Ренни - Джессика Гаджиала
У него было фантастическое лицо. Я была помешана на хорошей костной структуре, а у него ее было в избытке. У него было несколько худощавое, но сильное лицо с пропорциональными чертами, высокими и сильными скулами, привлекательными губами и поразительными светло-голубыми глазами.
Он был тем, чем был мужской эквивалент великолепия.
Так что, несмотря на то, что я впервые столкнулась с его особой медной горячностью, я утонула в ней.
Поэтому я все время старалась держать между нами, как можно большую дистанцию. Это была нелегкая задача, учитывая, как он был решительно настроен залезть ко мне в штаны. Поэтому всякий раз, когда это было возможно, он прижимался ко мне, находил причины остаться со мной наедине, невзначай прикасаясь ко мне.
Точно так же, как он делал прямо сейчас, придвигаясь ближе, когда не было причин почти касаться меня.
— Потому что так не может быть. Если бы они прекратили разглагольствовать и бредить в течение пяти секунд и подумали об этом, они пришли бы к тем же выводам. Грасси занимаются темными делами, но они не бьют женщин. Они не ведут войну с другими организациями здесь. Во всех смыслах и целях это мирная маленькая преступная организация. Единственные люди, к которым они прикасаются, это люди, которые обманывают их или угрожают им. Они занимаются перевозками. Вы, ребята, не представляете для них никакой угрозы. Черт возьми, иногда они даже перевозили для вас это чертово оружие. Почему они решили сделать это сейчас? Зачем им нарушать традицию трех поколений не вовлекать семьи, не причинять вреда женщинам сейчас?
— Они бы этого не сделали, — сказал он, пожимая плечами. — Но с остальными нельзя разговаривать, пока они не выпустят пар. Мы потеряли много гребаных мужчин; они злятся и не будут сидеть сложа руки. Им нужно пережить это в течение нескольких минут, прежде чем ты попытаешься их урезонить.
— Вы уверены, что видели именно Грасси? — настаивала я, наконец-то имея возможность получить от кого-то спокойный, рациональный ответ.
— О, это были гребаные Грасси, все в порядке. Лука и Энтони. Маттео там не было. Дело в том, что, когда Пенни рассказывала эту историю, она ни хрена не сказала о том, что кто-то из них старше, седой, как Энтони. Лука, возможно, подошел бы под это описание. Но помимо того, что она знала, что они просто из тех, кто избивает женщин без какой-либо гребаной причины или даже если бы у них была причина, ее рассказ очевидца о нападении был не замечен, потому что она была либо слишком травмирована, либо плохо видела, или ее сегодняшнее заявление тоже не замечают. Мы были в движущейся машине. Она не смогла бы хорошо рассмотреть их.
— Почему вы…
— Мы это сделали, — оборвал он меня.
— Но к тому времени, как вы вернулись, — начала я.
— Они уже ушли.
Заканчивать предложения друг друга было мило только в кино и на телевидении. В реальной жизни это раздражало. На всякий случай, если вам это интересно. Раздражающий.
Я выдохнула и оглянулась на группу, ту, что осталась от Приспешников — Рейн, Кэш, Репо, Дюк и Ренни рядом со мной. И Волк в больнице.
Я не могла себе представить, что их численность будет уничтожена таким образом.
Хейлшторм был масштабной организацией. Но когда мы кого-то теряли, в течение добрых двух недель наблюдался заметный сдвиг в энергетике. В стенах царила торжественность. Все были на взводе. Я думаю, что только дважды мы теряли больше одного человека за раз.
Потерять более дюжины, я не могла себе представить, через что они все проходят.
Все они справлялись по-своему. Рейн, что наиболее заметно, предпринял единственное действие, которое он мог предпринять в данной ситуации. Он охранял территорию. Он сделал ее непроницаемой, чтобы защитить то, что осталось от его людей и их семей.
Кэш немного утратил свое легкое, беззаботное, кокетливое обаяние и немного крепче прижался к Ло, был немного более защищающим, чем когда-либо прежде.
Репо было в основном бесшумной бомбой замедленного действия. Его жизнь была клубом. Правда, теперь у него были беременная Мейз и их сын, и это дало ему что-то, за что он мог цепляться вне своего братства, но это не меняло того факта, что в течение многих, многих лет все, что у него было — это братство и верность. Он все отдаст за клуб. Он был на взводе и готов был пролить кровь.
Дюк есть Дюк. Он был молчалив и держал себя в руках. Но он тоже кипел от злости. Он был готов действовать, чтобы сравнять счет. Особенно потому, что его женщина подверглась жестокому избиению, а затем была выброшена, как мусор.
Ренни был… ну, это зависело от обстоятельств.
Видите ли, дело в том, что по Ренни видно, что у него были шрамы. Не физические, хотя и они у него были, и я находила их странно сексуальными, но у него были эмоциональные. Те, что были с детства. Из тех, что никогда по-настоящему не заживали. Дело в том, что я не знала, что это такое. Потому что, хотя у меня были досье на всех остальных членов Приспешников, у меня не было досье Ренни.
Было ли оно вообще у Ло, было за пределами моей компетенции.
Все, что я знала, это то, что у меня не было ничего про него.
Поэтому я понятия не имела, что это за шрамы, но, судя по тому, что я видела за последние несколько недель, они были глубокими.
Потому что Ренни может стать совершенно другим человеком в любой момент.
Не то чтобы он был шизофреником или чем-то в этом роде.
Но если бы мне пришлось поставить свои деньги на что-нибудь, я бы сказала, что там были определенные пограничные проблемы с личностью.
Он был слишком взвинчен и подавлен, слишком горяч и хладнокровен, слишком суров в своих колебаниях, чтобы просто сказать, что он угрюмый парень.
Потому что в целом он был легким, жизнерадостным, веселым, обаятельным и рациональным. Но когда он менялся, он менялся сильно. Он был темным. Он был одержим, холоден и даже иногда жесток. Он не мог ясно мыслить. Он реагировал импульсивно и делал
