Чертовка или укрощение строптивой (СИ) - Соколова Желана

Полоть грядки на солнцепеке, боже упаси! Труд, конечно, отвлекает от ненужных мыслей, но не настолько, чтобы заниматься мазохизмом.

Решено было пойти в ближайший лес. С отцом, разумеется. Учитывая наш с сестрой топографический кретинизм (не в городе), в лес лучше одним не ходить. Только с сопровождением.

Учитывая, что папка родился и вырос среди степей Казахстана, (деда-еврея занесло туда после окончания Тимирязевской академии в Москве, сам-то он из Белоруссии был), как-то невероятно узнать, что наш родитель легко ориентируется в сибирских лесах и болотах. Даже местных жителей водит, как проводник.

Он и внучку с собой таскает, в заплечном коробе, как Машу в «Маше и медведях». Я не возражаю, а вот мать, конечно, ворчит по этому поводу, как всегда, всего опасаясь. Паникёрша, что с неё взять?

На этот раз мы решили сходить за лесной земляникой. Я, Шурка, Ксюшка, дед выбрались в лес, на известную только одному отцу земляничную поляну. Благодать!

Солнышко. Птички поют. Землянка, которая идет больше в рот, чем в банки.

Кстати, про банки. Обычные, стеклянные литрушки, обмотанные бинтом по ободку и подвешенные на шею за петлю, тот еще рудимент из прошлого.

Сашка, когда увидела, что нам выдала для похода в лес мать, ржала в голос.

— Двадцать первый век, ёпрст!

— Я помню мы с такими по малиннику в детстве лазили, — усмехнулась я.

— Я и малинки бы поела, — замечает мечтательно Сашка.

Через час мы уже наворачивали малину в малиннике, куда нас снова привел отец. Это я Вам скажу, не та культурно-благородная малина, что растет на даче. То безвкусная трава, в отличие от лесной ягоды.

Отвечая на многочисленные «почему?» Ксюши, умиротворенная лесом, я совсем расслабилась, забывая о вчерашнем событии. Точнее, даже не забывая, просто на данный промежуток времени загоняя подальше свои тревожные ожидания.

В относительной безопасности вроде. Хотя, завтра ведь на работу.

Вернувшись домой ближе к вечеру, отец сразу же пошел топить баню. А мы дружно принялись за окрошку, которую по тарелкам разливала мать.

Через полтора часа мы благополучно сидели на полоках в парилке, где Шурка опять подняла животрепещущую тему.

Слегка попарив Ксюшку, отправили её на поруки к бабушке, а сами продолжили банный ритуал.

— Ну, и что надумала делать? — спросила сестра.

— Ничего, — пожимаю плечами.

— А если твой…?

— Не мой, и без если, — нервно фыркаю, как лошадь.

Поддаю парку, чтобы у Шурки было меньше желания болтать языком в вязком, горячем и влажном тумане парилки.

— Все равно я от тебя не отстану, — грозит мне, едва выбежав в помывочную и выливая на голову ушат холодной воды.

Далее у нас по плану массаж с медом (ага, повезло, что отец еще и пасечник). Вот там-то меня Шурка и берет в тиски своих тяжелых рук в буквальном смысле. Кто в курсе, массаж с медом — то ещё сомнительное удовольствие, болючее, зато полезное.

— По мозгоклюйству у нас вроде маменька специалист, — стону я от очередного цепкого захвата Шуркиных рук.

— А-то, — соглашается она. — Сейчас тебе косточки вправлю, целлюлитик разомну, потом и до мозга доберусь.

— Нет у меня целлюлита, — возмущенно пыхчу, уткнувшись лбом в деревянную лавку.

— Мне виднее. А если бы ты, милая, хотела окончательно и бесповоротно порвать все связи со своим мужем, то и фамилию надо было менять на Диамант, как сделала я, и из России валить, а не оставаться.

— Мой БМ меня не искал, в отличие от твоего Кошкина.

— Кошкин тоже не от большой любви за мной гонялся. Когда у человека жизненное кредо или вернее, культ обслуживая своих причиндалов, то пиши-пропало. Он не меня, как любимую женщину боялся потерять, а всего лишь свою сексуальную игрушку. Ничего, успокоился. Этот кролик нашел себе девицу с тем же ментальным уровнем потребностей, находящемся у обоих ниже пояса, и все срослось у них. Во всяком случае, искренне надеюсь, что теперь нашел женщину по себе и счастлив.

— Он же компьютерный гений, как так? Ты хочешь сказать, у твоего бывшего все завязано на удовлетворении низших потребностей?

— Еда, секс и вынос моего мозга, как-то так. Работник он хороший, без сомнений. Но как муж, боже упаси. Все сама, сама. Хочешь гулять — сама, пойдешь гулять — звонок: «Ты где? Я соскучился». Ага, по сексу и выносу моего мозга опять же. Ну, или пожрать захотел. И все это плаксивым тоном капризного тридцатилетнего ребенка. Никаких интересов, кроме просмотра тупых комедий, лежа на диване, вот тебе и гений. Невыносимо. Мы три года жили в черновой квартире без отделки, спали на полу, пока я волевым решением не заказала в интернете диван. А потому что, ручки не из того места у кого-то растут. Сам не умею, а кого-то нанять, успеется. Сначала ипотеку закроем.

О, как! Какие подробности пошли у сестры.

— Знаешь, как сказал мне один умный старец? Настоящий мужчина никогда не пойдет на поводу своего полового органа. Если есть мозг, то он у него не в штанах, как бы нам не внушали обратное. Сама подумай, забеременеешь от такого, а он по бабам. Потому что терпелка не работает у животинки, у него гон, надо войти в положение, и все простить, — все больше распалялась Шурка, усердно разминая мои бедные ляжки.

Синяки точно будут.

— Вот уж, хрен, а не прощение!

— Полегче, Саш, — скулю жалобно. — И он же тебе не изменял.

— Откуда ты знаешь?!

— Оу, — единственное, что могу выдать на это.

— Что-то меня не туда унесло на волне воспоминаний. Хотела о твоих проблемах поговорить, а сама о своем.

— Да какая разница! Суть одна. Все мужики — козлы!

— А вот это в корне неверно, — отступает Сашка, прекращая меня массировать. — С такой установкой, по жизни и будут попадаться одни козлы, потому что ты их своими мыслями приманиваешь.

— Да ладно!

— Точно говорю. Я хотела хорошего мужчину, я его нашла. А ты так и топчешься на одном месте, ковыряя в душе раны обиды. Надо закрыть гештальт.

— А ты, закрыла? — приподнимаюсь с лавки.

— Конечно, сказала: «Прощай» Кошкину, и пошла строить новую жизнь.

— И я строю.

— Ну-ну, мне можешь не рассказывать, что ты строишь. Это хорошо, что дед есть, а иначе я не знаю, как бы вы тут с матерью ужились.

— Да, отец помогает, еще как, — соглашаюсь.

Свою квартиру я брала на стадии строительства котлована, получив по страховке свой заработанный в столице миллион. Пришлось совсем немного взять в долг, но не столько, чтобы тридцать лет выплачивать проценты, не видя ни моря, ни прочих радостей жизни, отдавая весь доход банку. Ремонт опять же делал батя. Деньгами помогают (Мёд, печки, ковка приносят стабильный сезонный доход).

— Вот и не сравнивай мою ситуацию со своей. Я сама подала на развод, а у тебя вообще какая-то хрень вышла, не пойми что.

— Почему ты защищаешь Гордеева? Насколько я помню, Егор тебе не нравился.

— А с чего он должен был мне нравиться? По мне, лучше оставаться скептически настроенной, а не скакать вприпрыжку с тобой на розовых единорогах. Я приглядывалась к твоему Егорке, и ничего плохого в нем не видела, ну если не считать вашего дебильного развода. Если бы не жопа с Кошкиным, я бы, клянусь, так этого не оставила, и разобралась с этой его, внезапно образовавшейся родственницей!

— Умерла его сестричка, вот и явился, — цежу, скрипя зубами, припоминая вчерашние слова бывшего.

— Поговори с ним, мой тебе совет. Реально, лучше узнать, «чё это было?», чем прятать голову в песок, как страус.

— Ну, спасибо! — иду смывать мед в помывочную, думая про себя, хорошо, что у сестры не было возможности на разборки с Ангелочком.

Отвратная женщина. Змеища беспощадная. Знала бы, Шурка, что она мне говорила напоследок. Хотелось тупо бежать из Москвы без оглядки.

После повторяем медовую процедуру уже на сестре. Молча. У меня нет желания продолжать разговор, а Шурка не в том положении, чтобы язык чесать. Если и может открывать рот, то только охать, ахать и изредка вставлять матерное слово, когда я от усердности, сделаю слишком больно.