Десять (СИ) - Романова Наталия

Каким-то образом он понял, что Юля прямо сейчас не нуждается в комментариях, словах поддержки, что у неё попросту не хватит выдержки на слова. Спешно идя по длинному коридору, она перевернула лист, на котором был написан телефон «проверенного» сексопатолога и, впервые за прошедшие недели, улыбнулась.

«Все будет хорошо, пупс», — слова, которые внушили ей уверенность в завтрашнем дне.

Всё её время по-прежнему занимала учеба, вечером, а то и ночью — готовка. Попытки Адель помочь приносили раздражение. Казалось, если у Юли забрать методичность приготовления, она и вовсе потеряется, растеряется и растворится во всепоглощающем отчаянии. Сложно приготовленные блюда становились якорем стабильности для Юлии. И чем сложней блюдо, чем больше требовалось ингредиентов и времени — тем спокойней она себя ощущала по итогам.

После двух консультаций у сексопатолога, она сидела напротив мужа, отчаянно пытаясь найти слова, озвучить просьбу специалиста — вполне логичную, — присутствие мужа на консультациях.

— Симон…

— Чего тебе?

— Я сходила к психологу, по поводу нашей проблемы.

— У нас есть проблемы? — Тон у Симона был спокойный, лицо совсем ничего не выражало. Мелочь за проезд в маршрутке передают с большей заинтересованностью во взгляде!

— Ты знаешь, что есть. Врач сказал, что нам надо вместе прийти… Понимаешь?

Ложка, которую Симон в этот момент подносил ко рту, резко опустилась в тарелку, оставив брызги на светлом столе. Он смотрел, не отрываясь, на Юлю, а та с ужасом наблюдала, как округлялись карие глаза, а потом сужались от злости.

— Что ты сказала? — Симон нагнул голову, буравя взглядом жену.

— Мой психолог хотел бы поговорить с тобой о наших проблемах, — решила настаивать на своем Юля.

— Ты… — Лишь неимоверным усилием воли Симон остался сидеть, не колыхнулся, замер, словно не верил ни тому, что видел, ни тому, что услышал, пока не взорвался не выдержав: — Это пиздец какой-то! Всё, что я сделал — предложил оральный секс, даже не настаивал. А ты потащилась к психологу, теперь туда же меня хочешь отволочь? Я, по-твоему, ненормальный? Меня лечить надо? Может, электрошоком, а? Я хочу заниматься сексом со своей женой. Женой! Не сучкой из подворотни, а с женой, которую люблю так, что легче повеситься, чем терпеть эту сраную любовь, и оказался психом? Иди-ка ты Юля, сама знаешь куда! Сама по врачам, а я устал. Я молодой мужик и хочу нормально трахаться! Никакой психолог, никогда не убедит меня в том, что это ненормально! Меня задрали твои принципы, твоя учеба, твое вечное отсутствие. Тебе насрать на меня, на ребёнка, на все насрать! Единственное, что ты делаешь — учишься! А теперь ещё и это. Может сразу отвезти меня к хирургу? Пусть кастрирует! Тогда ты, наконец, станешь счастлива, а, маленький?!!

Тарелка, с грохотом отскочив от стола, перевернулась, упала на пол. Красно-бурые разводы от солянки растеклись по старому линолеуму. Звук хлопающей двери совпал с глухим ударом тарелки об пол…

Пятна от солянки растекались, как и слезы по лицу. Юля видела, как Адель взяла тряпку, чтобы убирать со стола, мыла пол, и не шевелилась. Оцепенела. Хотела выбежать вслед за Симоном, схватить его, вцепиться в шею, повиснуть на нем, не отпускать. Хотела сделать этот треклятый минет прямо на улице, на виду у прохожих Хотела упасть ему в ноги и молить, чтобы он не уходил, не бросал её, она ведь просто умрет без него. Она хотела прямо сейчас забрать свои документы из института, пойти на всё что угодно, чтобы вернуть мужа, крупные веснушки и глаза, так похожие на глаза плюшевых медведей. Хотела бы. Но могла только дышать, через раз.

— Он вернётся, — услышала она от Адель.

— Нет, — В этот момент осознание того, что Симон не вернётся никогда, окатила обжигающей волной, и беззвучный крик вырвался из уст Юли.

— Вернется. Он всегда был вспыльчивым, излишне импульсивным. Спорт немного сгладил характер, рядом с тобой он и вовсе меняется, но вспыльчивость всё ещё при нем. До семи лет Симон жил в маленьком городке на юге Франции. В хорошем доме, с мамой и папой, с празднованием Рождества и дня рождения. Самой обычной жизнью обычного ребенка. Его мать допустила ошибку, изменила его отцу. Не знаю уж, чувства это были или просто увлечение, но отец Симона узнал. Они разводились громко, с бесконечными скандалами. Алжирская кровь… — Адель устало улыбнулась. — Симон был достаточно взрослым, чтобы понять, что именно послужило причиной развода, но недостаточно, чтобы понять мать. Он был по-настоящему зол. Его отец ушёл из дома, мать была в депрессии, Симон же начал убегать, хулиганить, он протестовал, как мог… С ним невозможно было справиться, и мать отправила его сюда. Из Франции в Россию, из прекрасного домика недалеко от моря, вот в эту квартиру. Здесь он пошёл в первый класс, не зная даже разговорного языка. Всё это — и его проживание со мной, и саму школу, и окружающих — всё это он воспринимал как наказание. Дети смеялись над ним. Он не понимал, что они говорили, но отлично понимал, что смеялись. Иностранец со странной внешностью. Боже, какой он был конопатый! И он дрался, дрался постоянно, бесконечно, до крови, его оставили на второй год. Как же ребёнок, не знающий языка, сможет нормально учиться, запоминать материал? Стало ещё хуже. Конопатый второгодник, драчун… мы дошли до детской комнаты милиции. Потом, случайно, как и всех, его отвели в бассейн — плавание часть школьной программы и, как и всем, предложили посещать секцию. Через три месяца тренер перевел его в спортивную группу, по возрасту Симон подходил. Постепенно он становился спокойней. Ежедневные тренировки забирали его вспыльчивость, сил на драки и доказательства своей состоятельности не оставалось. Он учился с переменным успехом, хорошо овладел русским, но все свое время проводил в бассейне. Когда предложили спортивный интернат, я сделала вид, что интересуюсь его мнением, но уже знала ответ… Симон стал спокойным, перестал вспыхивать по мелочам, но иногда… иногда алжирская кровь берет свое. У него большое и доброе сердце, и всем этим сердцем он любит тебя и Кима. Не всегда умеет это показать и часто ждёт от тебя большего, чем ты можешь дать… но он любит тебя и вернется. Знаешь в чем несправедливость мира? От женщины ждут мудрости, даже когда природа не наделила её этим, даже когда она слишком юна и сама запуталась. Он вернется к тебе, потому что не может без тебя жить…

Симон вернулся через трое бесконечных суток. Ночью, с запахом крепкого алкоголя, нетрезвый. Что было странным, ведь он не употреблял алкоголь. Юля за вечер, в хорошей компании, могла выпить не один бокал вина, а то и водку с соком, Симон же всегда ограничивался парой глотков для поддержания компании. Горячность тела, запах алкоголя и ещё чего-то, непонятного, чужого, окутало Юлю, она смотрела на мужа и боялась его и своей реакции.

— Я люблю тебя, — сказала она, как прыгнула в ледяную воду.

— Маленький, прости меня. Я пойду с тобой к врачу, куда угодно пойду, я люблю тебя, — На вкус он был, как водка с луком, что не волновало Юлю.

Симон выдержал всего два сеанса, неожиданно в самом завершении второго встал и резко вышел из кабинета.

— Он придурок, — сказал потом Симон. — И упражнения свои пусть в задницу себе засунет, и говорит какую-то хрень, мы сами справился, маленький, — помолчал немного и после добавил: — Ты ходи к нему, если хочешь, просто, видимо, мне его методика не подходит, но я готов делать все эти штуки, если тебе нравится, — он улыбнулся, стараясь сгладить неловкость от своих слов.

— Ладно… — почти повторила она привычное: «Ладно, маленький».

Несмотря на то, что Симон смеялся над методами доктора, пренебрежительно фыркал, когда Юля рассказывала о консультациях, она замечала, что муж прислушивается, приходит к своим выводам.

Юля по-прежнему делала упражнения для пресса, мышц ног и спины, но теперь уже Симон не просто смотрел и комментировал, а занимался вместе с ней, каждый раз увеличивая нагрузку на одно упражнение. Три раза по тридцать плюс один.