Наташа Драгнич - Каждый день, каждый час
Лодка покоилась рядом с другими такими же небольшими ботами. МА 38. Ее отличительной чертой был красный цвет. Почти все остальные были белыми. Некоторые с тонкой голубой полосой по краю. Лука легко узнавал папину лодку. Мальчик приходил сюда миллион раз, а может, даже чаще. Правда, на рыбалку его никогда раньше не брали. Лука любил море, а лодку особенно. «Когда я вырасту, то буду моряком», — говорил он. А быть может, рыбаком. Отец проворно забрался в бот. Он поднял Луку высоко над водой и поставил рядом с собой. Лодка была небольшая, зато с маленькой каютой. Лука уселся и смотрел, как папа выводит судно из гавани. Когда-нибудь он станет таким же, как отец. Они взяли курс в открытое море, проплыв между полуостровом Святого Петра и мысом Осеява. Когда отец заглушил мотор, Лука мог еще видеть развалины церкви Святого Петра, пострадавшей во время землетрясения, которое длилось дольше всего, что ему приходилось видеть. Дом дрожал, мама плакала, отец увел их всех в подвал. Луке было очень страшно, но они справились, и ничего не случилось — только мягкие игрушки рассыпались, — ведь папа обо всем позаботился. Лодка покачивалась на воде. «Как называется остров на той стороне?» — спросил Зоран. Лука любил эту игру. У него хорошо получалось. «Брач», — сказал он. Его голос дрожал, хотя он был уверен в ответе. «Хорошо, а позади нас?». — «Фар», — выпалил Лука. Отец рассмеялся: «Почти правильно, это остров Хвар. Трудное слово, даже я не всегда могу выговорить его с первого раза». Лука задумался, надеясь, что его ошибка ничего не испортила. Зоран принес удочку. Итак, все в порядке. Лука сглотнул от волнения. Он свесился через край и принялся выискивать рыбу, которая должна поторопиться и приготовиться к его приходу. Мальчик запустил крохотную ручку в воду. «Сюда, сюда, маленькие рыбешки», — шептал он. Лука поднял голову и встретился взглядом с отцом. «Сегодня самый прекрасный день в моей жизни», — подумал он и закрыл глаза. Морские обитатели начали покусывать его пальчики.
Пока Лука приманивал рыбу, Дора только появилась на свет. Ее пронзительный плач заставил акушерку Анку рассмеяться. Это произошло в 1962 году в родильном отделении больницы францисканской обители. «Какая крепкая, сильная девочка», — сказала Анка. Утомленная мать Доры, Хелена, не могла произнести ни слова. Даже улыбаться не было сил. Она могла только радоваться тому, что всё наконец закончилось. Наконец-то. «Первый и последний ребенок», — подумала Хелена. Она закрыла глаза и заснула. Громкий голос Доры ничуть ей не мешал. Акушерка не переставала удивляться жизненной силе этой малышки. Анка с нежностью посмотрела на девочку, а затем ласково погладила ее головку и дрожащее тельце. Женщина была уже немолода, хотя по сравнению с этой крошкой любой показался бы старым, и достаточно опытна. За годы работы Анка приняла множество младенцев. Но эта девочка! Постоянно оглушительно кричащая малютка запала ей в душу. Напрямик, без всяких заблуждений. Акушерка чувствовала, как подступают слезы. Своих детей у нее не было. Замужем она никогда не была. Ее жених погиб на войне: его застрелили итальянцы. Больше мужчин в ее жизни не было. В то время так было принято. А теперь, после январского землетрясения, когда от ее дома осталась только восточная стена, ей пришлось переехать к младшей сестре и терпеть ее пьяного мужа, который любил отпускать комментарии по поводу ее одиночества. Пошлые и бестактные шуточки. Анка согнула указательный палец и дотронулась до маленького круглого рта девочки. Малышка умолкла и удивленно уставилась почти слепыми глазами на акушерку. Уже было известно, что малютку назовут Дора.
В два года Дора была очень резвой девчушкой. Мама говорила, что она дикая. Дора не понимала ее слов. Ей было все равно, ведь ее мама при этом смеялась. А папа сажал Дору на плечи и бегал с ней, как будто он ее лошадка. «Когда ты смеешься, город ходуном ходит», — повторяла Хелена. Уже в два года Дора так хорошо говорила, что ее легко можно было принять за пятилетнюю. «Кроме того, она все прекрасно понимает», — с гордостью говорила ее мама. Уверенно держась на ногах, девочка никогда не падала, правда, никогда и не бегала, только быстро-быстро ходила. Было забавно наблюдать, какие широкие шаги делает эта маленькая девчушка. Прыгать Дора тоже не хотела. Она слезала с городской стены, смело шагая в пустоту. «Тебе страшно?» — спрашивала ее мама. Дора отводила взгляд, молчала, но не прыгала.
Когда Луке исполнилось пять лет, у него появилась сестра. Ее назвали Аной, она была маленькая и очень много плакала, его мама чуть не падала от усталости, отец начал работать как никогда много, и Лука видел его все реже. Мальчик постоянно рисовал, по всему дому висели его рисунки. Несмотря на то, что его мама не работала, Луку отдали в детский сад, где его порой так обижали, что он прятался в туалете. Там, пока его никто не видел, даже тетя Пера, что присматривала за ними и любила его больше других детей, Лука плакал и рисовал. Вера гладила его по полосам, ласково улыбалась, порой подмигивала и читала на слух его любимые истории, даже когда другие дети кричали, что им скучно, и они их знают наизусть. По правде, Лука готов был проводить в садике целый день и вообще не ходить домой, где тупая ревущая сестра, вечно уставшая мама и отец, которого постоянно нет. Хоть волком вой, даже если он старался подавить в себе это чувство. Лука был несчастлив — и хотел, чтобы все было как раньше, когда папа еще ходил с ним на рыбалку и они уплывали на лодке далеко в море, где он мог ловить и рисовать рыбу, отец задавал ему смешные, а порой трудные вопросы — например, если у белой коровы молоко белое, то какое молоко дает черная корова. Иногда они плавали до захода солнца, потому что им всегда было очень хорошо вместе.
Дора все понимала. Ее мама говорила четко, тихо и грустно. Девочка ничуть не расстроилась, что теперь ей придется три раза в неделю ходить в детский садик, потому что маме снова нужно много работать, а за ней некому присматривать. Бабушка с дедушкой жили далеко. Дора часто их навещала. В большом городе. «В столице, только и всего», — говорила мама; папа сердился и поправлял ее. Столица в Белграде, а Загреб просто большой город. В Белграде живет президент. Мама бормотала что-то себе под нос. Дора видела, что мама несчастлива. И дело вовсе не в президенте, которого все любят, который окружен цветами и детьми, а в городе, где он живет. Поэтому, когда они оставались с мамой вдвоем, Дора говорила: мы едем к бабушке с дедушкой в столицу. Мама смеялась, но тут же быстро оглядывалась. Загреб. Нужно долго ехать на машине, чтобы туда добраться. За это время девочка успевала не один раз заснуть. Дора помнила все. В ее голове было полно картинок, которые пахли, звучали и даже имели вкус. И все она могла описать словами. «Вот память у девочки», — говорила мама, сама едва веря в это. «Как у слона», — удивлялся папа. Про себя многие считали ее поразительным ребенком. Дору это ничуть не беспокоило. Она подолгу стояла перед зеркалом и рассматривала свое отражение. Ей нравилось, как меняется ее лицо, словно сотня разных масок. Вот такая она. Дора с радостью ожидала встречи с детсадовскими ребятами, которых никогда раньше не видела. Хотелось посмотреть и на новые игрушки. Ей было совсем не страшно. «Для Доры жизнь одно сплошное приключение», — говорила ее мама, подняв брови. Она выглядела так забавно, что Дора не могла удержаться от смеха. А папа продолжал читать газету.
