревогой смотрит Иван на пакет с подтаявшим льдом в ее руке.
— Под пресс сегодня попали. Видел, что там творится?
— Как так?!
На эмоциях делает шаг в ее сторону. И тут ревностью окутывает уже меня.
— Без машины была… и вот… Спасибо Виктору Алексеевичу, что…
— Все, Диляра, свободна, — обрываю ее.
Проскальзывает мимо нас на выход.
Он что-то тихо бросает ей вслед.
И меня опять скручивает.
— Присядь, — киваю на стул. Сам усаживаюсь в кресло.
— Чего вызывали, товарищ полковник?
— Вопроса два. Первый: у вас что-то есть? — киваю вслед вышедшей Диляре.
— Никак нет! — подрывается он, но желваки на лице играют.
— Точно?
— А к чему вопрос? — хмурится.
— Спрашиваю — значит, надо, капитан!
Не хватало еще с ним за женщину воевать!
— Я же сказал — нет.
— Принято. Пусть так и останется.
— Это приказ? — лицо чуть заметно вздрагивает недовольством.
— Это совет, Иван. Не воспользуешься — за последствия не обессудь!
Хреново будет у нас с тобой с последствиями, племяш, если твои подкаты к ней перейдут во что-то большее. Потому что тебе тупо потрахаться, а мне она… ценна. И я тебе ее на такое бестолковое растерзание не отдам! Это уже моя «личная зона».
— Понял, — холодно. — Второй вопрос?
Кидаю на стол файл с путевкой.
— Получи, распишись. Сгоняешь на море, снимешь стресс.
— Чего??
— Путевка.
Рассматривает.
— Спасибо, товарищ полковник. Но я откажусь.
— Почему это?
— Личные обстоятельства.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Какие еще у тебя обстоятельства? — с сарказмом смотрю на него. — Нет у тебя никаких обстоятельств. Какие?
— Личные — они на то и личные, — поджимает губы, взгляд в стену. — И я не обязан их озвучивать. Я вообще отстранен и не отчитываюсь…
— Отставить!
Ну все, обиделся. Ничего. Большой уже мальчик. Переживет. Мало ему баб, что ли…
— Не хочешь — дело хозяйское. Свободен.
Глава 20
Стена
ИванЗакрываю за собой дверь. На рабочем месте Диляры уже закрыт ноутбук, и ее нет. Не дождалась… А я же попросил!
Вообще, я не ревнивец, но блять…
«Виктор Алексеевич…» — вспоминаю ее восторженный, практически нескрываемый вздох. Нет, я ему благодарен, что он вывел ее… Но внутри ревнивенько свербит. Особенно на фоне его доебок про наши с ней отношения. Но это я гоню, дядька не про служебные романы. Он такое словосочетание вслух произносит только при занесении в личное дело, как причину профнепригодности. И все же…
Меня разрывает от желания вернуться и сказать ему правду, но… я уверен, что этот факт обломает Диряре карьеру в его оперативной группе. Не возьмет. Потому что воспримет наш роман как попытку втереться — с ее стороны. Он тот еще параноик! И я не могу подставить ее так. Не надо ему пока знать. Вот возьмет, тогда уж…
Ускоряя шаг, вылетаю на стоянку, оглядываясь по сторонам. Вижу, как она мелькает за кованой полосой решетки ворот. Выбегаю следом к дороге. Диляра открывает дверь такси.
— Стоять, лейтенант! — шутливо, но грозно рычу я, втыкая ей два пальца между лопаток вместо ствола. — Ладони на капот, ноги шире… и… прогнись немного.
— Иван… — разворачивается нахмуренная.
И даже не улыбается на шутку. Поправляет распущенные волосы.
— Почему сбежала? Сказал же — дождись меня.
Подхватывая за талию, целую в губы, но она отворачивается и получается, что в скулу.
— Не здесь, ладно? — аккуратно отталкивает меня в грудь. — Я опаздываю. Позвоню тебе…
Снова пытается слинять в такси. Снимаю ее руку с ручки двери, нащупываю на среднем пальчике незнакомое колечко, которого не было раньше.
— Я на машине. Поехали…
— Такси уже здесь!
Протягиваю водителю в окно купюру, отрицательно качнув ему головой. Машина уезжает.
— Еще какие-то отмазки?
— Ладно, поехали, — сдается она.
Мы возвращаемся, открываю ей переднюю дверцу. Она напряжена как никогда.
— Что-то болит?
— Голова немного.
— А куда ты торопишься? Давай я тебя к хорошему травматологу свожу? Мы с ним служили вместе.
— Спасибо, Вань… — на секунду согревается ее взгляд. — Но со мной все в порядке. Отлежусь до завтра, и все.
— Отлежаться — это вариант… — стреляю в нее взглядом. — С удовольствием составлю компанию.
— Не сегодня.
Опять ноль реакции на флирт. Между нами словно какая-то стена…
Пока веду тачку, мне очень хочется положить ладонь ей на бедро. Но… не решаюсь, сжимая крепче руль. Ощущение стены нарастает, когда я торможу у ее подъезда. Преодолевая этот непривычный барьер, наклоняюсь, чтобы поцеловать. Но ее ладонь решительно тормозит меня, упираясь в грудь.
От этого жеста меня словно обваривает кипятком, внутренности панически сжимаются. А почему? А потому, что мне пиздец как страшно, что это финал.
Потому что в моих ожиданиях мы уже очень-очень далеко зашли… и… Нам отлично! Нам просто охуенно близко и хорошо в моих ожиданиях!
— Поцелуев не будет? — заглядываю ей в глаза. — Я чем-то тебя обидел? Ты скажи, почему отморозилась. Я же не экстрасенс.
Голос срывается… Сглатываю подкативший к горлу удушающий ком.
Диляра тревожно хмурится, разглядывая мое лицо. Неожиданно очень по-теплому сжимает мои пальцы.