Ричард Эванс - Последнее обещание
В западном крыле, которое использовалось как склад, была оборудована небольшая квартирка – ее обычно сдавали. Полукруглые решетчатые ворота вели в сад.
Метрах в трехстах, среди виноградников, стоял домик, где жил управляющий Лука с женой, и кантина, помещение, где делали вино.
В мастерской Элианы были белые оштукатуренные стены и высокий сводчатый потолок, который поддерживали тяжелые деревянные балки. У дальней стены стояла чугунная плита, обогревавшая зимой комнату. Над плитой висела единственная картина, написанная не Элианой, – Пресвятая Дева, молитвенно воздевшая руки. Она висела над полочкой, где Элиана держала четки и десяток толстых свечей в плоских подсвечниках. Элиана была католичкой, правда, мессу не посещала уже давно. Но не по своей воле. Ее шестилетний сын Алессио страдал астмой, а священник в маленькой церкви, расположенной неподалеку от виллы, во время службы не жалел ладана, и у мальчика, стоило ему войти туда, начинался приступ.
Элиана ходила на службу, только когда муж бывал дома, что случалось довольно редко и только в выходные, поэтому по большей части она молилась в одиночестве: каждое утро подходила к изображению Пресвятой Девы, крестилась, зажигала свечку – чтобы ее мольбы возносились к небесам. Ей было о чем молиться. Богородица – покровительница всех матерей. И ей одной известно, что творится в душе матери. Богородице пришлось испытать то, чего Элиана боялась больше всего на свете. А боялась она потерять сына.
Первые признаки астмы проявились, когда Алессио было два года. Как-то вечером, когда она укладывала его спать, мальчик вдруг начал задыхаться. Любая мать перепугалась бы до смерти, а тут еще и Маурицио дома не было – он уехал по делам, и Элиана осталась одна. Это были самые страшные моменты в ее жизни, и она молилась о помощи. Внезапно раздался стук в дверь. Ее заехала навестить Анна. И они немедленно отвезли Алессио в больницу.
Началась новая жизнь. С тех пор каждый год у Алессио случались приступы, настолько тяжелые, что приходилось вести его в ближайшую больницу.
Каждый день после молитвы Элиана шла на кухню, заваривала чай и несла чашку на столик у мольберта. После чего включала музыку.
В то утро она выбрала диск Паваротти. Музыка зазвучала слишком громко, и она убавила звук – Алессио еще спал. Пусть поспит еще немножко.
Они были в доме вдвоем. Маурицио, как всегда, уехал по делам. Он позвонил посреди ночи, разбудил ее, сообщил, что задерживается. Сказал, что вернется то ли в субботу, то ли в воскресенье, она не запомнила. Да ее теперь это мало волновало. Она удивилась, зачем он позвонил. Даже не спросил про Алессио. Он не знал, что она полночи просидела с сыном – у мальчика опять случился приступ.
Как только Алессио задышал ровно и заснул, Элиана улеглась на диване рядом и лежала, прислушиваясь к каждому его вздоху и тихонько плача, пока сон не сморил ее. Несмотря на то что за последние семь лет они с мужем отдалились друг от друга, несмотря на его ложь и измены, именно в такие моменты он был нужен ей. Ей хотелось, чтобы он обнял ее. Хотелось хоть какое-то время побыть слабой.
В Вернале подруги Элианы по-прежнему считали, что ей повезло: как же, девушку из маленького городка полюбил красавец итальянец и увез в прекрасную страну. Эти фантазии были ей отлично знакомы – она сама когда-то жила в их плену.
Там, в Вернале, никто не знал, как переменилась ее жизнь, никто не знал, что красавец муж обычно отсутствовал шесть дней из семи, что, когда она, изнывая от одиночества, порой звонила ему, к телефону часто подходила какая-нибудь незнакомая женщина, а потом трубку закрывали ладонью и слышался приглушенный разговор. Никто не знал про дни и ночи, которые она проводила рядом с больным сыном.
В первые три года на Рождество она летала с Алессио в Юту, повидать маму. Но в последний раз самолет задержали на летном поле. Газы от других самолетов попали в салон, и через полчаса после взлета Алессио начал задыхаться.
Элиана с помощью стюардесс делала ему ингаляцию, давала кислород, но он все равно не мог дышать. Врач, оказавшийся на борту, нашел в аптечке ампулу эпинефрина и сделал ему укол. Но это почти не подействовало, и самолет был вынужден вернуться в Рим, где прямо на поле их уже ждала машина “скорой помощи”.
С тех пор они с Алессио больше не летали. И дома с мужем она его оставить не могла. Не рискнула бы, даже если бы Маурицио вдруг изъявил желание побыть с сыном. Маурицио не умел ухаживать за мальчиком, тем более не смог бы оказать первую помощь. Итальянские мужчины такими вещами не занимаются, заявил он ей.
Маурицио не всегда был таким. В Америке, в начале их романа, он мыл посуду, пылесосил, даже готовил – причем лучше, чем она. Но в Италии все разом переменилось. Жены его друзей не ждут от мужей помощи в домашних делах, и ей на это не стоит рассчитывать, сказал он.
Мать Маурицио, Антонелла, всю жизнь его обслуживала, даже гладила нижнее белье. Она была убеждена в том, что Элиана плохо исполняет обязанности жены.
Как-то раз, вскоре после того, как они переехали в Италию, Антонелла показала Элиане, как нужно гладить носки Маурицио. Элиана глазам своим не поверила. А потом решила, что вины Маурицио в этом нет. Он привык принимать это как должное.
Несколько лет назад по настоянию Элианы они обратились к семейному психологу. Психолог, пожилой итальянец, слушал, как она рассказывает о своих разочарованиях, и кивал. Да, заявил он, проблема ясна. И проблема эта – в ней самой.
– Вы не в Америке, – сказал он. – Как бы это ни было трудно, вам нужно постараться принять новую жизнь и новую культуру. – Он даже предложил, чтобы в доме больше не говорили по-английски. Только по-итальянски.
– Но английский – мой родной язык, – пробормотала пораженная Элиана. – Это – моя суть.
– Да, так было раньше, – прервал ее он. – Вам пора перестать цепляться за прошлое. Хотя бы ради семьи.
После этого визита она долго плакала. Когда она сказала Маурицио “согласна”, она рассчитывала совсем не на это. И горько ошиблась. Мужчина, который за ней ухаживал, был нежен и заботлив. И она попалась на удочку.
Маурицио заявлял, что тоже в ней разочаровался.
– Раньше с тобой было намного веселее, – сказал он однажды. – Как ты изменилась!
Она действительно изменилась. Она стала матерью. Порой ей казалось, что Маурицио винит ее за перемены, которые внес в их жизнь ребенок. Больной ребенок. Она боялась, что в глубине души Маурицио винит и Алессио и поэтому так мало времени проводит с ним. Вернее, с ними.
Она смертельно устала быть сильной, а еще больше устала от одиночества. Ей нужен был спутник жизни. Мужчина, с которым можно выпить по бокалу вина, а потом лечь в постель. Мужчина, рядом с которым она чувствовала бы, что достойна любви. Но надежда часто несет лишь муки, и она старалась об этом не думать. Как бы там ни было, но она замужем. Она замужем, она одинока, живет отшельницей на чудесной вилле в Тоскане, в двенадцати километрах от Флоренции.
