Мария Воронова - Уютная душа
Он как раз закончил рутинный этап трепанации черепа — физически сложное, но не таящее неприятных сюрпризов занятие, вскрыл твердую мозговую оболочку и аккуратно приступил к поиску опухоли. Теперь любое неосторожное движение могло привести к необратимым последствиям.
Дмитрия Дмитриевича всегда изумляло, что эта серая масса и есть вместилище человеческой мысли и переживаний. Неужели всем нашим радостям и печалям, всей красоте, которую дарит нам мир, мы обязаны вот этой малопривлекательной субстанции? От подобных размышлений у него кружилась голова, поэтому он заставлял себя думать, что имеет дело просто с объектом для лечения.
Вот и опухоль — плотный шарик, два сантиметра в диаметре. Ага, есть капсула, участок обызвествления — скорее всего опухоль доброкачественная, если это не эхинококк. Нужно работать очень аккуратно — и тогда после операции человек станет полностью здоровым.
Извлекая опухоль, Миллер продвигался медленно, по миллиметру. По его спине струился настоящий холодный пот — эта вегетативная реакция заменяла ему дрожь в коленках.
Наконец шарик оказался у него в руке.
— Препарат! — скомандовал он, и сестричка тут же протянула развернутую салфетку и новый скальпель.
«Вот молодец!» — подумал Миллер. Правила требовали, чтобы хирург, удалив опухоль, сразу же разрезал и визуально исследовал ее. Это полагалось делать отдельным скальпелем, чтобы потом не перенести в рану злокачественные клетки или патогенные микроорганизмы опухоли. Но, как правило, сестрам жалко было подавать новый скальпель, и они начинали уговаривать хирурга воспользоваться тем же самым, обещая после этого тщательно его протереть. Миллеру приходилось или добиваться своего со скандалом, или, в особо тяжелых случаях, откладывать вскрытие опухоли на «после операции». А новенькая сестра мало того, что знала правила, так еще и неукоснительно выполняла их.
Ответственный этап закончился, и Миллер с ассистентом приступили к механической работе — ушиванию раны. Обычно в эти пятнадцать минут нервное напряжение, испытанное всеми участниками операции, требует выхода. При удачном исходе доктора начинают похихикивать, перебрасываться глупыми шутками, и хирургическое вмешательство заканчивается под праздную болтовню.
…Непонятно, с чего все началось, но Миллер вдруг обнаружил себя втянутым в теософскую дискуссию. Почему его так задели слова анестезиолога, что Бог поможет пациенту поправиться?
— При чем тут Бог? Операцию сделал я, и судьба этого человека зависит от меня.
Услышав такую самодовольную реплику, новенькая вдруг засмеялась:
— Знаете, чем Бог отличается от хирурга? Бог знает, что он — не хирург.
— Очень остроумно, — буркнул Миллер и собрался было отчитать девчонку за развязное поведение, но вдруг понял, что на самом деле ему весело, а не обидно. — Если я все выполнил как надо, то больной поправится и без участия высших сил. А если нет, то в неблагоприятном исходе тоже буду виноват я, а не Бог!
— Ой, Дмитрий Дмитриевич, не скажите! — возразил анестезиолог. — Сколько раз бывало: все сделано идеально, а человек берет и помирает. И вы, и я можем вспомнить такие случаи.
— Вспоминая такие случаи, все равно нужно искать в них не промысел Божий, а врачебные ошибки. — Поверх маски Миллер бросил быстрый взгляд на анестезиолога. — Если Бог и есть, то он насылает на человека не загадочную смерть, а плохого доктора, который в силу невежества, лени или халатности не может принять адекватные меры! А если мы не хотим брать ответственность на себя, то по крайней мере должны искать причины неблагоприятного исхода не в действии потусторонних сил, а в физиологических законах. Чаще они бывают нашими союзниками — всем известна истина, что природа исправит две ошибки хирурга и не простит только третью. Но иногда действительно бывает: тяжелое сопутствующее заболевание, стресс, кровопотеря, которые трудно диагностируются… Приведу пример из моей практики. — Миллер поймал себя на том, что говорит, словно читает лекцию, однако продолжил в том же духе: — Я только окончил институт, поступил в аспирантуру. На первом году мне уже доверяли самостоятельно оперировать, и однажды наш завкафедрой попросил меня удалить липому головы своему другу. Казалось бы, нет операции проще — иссек кожу с липомой, остановил кровотечение и зашил рану. Я прооперировал и отпустил человека домой, не допуская и мысли, что могут быть осложнения. Вдруг на третий день он приходит с полным нагноением раны. Это после липомы! На голове, где практически никогда не бывает нагноений! Молодой здоровый мужик! Друг завкафедрой! Что было!.. — Миллер поежился, вспоминая. — Но мне помогала на операции опытнейшая сестра, она подтвердила заведующему, что я работал безупречно. Разумеется, все решили: это случилось из-за того, что пациент был другом заведующего, ведь какой врач не верит в примету «Бойся толстых, рыжих и блатных пациентов»? В общем, мистика и мистика. А через два месяца выяснилось, что у этого человека распространенный рак почки, и нагноение раны получило вполне разумное объяснение.
— С таким закоснелым атеистом неинтересно разговаривать, — пробормотал анестезиолог, проверяя показания монитора. — Наверное, если поднатужиться, всему на свете можно найти разумное объяснение, только станет ли от этого лучше жить? Я предпочитаю думать, что кто-то все-таки есть наверху…
— И считать себя игрушкой в руках судьбы? — неожиданно зло спросил Миллер. — Бог дает, Бог не дает. Ах, я не могу выйти замуж из-за венца безбрачия, а вовсе не потому, что у меня невыносимый характер! Но разве мы не должны сами отвечать за свою жизнь? А если признать, что Бог есть, то нужно признать и то, что он очень жестоко обходится с людьми, и просить у него милости бесполезно. Нет, Бога придумали сами люди, чтобы оправдывать свои слабости и темные стороны своей натуры. У меня есть знакомая, так вот ее мамаша, рассорив ее с очередным кавалером, неизменно говорила: «Это тебя Бог отвел». То есть не она виновата в несложившейся судьбе дочери, а некие мистические силы!..
Миллер сам не понимал, с чего это он так завелся. Конечно, речь его была глупой и детской, к тому же на самом деле он верил в Бога… И счеты у него были не к Богу, а к людям.
— Хирургический пинцет на кожу, — сурово скомандовал он. — И вот еще что, — ему было никак не остановиться, — если Бог есть, значит, согрешив, всегда можно покаяться, и он простит. Но я не могу поверить, что можно всю жизнь заниматься душегубством, а потом узреть истину, раскаяться и превратиться в праведника.
— Да что ж вы Богу покоя-то не даете! — осмелев, воскликнула сестричка.
