Чертовка или укрощение строптивой (СИ) - Соколова Желана

— Нет, красиво жуешь, — заметно отпускает её от напряжения. — Хорошо, что я у тебя вызвала светлые воспоминания. Сразу видно, что маму ты любил.

— Да, любил, — соглашаюсь с ней, почти не хмурясь от несправедливости, почему хорошие люди уходят от нас так быстро? Скорее испытываю светлую грусть, как правильно заметила Василиса.

— А твой отец? — осторожно задает вопрос она, словно чувствует, что я ему не обрадуюсь.

— Жив-здоров, не кашляет, — грубо отвечаю я, с ехидством.

Это выходит на автопилоте, не задумываясь, что эту грубость девушка может принять на свой счет.

— Он не знал о моем существовании до недавнего времени, — спешу пояснить я. — Теперь он пытается наверстать, но мне не очень-то нужны его запоздалые подачки.

— Понятно, — прячет она взгляд от меня.

— Что тебе понятно? — я вроде пытаюсь быть мягче, но от чего-то завожусь, что интонации моего голоса звучат жестче, чем мне бы хотелось.

Что-то нас куда-то не туда понесло и утро перестало быть томным.

— Понятна твоя обида на отца и твоя любовь к маме.

— Хочешь сказать, что я маменькин сынок? — придурок, млять!

— Не кричи на меня, пожалуйста, — побледнела лицом Василиса, и вся, как-то скукожилась под моим недовольным взглядом. — Если тема разговора неприятна, просто скажи мне об этом, я не умею читать мысли. Как, впрочем, и ты, иначе бы не делал далеко идущие выводы.

— Извини, чет я и правда затупил. Давай закроем тему о моем отце, ладно?

— Хорошо, — соглашается она. — Извини, если наступила на больную мозоль. У меня вот с мамой напряженные отношения, она…понимаешь, тоже часто кричит… а я не люблю скандалы, меня они нервируют. Поэтому давай сразу договоримся, решать все мирно, без эмоций. Если ты не передумал, конечно? — в конце добавляет уточнения, явно опасаясь, что я откажусь от её предложения.

Черт! Девочка, не надо меня бояться. Мне же наоборот импонирует твоя чрезвычайная разумность. Ната бы сразу крик подняла, если что не по ней, сделала бы меня виноватым. Никакого конструктива с ней не было и в помине. И «маменькиным сынком» как раз она меня и называла.

— Я понял, малыш, не кричать, не критиковать и договариваться. Ты мне все больше нравишься, Василиса.

— Можно я добавлю кое-что, Егор?

— Рискни.

— Можно и при наличии отца рядом, всю жизнь оставаться маменькиным сынком. Зря ты загоняешься. Я же вижу, что ты не такой. Спасибо твоей маме за это, — почти шепчет, с трудом подбирая слова и хватая ртом воздух, словно ей кислорода не хватает.

— Иди ко мне, — зову её.

— Зачем? — не понимающе хлопает глазками.

— Будем налаживать тактильный контакт.

— Э-э?

— Да обниматься будем. Ты же хотела обнимашки? — улыбаюсь еще шире от радости, загоревшейся в глазах напротив.

Пока медитировал в авто, потом караулил, когда кто-нибудь выйдет из подъезда и откроет дверь, поднялся на этаж, позвонил в квартиру, уже полдень настал. На трель дверного звонка никто не реагировал. Неужели успела с утра куда-то упорхнуть?

Ну, Чертик!

Вариантов в общем-то, не много. К родителям, наверняка. Ну и как тут собраться с духом и заявиться в дом тещи с тестем? Они же меня на ленточки порвут.

«Ладно, волков бояться — в лес не ходить!»

Глава 9

Василиса

— Хочешь, я сама поговорю с ним? — спрашивает Сашка. — И родителей разгоню, чтобы не буянили.

— Что? А? Нет, я сама, — с трудом отказываюсь от соблазна, благополучно спрятать голову в песок и предоставить решить мои проблемы старшей сестре.

— Вот и правильно, — одобряет она и отпустив меня, подходит к беседке. — Здоров, зятек.

— Здравствуй, Саша, — приветствует её Егор.

— Какой к чертям зятек? С ума сошла? — ярится мать. — Явился-не запылился, бессовестный! Стыда в роже нет! Про дочь вспомнил, проходимец!

— Мам, пап, пойдемте-ка в дом, а? Пусть пообщаются, — берет маму за руку и тянет в сторону жилища Шурка.

Папа встает с места, послушав старшую дочь. Он не такой эмоциональный, как маман. Иначе бы столько лет не выдержал свою супругу.

— Вась? — только и посмотрел на меня, поинтересовавшись моим мнением. — Ты как?

— Да, пап, нормально, — нервно сглатываю. — Идите в дом. Я сама, — киваю ему.

— Хорошо, дочь, если что, я буду неподалеку, — предупреждающе смотрит в сторону Егора, затем молча, берет маму за руку и вместе с Сашкой пытается её увести.

— Отпустите меня! — гневается родительница. — С ума сошли?! О чем Ваське с ним разговаривать?! Гнать его в шею надо!

— Сами разберутся, мам, — добавив в тон строгости, увещевает её Шурка.

Обычно у неё получается угомонить мать. Сашка с детства сильнее меня натурой. Даже мать признает в ней лидера, и прислушивается к её словам. В отличие от меня, мямли.

Наконец, они скрываются в доме, а я нервно поправляю полы своего халата, чувствуя себя неуютно под взглядом Гордеева.

Красная, распаренная. И в колхозном халате с рисунком «вырви глаз», времен маминой молодости.

— Не отстанешь, значит? — говорю первой, чтобы хоть что-нибудь сказать и прервать неловкое молчание.

— Не отстану, — подтверждает он.

— Вижу, ты под впечатлением от несостоявшейся тещи, — нервно усмехаюсь, представив всю эпичность знакомства Егора с моими родителями.

Пусть порадуется, что вовремя со мной развелся.

«Посмотри на маму, чтобы понять, какой будет твоя жена в будущем». Но это же не про нас, да и от мамы я мало, что взяла.

И, если разобраться, ему об этом знать не нужно. Может, сразу после такого знакомства передумает меня доставать.

— Нет, не удивлен, — хмыкает. — Ты же предупреждала, помнишь?

Да уж, предупреждала, не спеша знакомить мужа с родителями. Мать у меня путешествовать не любит, все требовала, чтобы мы к ним явились. А мы планировали их навестить на зимних каникулах.

В итоге я и приехала к родителям той зимой. Одна. Условно, если не считать, в моём чреве подрастающую Ксюшку.

Мне тяжело говорить, на него смотреть. Сердце до сих пор трепыхается в груди. Но Сашка права, надо выяснить, что ему от меня надо?

Сажусь на лавку, ровно напротив Егора. Нас разделяет стол. Специально устраиваюсь так, чтобы не соприкасаться ни руками, ни ногами.

— Ты хотел поговорить? Говори.

— Даже не знаю, с чего начать, — проводит рукой по волосам, что означает крайнюю степень волнения.

Ну надо же, разволновался.

— С начала, — подсказываю ему.

— Я думал, ты замужем.

— Индюк тоже думал, — не могу удержаться от горького сарказма. — Я в курсе вообще-то. Твоя не сестра мне все популярно объяснила.

— Конкретнее, — сразу же подхватывается он. — Что она тебе наговорила?

— Ну, во-первых, я тебе изменила. Во-вторых, как-то тебя подставила по работе. Поэтому ты, видимо, не мог даже расстаться по-человечески? — смотрю прямо в его глаза, пытаясь уловить хоть каплю раскаяния за откровенно не мужской поступок с расставанием по телефону.

— Не по-человечески, значит? Вообще-то я дал тебе развод по твоему желанию, Вася, — снова желваки на его лице ходуном заходили. — Тебе же были не интересны мои проблемы.

— А проблемой, судя по всему, была я и моя беременность? — в ответ зашипела я, уперевшись ладонями в деревянную столешницу. — Мешала вам с Ангелиной радостно воссоединиться!

— Так, стоп! Мы снова неправильно начали разговор, — рыкнул Гордеев. — Я понял, что ни хрена не понял. Начнем с того, что я о твоей беременности не знал. Не хочешь сказать, почему?

— Наверно, потому что кто-то слишком умный и гордый послал матом меня по телефону и не желал видеть! — эмоционально отреагировала я.

— Что-о?! Когда я тебя посылал?