Джеки Коллинз - Голливудские мужья
Джек не понимал, что очки и нарождающаяся бородка делали его лишь более привлекательным для женщин. Ах, женщины… история всей его жизни. Кто бы мог подумать, что прилежный тихоня-семиклассник Джек Питон станет одним из самых выдающихся любовников века? Он производил на женщин неотразимое впечатление, и ничего не мог с этим поделать. Один проницательный взгляд – и женщина была готова покориться. Его послужному списку мог позавидовать любой рок-музыкант высшего калибра.
При этом Джек отнюдь не был бабником. Ухлестывать за юбками – в этом не было нужды. Со дня полового созревания и первой победы в возрасте пятнадцати лет женщины вешались ему на шею с однообразным постоянством. Почти всю жизнь он бесстыдно этим пользовался. Одна, две, три подруги в неделю. Кто их считал? Недолговечный брак в двадцать пять лет почти не остановил его победной поступи. Только везенье и какое-то шестое чувство уберегли его от всевозможных венерических болезней. Конечно, теперь, в восьмидесятые, надо быть благоразумнее. К тому же он чувствовал: репутацию героя-любовника надо сменить на что-нибудь посерьезнее, и весь последний год он делал для этого все, что мог. Отсюда и его взаимоотношения с Клариссой Браунинг. Кларисса – актриса серьезная, Актриса с большой буквы. Она была обладательницей «Оскара» и еще дважды выдвигалась на эту премию. Это вам не какая-нибудь звездашечка-однодневка.
– Я бы хотел, чтобы Кларисса снялась на «Орфее», – объявил Хауэрд, откусывая булочку.
– У тебя на уме что-то конкретное?
– Нет, пусть выбирает, что хочет. Как-никак звезда. – Потянувшись за маслом, он добавил: – Скажи ей, пусть позвонит прямо мне. Если я буду действовать через этого мерзавца – ее агента, – толку не будет. – Он кивнул, довольный своей сообразительностью. – Пусть Кларисса шепнет мне на ушко, какую роль она хочет, а уж потом я спляшу хоть перед тысячей агентов.
– А почему тебе не позвонить ей самому? – спросил Джек.
Такая простая мысль Хауэрду в голову не пришла.
– Думаешь, ей это понравится?
– Наверняка сказать не могу. Рискни.
– А что, может, ты и прав… – что-то отвлекло его внимание. – Вот это да! – воскликнул он. – Ты посмотри на эту задницу!
Джек оценивающе покосился на весьма впечатляющий зад, туго упакованный в белые джинсы и покидающий бар-ресторан. Он улыбнулся про себя – узнал эти покачивающиеся бедра. Они принадлежали Чике Хэрнандез – королеве мексиканских мыльных опер. О да, это покачивание было ему хорошо известно… но докладывать об этом Хауэрду он не стал. Трезвонить о своих подвигах – это было не в его стиле. Копошиться в чужом белье – удел желтой прессы. Вот пусть и гадают на кофейной гуще. Джек никогда не хвастался своими многочисленными победами, хотя Хауэрда и других это иногда доводило до бешенства. Им требовались имена и подробности, а получали они лишь улыбку и скромное молчание.
Собственно, весь последний год – роман с Клариссой – рассказывать ему было особенно нечего. Пара девушек на побегушках, энтузиастка-актрисочка с проходной ролью, фотомодель восточных кровей. Все – без последствий, так, одноразовое удовольствие. Разве это измена? Он искренне считал, что хранит верность Клариссе Браунинг. Если у тебя роман с такой женщиной, надо держать ушки на макушке. Ведь про них пишут газеты; изволь взвешивать каждый шаг.
Джек Питон – человек с головой, обаятельный, радеющий за страну гражданин – не исключал, что когда-нибудь займется политикой. (Почему нет – чем он хуже Рейгана?) И хотя он очень хорошо понимал женщин – по крайней мере, так ему казалось, – он тем не менее верил (конечно же, подсознательно) в старый патриархальный подход. Если он изредка позволит себе развлечься и сходить налево – ничего страшного. Ну что, в конце концов, для мужчины значит мимолетная встреча с женщиной? Так, отметился, и ничего больше. Но упаси Господь, чтобы такое совершила Кларисса.
Да ничего она не совершит. На этот счет у Джека сомнений не было.
– Быстрее! – прерывисто и страстно шептала Кларисса Браунинг. – Еще. Быстрее!
Лежавший на ней молодой актер послушно повиновался. Состояние шока не покидало его, но свое дело он умудрялся делать. Впрочем, чему удивляться? Ему было всего двадцать три года, а в двадцать три года достаточно рукопожатия, чтобы прийти в состояние боевой готовности.
Кларисса Браунинг рукопожатием отнюдь не ограничилась. Вскоре после их первой встречи на съемках фильма, где они должны были появиться вместе, она попросила его зайти к ней в гримерную. Он охотно согласился. Как же, Кларисса ведь звезда, а для него этот фильм был вторым в жизни.
Она разогрела его бокалом белого вина, разговором о его роли. Хотя было всего десять утра, то и другое он принял с удовольствием. Потом, откинув со лба русые локоны, скрывавшие ее неяркие, но интересные черты, деловым тоном она сказала:
– Вы ведь знаете, что в кино самое главное держаться естественно?
Он уважительно кивнул.
– Вы играете моего любовника, – продолжала она. Клариссе было двадцать девять лет, лицо чуть вытянутое, водянистые глаза, нос… еще чуть-чуть, и его бы назвали длинноватым, рот вычерчен тонкой линией. На конкурсе красоты ей было нечего делать. Однако она уже не раз доказала, что ее заурядная внешность способна создавать перед камерой сверкающее чудо.
– Я жду не дождусь начала съемок, – объявил молодой актер с энтузиазмом.
– Я тоже, – спокойно произнесла она. – Но, понимаете, одного предвкушения недостаточно. Когда мы взаимодействуем на экране, все должно быть настоящее. Мы должны излучать возбуждение, изнемогать от пыла и страсти. – Она сделала паузу. Он кашлянул. – Поэтому, – продолжала она, – я считаю, что мы должны проиграть роль до того, как появимся перед камерой. Так нас никогда не поймают со спущенными штанами – выражаясь фигурально, как вы понимаете.
Он попытался выдавить из себя смешок, но вдруг осознал, что его бросило в пот.
– Займемся любовью и устраним это препятствие, – сказала она, вперившись в него карими глазами.
Кто он был такой, чтобы упираться? Он тут же забыл о своей калифорнийской красавице-подружке с грудями тридцатишестидюймового калибра и самыми длинными ногами в городе.
Кларисса протянула руку, расстегнула его джинсы, и они занялись делом. Бедняга просто онемел от шока – Боже правый, он вставляет пистон Клариссе Браунинг. Самой Клариссе Браунинг! Опупеть можно!
Когда они закончили, она отчеканила:
– Теперь мы оба сможем сосредоточиться и сделать отличный фильм. Только чтоб свой текст знал туда и обратно. Слушайся нашего великолепного режиссера и влезь в шкуру того, кого играешь. Вживись в роль. Увидимся на съемках.
