Юрий Каменецкий - Мелочи жизни
— Ты можешь пять минут посидеть спокойно? — уже мягко добавил Игорь Андреевич. — Я обещаю тебе, что это не смертельно. Почти.
Маша снова покорно дала накинуть на себя белую простыню.
— Извини, Региночка, — вернулся к селектору модельер. — У меня тут мысль одна возникла, редкого, свойственного только мне остроумия: а что, если женить его на Семендяевой? Как кого? Филиппинца! Во-первых, отдохнем от него! Во-вторых, от нашей красавицы!
Слушая Регинин щебет, Шведов лукаво улыбнулся Маше.
Она притихла, отдав себя в руки колдующего над ней Алика, и теперь взгляд ее выражал неизмеримую тоску человека, уже не ждущего от жизни ничего хорошего.
— Работай, солнышко. Работай. — Модельер закончил свою беседу и приблизился к Маше.
— Зачем вам это надо? — тихо спросила она.
— Нет! Это потрясающе! Вы только посмотрите на нее! Что с лицом, Маша? Можно подумать, тебя стригут перед тем, как вести на гильотину.
— Игорь Андреевич, в следующий раз, когда вам захочется пошутить, будьте добры, выбирайте для своих шуток девочек помоложе, ладно?
— Все?
Маша не ответила.
— Значит, все.
— Нет, не все, — ядовито проговорила Маша. — Просто меня всегда учили не критиковать высокое начальство при подчиненных.
— Ерунда! — Шведов небрежно махнул рукой. — Уж при ком, при ком, а при Алике ты можешь чувствовать себя совершенно свободно. Он глухонемой.
Алик с интересом посмотрел на Шведова.
— Он, правда, читает по губам, — задумчиво произнес Игорь Андреевич, — но ты же сидишь к нему спиной. Так что можешь говорить про меня все что хочешь! Все самое страшное и отвратительное!
— Ах так!.. — завелась Маша. — Тогда я скажу! Скажу! Что ты думаешь, я не вижу, что все эти жесты, слова, шуточки, что все это давно отрепетировано?! Проверено десятки и сотни раз. Сколько у тебя манекенщиц? Двадцать? Тридцать? Сто тридцать? Неплохой гаремчик!
— Ты упустила манекенщиков! Говорят, мальчиками я тоже балуюсь.
Маша оторопело замолчала.
— Боже мой! Какая же ты дурында! Ну где вы еще видели такую... — Шведов перебил сам себя. — Ты хоть знаешь, от кого так старательно отбрыкиваешься?! Мария! Это же Фигаро! Сам великий Фигаро! Лучший цирюльник одной шестой части суши! Ты знаешь, что готовы отдать ему женщины, лишь бы он взял в придачу их голову?!
— Не знаю, — еще насупленно, но все же понемногу отходя, пробормотала Маша. — Не знаю, на что там готовы ваши женщины! Но любая женщина, по-моему, хотела бы иметь перед собой зеркало, когда ее стригут!
— Какое зеркало, Маша?! Побойся Бога! Это же — Фигаро! Фи-га-ро!
— Да хоть папа римский! Почему я должна себя чувствовать каким-то бесправным кротом?!
— Кем?!
— Кротом. Щенком подопытным!
— Так, еще одно слово — и Алик сделает из тебя новобранца. А потом я позову филиппинца с Семендяевой и отправлю тебя с ними на Филиппины. Будешь служить в филиппинской армии и с тоской вспоминать о родине.
— Ну, знаете, Игорь Андреевич!..
— А еще раз назовешь меня Игорем Андреевичем... — Шведов на мгновенье задумался, прикидывая достойную кару, — я позвоню голландцу. Да-да. Тому самому, который имел неосторожность нас познакомить, и скажу, что его учительница русского языка, которая и мне поначалу удивительно понравилась, на самом деле никакая не учительница, а агент. Агент, подосланный к нему всемирной лигой зануд и дурынд!
Маша уже собиралась ответить все, что она думала по поводу модельеров, голландцев и всемирных лиг, когда в комнату влетела Регина.
— Виновата, — с порога выпалила она.
— Региночка, мы же договаривались, — укоризненно покачал головой Шведов. — Меня нет. Я умер. Жива только вечная обо мне память.
— Ай эм сори, Игорь Андреевич. Небольшой форс-мажорчик. Все шестнадцать костюмов для клипа режиссер требует почему-то за сутки до съемок. Я ему говорю: за час привезем — что они там ночью отсвечивать будут, правильно? При нынешнем-то воровстве! Унесут — и не заметишь! Так он права начал качать! Вопит как резаный!
— Ну, естественно, потому что он профессионал, а ты... солнышко. Видишь ли, дорогая, есть такая стадия — называется «освоение костюмов», и это, между прочим, входит в контракт. Ну не могут шестнадцать девок натянуть на себя костюмы прямо перед включением камеры. Поняла?
— Поняла, но не прочувствовала, — недовольно заявила Регина. — Кто за это отвечать будет? Я имею в виду, если они пропадут? Вы же сами с меня голову снимете! С ними же полк охраны посылать надо.
— Ты еще скажи — дивизию!.. И совсем не обязательно полк. Одного морского пехотинца будет вполне достаточно, — устало пояснил Шведов.
— Артюши, что ли?
— Ты меня иногда потрясаешь! У нас что, есть другие морские пехотинцы?
— Все ясно, Игорь Андреевич, — вздохнула Регина. — Разрешите приступать?
— Приступай, солнышко, приступай, роднуля! — И Шведов обернулся к Маше.
Бросив цепкий, профессиональный взгляд, Игорь Андреевич остался доволен.
— Ну что ж, Мария Петровна. Пожалуй, я еще крепко подумаю, подпускать ли вас к зеркалу.
— Неужели так страшно?
— Напротив, солнышко, напротив. Предчувствую шок совсем иного рода.
Маша вдруг посерьезнела.
— Скажи, а ты всех окружающих тебя женщин «солнышками» называешь?
— Нет. Только любимых. —А нелюбимых?
— Нелюбимых — рыбками, — почему-то раздражаясь, ответил Шведов.
— Небогатый лексикончик.
— Куда уж нам! Мы ж русскому языку не учим. Наше дело маленькое — народ одевать.
— Народ к твоему салону и близко не подойдет, — оборвала Шведова Маша.
— Это смотря какой народ.
Игорь Андреевич ответил уверенно. Чувствовалось, что вести подобные разговоры ему не впервой.
— Простой народ. Обычной нашей женщине, чтоб твое платьице купить, нужно лет десять работать не разгибаясь. Или пятнадцать?
— Не могу с тобой не согласиться.
— Вот и надо говорить, что работаешь не для народа, а для элиты, — удовлетворенно заключила Маша.
— А что в этом плохого, солнышко? — Шведов по-прежнему был спокоен. — Сегодня для элиты, завтра — для народа. Тут же все очень просто: нужно только захотеть купить мое платье. Вот и все дела.
— Ну да! — Маша скептически хмыкнула. — И дед-мороз принесет его тебе на дом.
— Почти угадала. Только этим дедом-морозом будешь ты сам. Или — сама. А почему нет?! Я ведь как рассуждаю: если ты хочешь жить лучше, значит, для этого нужно немножко больше поработать. Совсем немножечко. Все очень просто. Каждый человек — дед-мороз своего счастья. — Подумав, Шведов улыбнулся и заключил: — Или баба-яга.
