Развод и прочие пакости (СИ) - Рябинина Татьяна
Фу таким быть, Антон Валерьевич.
Демонстративно постучав по запястью, я развернулась и направилась к лифту. Поднялась на последний этаж, зашла в расположенный на террасе бар, села за стойку. Изящный, как статуэтка, бармен – или, может, барменша? - приподнял брови. Я попросила коньяку и хотела сделать глоток, но подумала: а вдруг мне уже нельзя?
Словно в ответ низ живота стянуло широкой лентой боли.
Ну хоть что-то. И на том спасибо!
Приветствую всех, кто присоединился к чтению! Надеюсь, вам понравится моя новинка. Заранее благодарю вас за ваши звездочки, награды и комментарии.
Проды по возможности каждый день с одним выходным в неделю
Глава 2
Когда я вернулась в номер, обнаружила и вещи Антона, и самого Антона, который сидел на кровати с крайне несчастным видом. Походу, Инесса принять его к себе не захотела. Одно дело случайный разовый перепих и совсем другое – разделить ограниченное пространство с малознакомым мужиком, жена которого – невменяемая психопатка. Это она потом так сказала, про психопатку. Мне, разумеется, передали.
- Ира… - начал Антон и запнулся. Видимо, других слов нашлось.
Ну а правда, что тут скажешь? Оправдываться или валить на попутавшего беса не имело смысла.
- Марков, если ты думаешь, будто сможешь меня разжалобить или убедить, что раз я не видела половой акт в деталях и подробностях, значит, ничего и не было, то нет. Не получится. Лучшее, что ты можешь сделать, - это уйти. Прямо сейчас. Потому что я точно не уйду. А если останешься ты, ночью задушу тебя подушкой и скажу, что это последствия скачек на бабе. Сороковник – опасный возраст для мужиков, все знают.
- Ну и куда мне идти?
- А не ебет.
В детстве мне внушали, что матом ругаются только очень некультурные и невоспитанные люди. Быдло, одним словом. Повзрослев, я поняла, что нет таких людей, которые никогда не ругались бы, но все равно старалась сильно язык не распускать. Однако сейчас готова была дать ему полную свободу действий.
- На две ночи вполне можешь снять себе номер. Не в этой гостинице, так в другой. За свой счет. Небедный мальчик, вывезешь. Антон, я не шучу. Драться с тобой у меня не получится, но лучше тебе со мной в закрытом помещении не оставаться. Я за себя не ручаюсь. И вот что. Вернемся – чтобы в тот же день свалил из моей квартиры ко всем херам. На развод подам сама.
- Ира, ну нельзя же так!
- Нельзя?! – я со всей дури огрела его по башке подушкой. Хотелось кулаком в глаз, но руки, в отличие от скрипки Балестриери, мне не застраховали. – А трахать жирную блядь можно? Или ты сейчас уходишь, или я реально выкидываю твои вещи. Только не в коридор, а в окно.
Живот болел все сильнее. Надо было срочно сделать укол кеторола, протащенного под видом инсулинового шприца, иначе вечером не смогу играть. Зайдя в ванную, я вышвырнула в комнату все косметические причиндалы Антона и сказала через закрытую дверь:
- Дубль два. Когда я выйду, тебя здесь быть уже не должно.
Покончив с фармой и гигиеной, я села на пробковый коврик у ванны. В комнате сначала было тихо, потом пошла возня. Наконец входная дверь открылась и закрылась.
В ограниченном контингенте, живущем скученно на такой же ограниченной площади, новости распространяются быстрее вируса гриппа. Все всё узнали еще до вечернего концерта, который мы давали в «Xiqu Centrе» – большом театральном комплексе.
Особую пикантность происходящему придало одно забавное обстоятельство. Видимо, архитекторы планировали что-то похожее на китайский бумажный фонарик, но получилась… пардон, пизда. Не в том смысле, что вышло так плохо, а потому, что внешне здание очень сильно напоминало женские половые органы. Да и название его на кантонском диалекте оказалось созвучным со словом, обозначающим влагалище. Об этом рассказала Маринка, которая всегда старалась разузнать подробнее обо всех местах, куда мы приезжали.
И вот теперь мы должны были в этом самом влагалище выступать. После того как жена-прима застукала мужа-дирижера с членом во влагалище певицы. Аллюзия, аллегория или что там еще, если говорить умными словами, а не матерными? Формально это было не совсем так, поскольку я пришла, когда занавес уже опустился, но, по сути, верно.
Автобусы, которые должны были отвезти нас в театр, запаздывали. Мы ждали их у гостиницы, оркестранты отдельно, певцы своей кучкой. Все, разумеется, шушукались и посматривали в мою сторону, потому что ни Антона, ни Инессы не было. Я, стиснув зубы, мысленно проигрывала одно каверзное место из Грига. Сюиту из «Пер Гюнта» мы исполняли во втором отделении. Нет, я знала ее так, что могла играть хоть во сне, но одно место все равно повторяла про себя снова и снова.
Кусочек «Песни Сольвейг».
Антон и Инесса вышли из гостиницы, когда уже подъехали автобусы. Не вместе – сначала он, потом она. Я успела сесть у окна и разглядела Инессу во всех подробностях. Лицо было густо замазано тоном, едва ли не в палец толщиной, но ссадина и лиловый подтек на скуле все равно проступали. Губа напоминала вареник.
Ничего, Инночка, все подумают, что ты просто переборщила с силиконом.
- Класс у нее рожа! – пихнула меня в бок Лерка. – Ты как вообще, а?
- Я не беременна, и это главное. Все остальное ерунда. А вот если бы в том автобусе не воняло гнилой тряпкой и меня не начало тошнить, я так ничего и не узнала бы. Поэтому все к лучшему.
Мы приехали, переоделись, накрасились, забрали из хранилища инструменты, потянулись на сцену. Поскольку это был концерт, играли, разумеется, не в яме. Рассадка – тоже ритуал, не дай бог духовые или ударные вылезут поперед струнных. У нас была принята немецкая система: первые скрипки слева от дирижера, вторые справа. А из первых самая первая – я. Ирина Маркова, прима, солистка, второе лицо оркестра.
В первом отделении играли русскую классику, во втором зарубежную. Певцов нам, можно сказать, навязали – как нагрузку. Из «Пер Гюнта» мы исполняли вторую сюиту, состоящую из четырех комбинаций. Две чисто оркестровые, а «Арабский танец» и «Песнь Сольвейг» с вокалом. Ну да, в исполнении Инессы. Я не зря вспомнила об этом, залепив туфлю ей в морду.
Если сначала я сомневалась, смогу ли нормально играть, не будут ли дрожать от злости руки, то уже после первых тактов «Вальса цветов» из «Щелкунчика» поняла: все будет идеально. Именно от злости. И от сладкого предвкушения мести.
Антон заметно нервничал, это сказалось и на его манере вести оркестр. Но я была спокойна, как удав. И в первом отделении, а уж во втором – тем более. То, что я собиралась сделать, требовало особого мастерства. И хладнокровия.
После «Возвращения Пер Гюнта» на сцену вернулась и Инесса.
Ну держись, сучка!
Следующая прода в понедельник
Глава 3
У певцов и музыкантов особые отношения. Похлеще любовных. На эстраде своя специфика, в опере тоже, а вот для солистов, выступающих в камерном формате, концертмейстер-аккомпаниатор – самый важный и одновременно самый опасный человек. Он может вытянуть провальное выступление, а может завалить самое идеальное. Причем так, что все помидоры достанутся исключительно вокалисту.
«Песнь Сольвейг» Григ изначально написал как миниатюру для сопрано и скрипки, позже переработанную в оркестровую партитуру. В принципе, с музыкальной точки зрения произведение несложное, его исполняют даже школьники. Но есть в нем одно узкое место – там, где мелодия скользит, плывет по полутонам. И вот тут необходима абсолютная гармония певца и аккомпаниатора. Малейшая фальшь того или другого буквально режет уши. Не зря на концертах певицы редко исполняют «Песнь » в оригинальном варианте, чаще берут тот, что со скрипкой и фортепиано, где аккомпанировать в этом опасном месте доверено последнему.
В оркестровом сопровождении все не так критично, поскольку скрипок порядка тридцати, а то и больше. Но фишечка была в том, что для этого концерта мы взяли редкий вариант со скрипичным соло – моим. Именно вот в этом месте. Потому что красиво и необычно. Вот только Ирочка прекрасно знала, как надо грамотно слажать, чтобы все лавры за это достались Инессе. Наши, конечно, догадаются, а слушатели в зале – точно нет. Если они не профи с абсолютным слухом.
