Внебрачный сын - Адалин Черно
Все казалось простым до момента госпитализации, но и это, оказывается, не весь ужас. Хуже то, что я сижу перед Макаром Измайловым. Человеком, который шесть лет назад разбил мне сердце и оставил подарок в виде двух полосок на тесте. Теперь я воспитываю его сына, а он дарит красоту людям и понятия не имеет, что в мире есть еще один человек с таким же аквамариновым цветом глаз.
Глава 2
— Что там, Мариша? Когда снимки будут готовы?
Голос Макара звучит немного устало. Он придерживает телефон плечом, а сам рассматривает мой рентгеновский снимок. Откладывает его в сторону, опускает голову и проводит по векам и переносице пальцами.
— Хорошо, понял. Ждем.
— Еще нет? — осторожно уточняю.
— Нет.
— Ты уверен, что сможешь оперировать?
Спрашивать такое у бывшего, конечно, неприятно, но будь на его месте любой другой хирург, я спросила бы то же самое. В час ночи первого января трезвыми остаются только язвенники и закодированные. Даже от дежурного врача, который меня осматривал, несло перегаром.
— Намекаешь, что я пришел на работу пьяным? — с усмешкой спрашивает Измайлов.
— Праздник ведь, а ты…
— А я выпил полбутылки вискаря, взял трубку, хотя знал, что звонят с работы, сел за руль и примчался сюда, сбивая по пути мусорки, как кегли. Протрезвел буквально перед кабинетом и надеюсь, когда буду штопать твой нос, рука не дрогнет.
Он говорит совершенно спокойно и внимательно меня рассматривает слегка прищуренными глазами. Под его пристальным взглядом вдруг становится неловко, и я отвожу взгляд. О чем я только думала? Разве выпившего врача допустят к работе? Я начинаю себя успокаивать, но вспоминаю того доктора в приемной. Он ведь работает. И наверняка оказывает первую помощь пациентам. А от него пахнет.
Измайлов поднимается с кресла и идет к двери. Я хочу позвать его и извиниться, но прикусываю язык? С чего бы мне просить прощения? Мой вопрос — не более, чем обычное беспокойство о своем здоровье.
Громкий стук захлопнувшейся двери заставляет меня вздрогнуть. Я остаюсь в кабинете одна. Интересно, операцию можно перенести на завтра или обязательно шить сегодня?
Я чувствую себя измотанной и уставшей. До встречи с Измайловым я гнала от себя мысли о том, что все случившееся как бы мягко намекает о том, что мне стоит поскорее уезжать обратно. Встреча с Макаром заставила меня в этом убедиться. Таких совпадений просто не бывает: огромные долги, невозможность покинуть страну, подарок, который так и не доставили к оговоренному времени. Мне пришлось купить сыну совсем другую игрушку буквально за несколько часов до Нового года. И, словно вишенка на торте, мой рассеченный лоб и сломанный нос.
Измайлов возвращается минут через пять в компании низкорослой, немного полноватой девушки. Она несет большой снимок. Видимо, готово мое КТ.
— Кости черепа у тебя в порядке, — сообщает Макар. — Однако подождать все равно придется. Моему анестезиологу ехать с дачи. Это минимум час по нашим кучугурам. Болит сильно?
— Не болит.
— Макар Игнатьевич, может, под местной? — подает голос девушка в халате.
Я о ней и забыла совсем, засмотревшись на моего хирурга-пластика. Вот почему жизнь такая несправедливая штука? Почему именно я — брошенная жертва — сейчас должна выглядеть, как побитая собака. А он — бездушная скотина — так красив, что взгляд отвести невозможно.
— Исключено, — отметает ее предложение Макар, вызывая во мне выдох облегчения.
Я безумно боюсь боли и стоит мне только представить, что шить будут без нормального наркоза, как хочется сбежать, так и не получив помощь.
— Ирина Юрьевна приедет не скоро, — пытается уговорить его девушка.
Она хмурится, будто не понимает причин его отказа. Когда Макар переводит на нее взгляд, медсестричка краснеет и отворачивается, кивая. Перечить больше не решается.
— Я буду через пару минут, обработай пока раны, чтобы не было инфекции.
— Так обрабатывали уже.
— Еще раз, Марина! — приказывает.
Мы с ней остаемся наедине. Она подходит к столу, берет вату и бутылочку с антисептиком и останавливается в шаге от меня.
— Будет немного пощипывать.
— Хорошо.
Едва удерживаюсь от вскрика, когда моих ран касается ватный диск. Жжет сильно, хотя мне обещали немного. Впиваюсь руками в кушетку, на которой сижу. Чтобы немного себя отвлечь, решаю завязать разговор.
— Макар он… хороший врач?
— Макар Игнатьевич? — словно поправляет меня девушка. — Лучший из всех. А что? Переживаете?
— Немного, — признаюсь. — Праздники, знаете. Не хотелось бы стать жертвой выпившего хирурга.
— Макар Игнатьевич не пьет, — сухо говорит она. — По крайней мере, я ни разу не видела его пьяным, а он у нас, поверьте, на такие праздники постоянно приезжает. Единственный из всех готов оказать помощь в любую минуту.
— Ну знаете… то, что он держится на ногах, еще не означает, что не пьет.
Образ Макара шестилетней давности никак не совпадает с тем описанием, которое ему дает Марина. Готовый оказать помощь в любую минуту? Измайлов, которого я знала, мог без запинки полезть в драку, чтобы отстоять себя. Откуда такая самоотверженность?
— Глупости не говорите, — обрубает Марина. — И Макара Игнатьевича не вздумайте обижать расспросами. Он этого терпеть не может. Алкоголь во время работы у нас под строжайшим запретом. Если Макар Игнатьевич увидит — может дойти до увольнения,
Марина замолкает, выбрасывает ватку и закрывает бутылек с антисептиком. Поворачивается ко мне и, понизив
