Препод, который меня... - Даша Черничная
Нет. Нет-нет.
Как в слоу-мо, снова поднимает голову, присматривается. Даже щурится.
Нет. Нет. Пожалуйста.
И вот на его лице расцветает улыбка. Нет. Улыбочка. Такая, ну знаете, садисткая. Многообещающая…
— Мурашкина Ульяна, значит? — спрашивает вроде как невзначай, но взгляд… убивает, в бумагах делает пометки.
— Мурашкина Ульяна, значит, — я дура, да. Но я снова возвращаю ему его реплику.
М-м-м, это становится традицией.
— Прекрасно, — выдает Никонов с горящим взглядом. — Не забудьте про журнал после пары, Мурашкина Ульяна.
Ты давай мне еще подмигни, козел!
— Садитесь! — произносит резко, и я падаю на задницу, потому что колени трясутся с такой силой, что едва держат. — В этом семестре я буду вести у вас экономику предприятия. В конце семестра — зачет. Автомат для особо отличившихся предусматривается.
Максим говорит, говорит. А я ловлю себя на мысли, что заслушалась. У него спокойный ровный голос. Весь он собран. Смотрит на всех и ни на кого одновременно. Заискивание женской половины игнорирует, а парни почему-то не наглеют. Сидят спокойно, слушают.
Наш лектор делает начитку, не глядя в учебник. Я уже успела полистать его и знаю, что Никонов дает немного другую информацию. Менее сухую. Такую, что действительно получится применить на практике.
— Говорят, у него бизнес. Довольно успешный, — шепчет всезнающая Ленка.
— Какого фига он тут делает тогда? — бормочу я, конспектируя лекцию.
— А вот тут нам Настена нужна для прояснения! — Ленка играет бровями.
Повезло так повезло, что уж тут говорить… И надо же было зацепиться именно с ним! Ну почему у меня всегда так!
Едва звенит звонок, как все подскакивают, принимаются собирать вещи. Я тоже запихиваю тетрадь в рюкзак, пытаюсь застегнуть молнию, но собачка не поддается.
— Мы тебя в буфете подождем, — говорит Настя, обходя меня.
— Нет! — бросаю я резко, отчего подруга даже тушуется. — Не оставляйте меня с ним наедине.
Ленка громко фыркает:
— На твоем месте любая нормальная девочка хотела бы оказаться с ним наедине. Не драматизируй. Не съест же он тебя! — бросает взгляд на Максима, которого обступили одногруппницы и закидывают вопросами, параллельно заглядывая ему в рот. — А жаль… я б хотела, чтоб он сожрал меня.
Последнее Лена произносит с придыханием.
— Каннибализм наказуем, — холодно выдает Настя и кивает мне, а сама уводит Лену.
Я же наконец справляюсь с гребаной молнией и беру в руки журнал. Иду нетвердой походкой, глядя себе под ноги.
Фан-клуб Никонова уже ушел, да еще и дверь прикрыл, так что мы остались одни. Чем ближе я подхожу к Максиму Аристарховичу, тем сильнее понимаю, что мне хана.
Препод смотрит на меня убийственным взглядом. Но даже при таком раскладе я не могу не отметить, какой же он все-таки красавчик. Высоченный. Когда сидел на капоте, казалось, что он все-таки ниже.
Глаза зеленые, с черными крапинками на радужке. На брови небольшой шрам. Модная стрижка, волосы ухоженные, но без фанатизма. Подбородок гладкий, губы… м-м-м… кому там продать душу, чтобы хоть притронуться к ним?
Разворот плеч… обнять и тереться о них носом. Грудь широкая, рубашка обтягивает накачанные ручищи. Задница там, наверное тоже… ой, мамочки…
Надо вернуться за девчонками и сказать, что в их фан-клубе плюс один — по фамилии Мурашкина.
— Насмотрелась? — Никонов спрашивает насмешливо, с превосходством.
Черт, он заметил! Ну конечно заметил, дура! Ты бы его облизала еще и только после этого удивилась.
— Я не понимаю, о чем вы, Максим Аристархович, — выдавливаю из себя. — Вот журнал, который вы просили. Я отметила всех отсутствующих. До свидания!
Резкий разворот на сто восемьдесят градусов. Бежать! Бежать!
— Стоять! — меня перехватывают за руку, резко дергают назад.
По инерции я впечатываюсь в сильное тело и медленно поднимаю взгляд на нового препода. Тону в его глазах…
Эх… а счастье было так близко.
Глава 3
Ульяна
Нет ни одной причины, объясняющей, почему он до сих пор держит меня.
Заглядывает в лицо, рассматривает.
Я не буду кокетничать и жеманничать. Я знаю, что симпатичная. У меня были поклонники и даже парень. Мы встречались год, а потом отношения сошли на нет.
Он мне рассказывал, что я ни на кого не похожа. Что во мне так много некрасивого и неправильного, но вместе эти некрасивости и неправильности образуют неожиданно идеальную картину.
Козел, скажете вы? Ну конечно козел. Мне было девятнадцать, а ему двадцать три. Он вливал мне в уши горькую патоку, рассказывая, что это нектар богов. Я верила. Что взять с девятнадцатилетней меня.
У меня вздернутый нос, веснушки, рыжие ресницы и одуван вместо волос. Тем не менее, я прекрасно понимаю, что вполне себе, нешаблонно, ага.
— Насмотрелся? — спрашиваю у нового препода.
Хочется, чтобы это прозвучало насмешливо, но звучит как-то даже… уязвимо.
И я жду ответной, даже привычной надменности. Но Никонов отвечает спокойно:
— Нет.
Моргаю несколько раз.
Он правда сейчас это сказал?
— Что, даже не будешь отрицать? — поднимаю брови.
— Не планировал. Знаешь ли, не люблю вранье.
— Тогда, может, перестанешь меня обнимать? — кроткая крошка срочно ушла в спячку, и ее место заняла язва.
Никонов тоже, кажется, пришел в себя. Улыбка на его лице, в глазах полыхает…
— Разве я обнимаю тебя? — спрашивает, еле сдерживая смех.
Только сейчас я понимаю, что это действительно я держу его за плечи. А он, в общем-то, даже не касается меня. Руки у него висят вдоль туловища, пока я хватаюсь (недвусмысленно, надо заметить) за своего преподавателя.
Кровь разгоняется, сердце бьется в груди в безмолвном припадке, а этот гад продолжает насмехаться надо мной.
— Боже… какое же невероятное зрелище: наблюдать за тем, как ты заливаешься краской, Мурашкина Ульяна.
Твою мать! — хочется сказать мне, но нельзя… Делаю два шага назад и где-то отыскиваю свою гордость, подальше засовывая озабоченность сыном ректора.
— Между прочим, это не моя вина! Не я инициировала этот контакт, Максим Аристархович. Нечего было меня хватать. И вообще, вы не имели никакого права нарушать мои личные границы.
Мышцы на лице Никонова дергаются, он поднимает бровь.
— То есть то, что ты вылила пол-литра кофе на меня и мой автомобиль, никакое не нарушение личных границ?
— Да там всего-то двести грамм было! И это скорее следствие ваших аморальных поступков!
—
