Натали Митчелл - Раздвоение чувств
Услышав, что дверь в подвал открывается, он скороговоркой добавил:
— И еще… Слышишь, Эшли! Я и вправду восхищаюсь тобой. Все было непритворно, слышишь?
Том уже возник на пороге со своей неизменной сияющей улыбкой на лице:
— Что я слышу! Дело сделано? Не так ли, друг мой? Черт возьми, я проиграл пари по всем статьям! Ты действительно дока в любовных делах…
Дэвид огрызнулся:
— Закрой рот, придурок!
Поднявшись, он прошел мимо Тома и, не оглянувшись на меня, вышел из подвала. Дожидаясь, пока я встану, Том поделился с печалью в голосе:
— А я-то делал ставку на этого паренька из Техаса. Мне казалось, что ты оценишь его простодушную преданность. Что тебя так зацепило в Дэвиде? Всего лишь то, что он такой красавчик? Как же мало вам надо…
Он процедил это с презрением, и я подумала, что действительно заслужила его. Своей беспробудной глупостью. Своей болтливостью. Своим неумением возненавидеть Дэвида даже сейчас.
— Прошу!
Том уже взял себя в руки и сделал галантный жест, пропуская меня вперед. Пристроившись сзади, он ворковал, пока мы поднимались по лестнице:
— А как все хорошо у нас начиналось! Любимое папочкино место, уединение на фоне природы… Идиллия да и только. Пастораль. Почему ты не рассказала мне тогда, где прячешь свою главную тайну? И не болело бы сейчас так, как болит. Ведь болит?
— Что ты об этом знаешь!
Это были мои первые слова после крушения мира, и я пожалела, что произнесла их. От подступивших слез у меня засаднило в горле так, что захотелось завопить, зарыдать в голос. Но наш дом был не настолько велик, Дэвид услышал бы… Ему не нужно было знать, каково мне сейчас. Я должна была загнать свое горе внутрь до того момента, когда останусь в доме одна.
— Я знаю, — негромко отозвался Том. — Хотя тебе, наверное, трудно поверить, что во мне есть что-то человеческое. Но я позволю тебе кое-что узнать о себе… Это будет компенсацией за доставленные тебе страдания. Может, тебе скорее полегчает, если ты будешь вспоминать, что я тоже достаточно настрадался из-за твоего отца.
Я резко обернулась:
— Неправда! Он никому не причинял зла. Он был очень добрым человеком.
Том согласно вскинул руки:
— Не спорю. Я имел в виду, что он косвенно был причастен к этим моим страданиям, — он снова ухмыльнулся, потом усмешка ушла куда-то вбок. — Видишь ли… Джун… Она ведь…
Я догадалась:
— Не сестра тебе? Но ведь вы похожи! Я сразу подумала, что ты кого-то мне напоминаешь. Господи, почему же я не догадалась…
Но он возразил:
— Нет, она мне сестра. Только сводная. Значит, не совсем родная. Только по отцу. Мы и познакомились-то не так давно. И я не могу любить ее, как родную.
— Это же кровосмешение!
— И не любить тоже не могу…
— Очень трогательно, — буркнула я. — Может, всплакнем друг у друга на плече?
— Не стоит, — отозвался он сухо.
Неужели надеялся, что я проникнусь сочувствием к нему? В эти минуты он и впрямь показался мне простодушным парнем из Техаса.
Том ввел меня в комнату, где ждала Джун. И я сразу увидела валявшуюся на полу разоренную кормушку, в которой больше не было письма. Дэвид держал его в вытянутой руке, словно боялся, что на него брызнет кислотой. На лице у него застыло какое-то брезгливое выражение.
Даже Том удивился:
— Быстро ты!
Джун нетерпеливо заглянула Дэвиду через плечо:
— Ну? Это то самое?
— Судя по всему… Но его должна проверить какая-нибудь экспертиза.
— Это уж точно.
Забыв обо мне, Том занялся изучением письма:
— Почерк, вроде, похож… Я видел снимки других писем Ван Гога.
Джун насмешливо уточнила:
— Готовился, я смотрю.
Искоса глянув на меня (поверенную в его душевных делах!), Том коротко отозвался:
— А как же.
Она перехватила его взгляд:
— Вы уже посвятили Эшли?
Том спросил с явным вызовом:
— Почему бы и нет? Она не представляет опасности. Ей, кстати, и доказать-то нечем, что у нее было это письмо. Только ее отец и знал об этом. И почему самые необходимые люди уходят так рано?
— Как ты прав, Том, — отвернувшись от Дэвида, отозвалась она сухо. — Самые необходимые всегда уходят рано. Единственные.
— А, ты о Джеффри? — сообразил он. — Извини, Джун. Я как-то подзабыл, что могу задеть и твои чувства. Так он был для тебя единственным?
Она добавила, удивив меня:
— И остается.
Я встретилась с взглядом Тома, и он сказал, опять обращаясь ко мне:
— Твой старик и вправду был замечательным писателем. Я нисколько не лукавил, Эшли, я — его поклонник. На самом деле, я и те три книги его тоже читал. Это я соврал.
Я отвернулась. Мне было тошно поддерживать этот абсурдный разговор.
— Дай-ка посмотреть, Дэвид, — забрав письмо, Джун, разглядывая, отошла с ним к окну.
Будто бы не обращая на нее внимания, Том весело сказал, поддев ногой разбитую кормушку:
— Вот только талант был довольно однобоким у твоего единственного.
Джун подняла голову:
— Это еще что значит?
— А то и значит, что писал-то он здорово, а ездить с подрезанными тормозами не умел.
— Что?! — закричали мы с Джун одновременно.
Том всплеснул руками:
— Какое единение! Наконец-то мачеха и падчерица слились в…
Не дав договорить, я бросилась к нему, испытывая одно лишь желание: разбить в кровь эту ухмыляющуюся физиономию, вцепиться обеими руками в шею и душить его, душить до тех пор…
Том отшвырнул меня одним ударом, и я укатилась Джун под ноги.
— Не смей ее трогать! — выкрикнул Дэвид. — Мы договаривались: она не пострадает!
Подскочив, он попытался помочь мне подняться, но я оттолкнула его руку. И опять едва удержалась, чтобы не зареветь в голос. Не только из-за отца, но и из-за того, что Дэвид продолжал делать вид, будто ему не безразлично, что со мной происходит. Как он мог так поступить со мной?! Так обмануть меня… Ради каких-то паршивых денег…
Потоптавшись рядом, Дэвид виновато вздохнул, отошел к двери, словно уже собрался уходить, и оперся на нее спиной.
Том спокойно пояснил:
— Это была самозащита. Ты же видел, как она на меня набросилась. Задушить могла.
Над моей головой Джун проговорила:
— Так это твоих рук дело?
Голос у нее звенел от ненависти. Даже со мной она никогда так не разговаривала.
Том театрально раскланялся:
— Признаю, госпожа судья! Виновен, виновен! И в том, и в этом. Все беру на себя. Тем более, ничего мне за это не будет! Ты ведь не сдашь меня, детка?
— Не сдам, — согласилась она.
Я попыталась подняться, чтобы не валяться у нее в ногах. Тем более, Том, кажется, больше не угрожал мне. Но Джун резко толкнула меня ногой:
— Лежать!
Дэвид вдруг выпрямился:
— Ого!
— Ты что, детка?! — испуганно выкрикнул Том.
Лицо у него смешно перекосилось, а вытаращенные глаза, не отрываясь, смотрели на что-то над моей головой. Я подняла взгляд. Прямо надо мной, удерживаемый рукой Джун, поблескивая, нависал пистолет. Не маленький, дамский, а самый настоящий, увесистый пистолет. Откуда только она его вытащила? У них с Томом была какая-то врожденная способность прятать оружие.
А вот письма я уже не увидела, она успела куда-то засунуть его.
— Быстро на диван! — скомандовала Джун. — Оба. Скоты паршивые…
— Джун, ты не можешь так… — начал было Дэвид, но она приказала ему заткнуться.
И велела мне:
— Эшли, принеси-ка из кухни скотч. Ты знаешь, где он лежит… И примотай этих скотов друг к другу, пока я не отстрелила им яйца.
Уже придя в себя, Том невозмутимо сказал:
— Ты блефуешь, милая. Никогда ты в меня не выстрелишь.
— Неужели? — спросила Джун и нажала на курок.
Я так и припала к полу, а Том взвыл на весь дом. Когда я решилась поднять глаза, из ноги у него повыше колена вовсю текла кровь, а он пытался руками зажать рану и матерился во весь голос.
— Умолкни, — негромко сказала Джун. — А то отстрелю то, что обещала.
Закусив губу, Том замолчал, а я бросилась в кухню, решив, что не стоит заставлять Джун повторять мне дважды. В голове у меня болтался горячий желток — такое было ощущение. Мне так трудно было сосредоточиться, что я даже не додумалась сбежать через запасной выход в кухне, а послушно нашла липкую ленту в верхнем ящике стола, и вернулась к остальным.
И Том, и Дэвид уже сидели на диване, видно, тоже решили больше не злить Джун, которая сегодня всех удивила. Впрочем, не она одна и не первая…
На секунду мы встретились с Дэвидом глазами, и он опустил свои, не выдержал.
— Давай, Эшли, действуй, — сказала Джун.
Я смело приблизилась к дивану, и, действуя довольно неуклюже, начала приматывать моих мучителей друг к другу. Дэвида я старалась не касаться, чтобы память тела не заставила меня размякнуть. Жалости я в тот момент не испытывала, и затягивала покрепче, чтобы хоть чем-то отплатить за все унижения им обоим.
