Элизабет Хардвик - Тайники души
Робин хотела сказать, что не хочет есть. Но, вдохнув доносившиеся с кухни ароматы, вдруг поняла, что ужасно проголодалась. Ей принесли курицу в горшочке с огромным количеством каких–то травок и запеченный картофель.
Глядя на то, как она расправляется со всем этим, Люк заметил:
— Это все морской воздух. Еще пара недель на побережье, и вы наберете весь вес, который потеряли.
Еще пара недель в обществе Люка Харрингтона, и я окажусь в больнице с нервным расстройством, подумала Робин и подняла на Люка вопросительный взгляд.
— Почему вы думаете, что я похудела?
— Ну, это очевидно, — отозвался он, запивая курицу кисловатым белым вином. — Ваша одежда, явно дорогая и хорошо сшитая, немного велика вам. Причем это касается всей одежды, а не только платья, которое вы надели сегодня. И обручальное кольцо слишком свободно скользит по вашему пальцу. Если не хотите потерять кольцо, вам нужно либо попросить ювелира его уменьшить, либо, как я и сказал, набрать вес. Лично я предпочел бы последний вариант.
— Да вы просто Шерлок Холмс! — заметила Робин.
— Немного наблюдательности, и только.
— Очень полезное качество для писателя. — Тут Робин поняла, что снова вторглась на запретную территорию, и поспешила заговорить о другом. — Боюсь, что наблюдательность по отношению к другим людям никогда не была моей сильной стороной, — призналась она.
— Это верно, — согласился Люк. — Хотя, возможно, вы просто не умеете делать верные выводы. Это вообще характерно для женщин.
— Благодарю вас за доброе мнение о женщинах, — усмехнулась Робин.
— Всегда к вашим услугам. — Люк отвесил ей шутовской поклон.
Вероятно, он прав, подумала Робин. К примеру, резкие перемены в его собственном настроении невозможно не заметить, но вот объяснить их… Интересно, сам–то он понимает, что с ним происходит?
— Здесь действительно очень вкусно готовят, — сказала Робин.
— Поэтому я и пригласил вас сюда, — ответил Люк.
Он уже опустошил свою тарелку и теперь сидел, потягивая вино и отламывая маленькие кусочки от поданных на большом блюде ломтиков разнообразного сыра. Робин, продолжая есть, украдкой поглядывала на него из–под густых ресниц. Замечание Люка о женской ненаблюдательности и неумении делать выводы задело ее, и она старалась найти хоть какие–то признаки, по которым могла бы составить более полное представление о нем.
Уже не первый раз она задавалась вопросом: почему этот умный, хорошо образованный человек, который, похоже, привык к более изысканным местам, чем провинциальный ресторанчик, проводит свою жизнь в нормандской глуши, почти в часе езды от ближайшего города, общаясь лишь с членами своей семьи, да и то, судя по всему, нечасто? Хотя ведь есть еще эта женщина, Шарлотта…
Пока Робин молчала, занятая своими мыслями, хозяин ресторана, видимо по чьей–то просьбе, включил музыку, и несколько парочек уже топтались на террасе.
— Вы позволите, мадам?
Робин подняла глаза. Перед ней, согнувшись в почтительном поклоне, стоял Люк.
— Что вы имеете в виду? — не поняла Робин.
— Хочу пригласить вас на танец, — пояснил он, протягивая ей руку.
Глаза Робин удивленно расширились.
— Вы хотите танцевать со мной? — недоверчиво произнесла она.
Должно быть, у нее был очень ошеломленный вид, потому что Люк рассмеялся.
— Вы произнесли это с таким ужасом, будто я пожелал съесть вас на ужин! Успокойтесь, Робин, я не настолько кровожаден.
— Об этом вас тоже Дотти просила? — подозрительно осведомилась Робин.
— Дотти никогда бы не решилась на такую бестактную просьбу, — покачал головой Люк и, поразмыслив, добавил: — Считайте это моей местью за ваше неуемное любопытство.
Робин заколебалась. Когда–то она обожала танцы, могла протанцевать всю ночь, а утром, как ни в чем не бывало, появиться в галерее. Но после гибели Теренса всякая охота танцевать у нее исчезла раз и навсегда. Так, по крайней мере, она считала до сих пор.
— Решайтесь же, — подбодрил ее Люк.
Музыка звала, и ноги Робин непроизвольно сделали движение, которое конечно же не осталось незамеченным Люком.
— Видите, ваше тело говорит против вас, — заметил он.
Фраза показалась Робин двусмысленной. И чтобы не отвечать, она встала и коснулась кончиками пальцев ладони Люка.
— Что ж, потанцуем, если вы этого хотите, — с притворным равнодушием сказала она.
Танцевал Люк прекрасно, легко и уверенно ведя партнершу по вытертым доскам террасы, словно по паркету бального зала. Робин же поначалу двигалась без всякого вдохновения, механически следуя за Люком.
— Похоже, вы неважно танцуете, — небрежно заметил он.
Робин приказала себе не обращать внимания на его слова, прекрасно понимая, что Люк по своему обыкновению дразнит ее. Она решила сделать вид, будто его вообще не существует, и, закрыв глаза, отдалась упоению танца.
Теренс никогда не танцевал. Его большое тело было слишком неповоротливым в противовес ловким, уверенным рукам художника. Придя с Робин на вечеринку, он устраивался где–нибудь у стены с бокалом коктейля и лишь изредка переходил с места на место, чтобы не терять из виду кружащуюся в танце жену. Робин очень гордилась тем, что муж никогда не ревновал ее, и ей ни разу не пришло в голову затеять даже самый невинный флирт, просто чтобы подразнить его.
Но равнодушно танцевать с Люком, как она танцевала с множеством случайных кавалеров, было невозможно. Вольно или невольно она ощущала жар его дыхания, слышала стук сердца, повиновалась каждому движению ведущей ее в танце руки, и все это рождало в ее душе массу смутных образов и неосознанных желаний…
Этот человек слишком интригует меня, решила Робин. Но вряд ли разумно так много думать о нем…
Принять такое решение оказалось легче, чем осуществить его, особенно когда тем же вечером Люк предложил ей посмотреть телевизор в гостиной.
Робин сразу не понравилась теплая, почти интимная атмосфера гостиной, с ее уютным полумраком и мягкой мебелью белого, бежевого и шоколадного оттенков. В другое время эта комната произвела бы на нее самое приятное впечатление. Но сейчас, когда предстояло делить ее с Люком, Робин чувствовала, что нервничает даже больше, чем вчера, когда впервые оказалась в этом доме.
Что с ней происходит?
Она любила Теренса, любила его с самой первой минуты, как они познакомились. И эта любовь со временем становилась только сильнее, особенно когда стало понятно, что и он ее любит.
Но теперь…
Она солгала, солгала даже себе самой, когда назвала себя ненаблюдательной. Точнее, это было правдой в отношении всех людей, кроме Люка. О нем она знала все, словно они были знакомы уже тысячу лет. Знала столько, сколько не знала ни об одном другом мужчине.
