Измена. Вторая семья моего мужа (СИ) - Шевцова Каролина
- Как ты?
- Плохо, Римма Григорьевна. Очень-очень плохо. Вы скажите, чтобы меня не прогоняли отсюда, я же не могу! Они говорят надо отдохнуть, а как? Я даже когда глаза закрываю, вижу лицо Филиппа Львовича, такой он белый был, просто лист бумаги! Я ведь думала, уже все, понимаете? Совсем все!
Она отступает, кладет руки на живот и складывается пополам, будто ей очень больно.
Кручу головой и натыкаюсь на растерянный взгляд Насти.
- Насть, что-то можно сделать? Может дать ей лекарство?
- Клизму и галоперидол, - от неуместного юмора подруги меня коробит. Слава богу, Аня не слышит эту шутку, потому что она точно не заслужила такое отношение к себе.
Безотказная, кроткая девушка из религиозной семьи. Мужу пришлось знакомиться с ее родителями, чтобы те разрешили Нюре работать над его книгами. Как выяснилось, огромная семья Кузнецовых не признавала фэнтези, считала баловством, на которое стыдно тратить время. Как-то Фил все-таки нашел с отцом Ани общий язык, и мы даже думали когда-нибудь съездить в Горино, маленькую деревню под Псковом, познакомиться с этими людьми лично.
И как бы я смотрела в глаза Аниным родителям, если бы с ней что-то случилось?
- Как хорошо, что ты в порядке, - только и смогла прошептать, чувствуя, как последние силы покидают меня. Огляделась в поисках лавки. Вот она, в паре метров, вот только я не могу сделать и шага. Ноги больше не держат. Кто-то хватает меня под локоть и, как ребенка, ведет вперед. Свободной рукой держусь стены, чтобы точно не упасть.
- Спасибо… - фокусирую взгляд и вижу бледное лицо Никиты. Странно, он еще здесь? Зачем? Шел бы спать, как все нормальные. Все, кого не коснулось горе.
- Любимко, быстро отведи Анну Кузнецову наверх, или я из тебя сок накручу, понял?
- Понял, понял. Только я ж не знал, что она Кузнецова, в приемнике она другую фамилию… - почему то медбрат замолкает. Хватает Нюру почти за шкирку и тянет к выходу.
Девушка оборачивается и с жалостью смотрит на меня:
- Римма Григорьевна, я не смогу там, мне здесь надо!
- Что ты, Аня, здесь я должна остаться, а ты отдохни.
Пока парень в белом халате уводит нашу помощницу, я успеваю заметить синяки на ее тонких икрах. Настя лукавила, когда говорила, что на втором пассажире ни царапины. На обескровленном Анином лице особенно выделялись кровоподтеки и ссадины. Все-таки ей тоже досталось.
- Бедная девочка, - я откидываю голову назад, та с глухим стуком бьется об стену.
- Угу. Бедная девочка здесь ты.
- Я дома спала, в тепле, пока они… - всхлипываю и давлюсь от сдерживаемых рыданий. – в реке. В холодной, холодной реке.
- Ну, хватит, - уже рычит Настя. – Тимур, отвези Римку к нам домой, ей поспать надо. Постелешь ей в гостиной?
Хватаюсь за халат подруги и кручу головой. Я не могу. Не могу уйти отсюда, зачем меня прогоняют?
- А Филипп?
- Тоже в некотором роде спит. В больнице. Ты что-то смыслишь в медицине? – Снова киваю. Конечно, нет! Я даже обычную простуду лечу только после назначения врача, и Настя об этом знает. Подруга удовлетворенно хмыкает: - Вот и я о том. За ночь с Белым ничего не случится, а тебе нужно выспаться, поняла? Потому что только кажется, что все самое плохое уже случилось, а это не так. Впереди тебя ждет борьба и восстановление, и для этого нужны силы.
- Настя, он выкарабкается?
Стараюсь не произносить имя мужа, иначе я признаю, что именно он лежит за той темной дверью. Мой Филипп. Один. Между жизнью и смертью.
Вместо подруги отвечает Никита. Он встает рядом, так, чтобы я могла о него облокотиться и тихо-тихо шепчет:
- Все будет хорошо.
В этом голосе столько спокойствия, что я почти верю. Согласно киваю, держусь за твердый локоть, иду по коридору, куда-то туда, где горит не мертвенно синий, а яркий желтый свет. Настя и Тимур следуют за нами, говорят о чем-то, но я их не слышу. Душой, разумом, сердцем я там, за дверью реанимации. Здесь осталась только оболочка.
- Римма, нам нужно кому-то сказать об аварии?
На секунду торможу. Думаю, медленно складывая из букв слова.
- Получается, некому. Я здесь. Разве что его литературному агенту, Фомичеву. Но это потом. И еще… - снова останавливаюсь. Снова думаю и не могу сообразить. – Там же наверняка будет пресса? Издательство уже анонсировало выход третьей части саги, а тут такой повод. Наверняка журналисты уже в курсе всего, что случилось?
- Не думаю, - цедит Настя. – Александр Васильевич мировой мужик, он и мне позвонил, чтобы уладить все тихо, так что у тебя есть пара дней, чтобы подготовиться ко всем этим журналистом и рыдающим фанатам.
Вздыхаю. Пары дней совсем не хватит, но это куда больше, чем я могу просить у Вселенной. Мне действительно нужно лечь спать, стресс и бессонница превратили тело в кусок ваты, а мозг разжижили до такой степени, что он отказывается думать. Я немного подремлю и вернусь сюда, чтобы быть рядом с мужем.
Кажется, я произнесла это вслух, и Настя даже повернулась, чтобы мне ответить, вот только не успела. Тимур толкнул тяжелую дверь хирургического отделения, а на улице нас ждал день, свет и толпа журналистов. И со всех сторон посыпались вопросы:
- Как себя чувствует Филипп Белый?!
- Когда выйдет последняя часть Реки Рек?
- Вы будете обращаться к копирайтерам, чтобы дописать роман мужа?
- Кто был с ним в момент аварии? Любовница или внебрачная дочь?
Глава 3
Все происходит быстро и совсем не похоже на то, что я видела в фильмах.
Никто не накидывает мне на лицо куртку и не выводит из толпы. Тут и толпы то нет, под козырьком топчется человек десять и только один из них взял с собой камеру. Все они ждут дохленькую сенсацию на третью полосу газеты.
И если бы не бессонница, не страх за Филиппа, не неимоверная, накатившая на меня усталость, то я бы нашла что сказать. Но вместо этого молчу и хлопаю пустыми, как у рыбы, глазами. Кто-то даже смог сфотографировать меня в таком состоянии. В другое время меня бы это разозлило, а сейчас плевать. Пусть подавятся, мерзкие падальщики!
Наверное, я единственная кто так подумал, потому что в следующую секунду Никита рвется вперед, чтобы закрыть обзор фотографу, а Тимур спускается вниз «поговорить по-мужски». Запал журналистов иссякает молниеносно. Они тараканами расползаются по парковке пока их настойчивый собрат щелкает камерой. Вот меня под руку ведут к машине. Вот Настя показывает им средний палец. А вот мы уезжаем.
Ни дорогу, ни то, как я очутилась в спальне, не запомнила. Короткий сон, больше похожий на рваный, нарезанный на фрагменты кошмар. Липкое пробуждение. Подушка подо мной оказывается мокрой от пота, так что лежать в кровати становится неприятно. Я все еще хочу спать, но поднимаюсь и иду на кухню, где меня ждут бутерброды. Кто-то собрал их заранее и спрятал под крышку, как делала всегда мама. Я ем через силу, кое-как доедаю кусок хлеба, отложив в сторону колбасу и сыр. Зато чай пью с удовольствием. Настя и тут позаботилась, оставила на столе кружку с пакетиком ромашкового сбора. Моего любимого.
Звоню подруге, узнать новости. Их нет и в нашем случае это хорошо. Да, Филиппу не стало лучше, но ему и не стало хуже, так что я все еще лелею надежду, что вот-вот он придет в себя, поцелует меня, и все вернется на круги своя. Но потом вспоминаю, что мы не в дешевой мелодраме и почти плачу. От истерики меня останавливает звонок Фомичева, старого приятеля семьи и литературного агента, с которым работал муж.
Разумеется, он уже обо всем знает.
- Римма, нужна пресс конференция.
- Если нужна – проводи.
Антон пыхтит в трубку. Я понимаю, что он в ужасе и просто пытается спасти собственную карьеру, но книга это последнее о чем я могу думать.
- Римма, я бы и с радостью, но мне нужна ты.
- Я в Питере. И буду здесь, пока Филиппу не станет лучше.
Несколько секунд мы молчим, Антон сдается первым:
- Хорошо, а если я организую встречу с прессой в Петербурге, ты придешь? Ты сможешь ответить на их вопросы? – Он не спрашивает как я, ему это неинтересно. Работа – все что волнует Фомичева, и я уже хочу положить трубку, как вдруг он давит на больное. С ходу нащупывает мое слабое место и ковыряется там от души. – Римма, этого бы хотел Филипп. Ты же понимаешь, что Река Рек для него как ребенок и он бы сделал все, чтобы дать книге жизнь. Ты же не убьешь детище своего мужа?
