Оливия Уэдсли - Первая любовь
Его снова охватило прежнее дикое желание — желание сжать шею Лайлы обеими руками и душить ее, пока она не умрет.
Он задрожал, несмотря на жару, и отвлек свои мысли от картины убийства, преследовавшей его. Робин понимал, что давая волю воображению и разжигая в себе гнев и ненависть, он мог раньше или позже сойти с ума. Но эта мысль была ему безразлична, все было ему безразлично теперь.
Особенно мучила его жажда мщения, когда он пил. Но вино приносило забвение. Он снова переживал последний день в тюрьме, те часы, когда ожидал прихода Лайлы.
А она не пришла, даже не собиралась прийти. Для того, чтобы спасти свою подлую грязную репутацию, готова была дать ему умереть, — а он еще думал, что она любила его! Он держал ее в объятиях, прижимал ее губы к своим губам, и она повторяла без конца: «Я люблю вас».
Вспомнил о последнем дне, проведенном в тюрьме, о его глупых бессмысленных мечтах, в которых он рисовал себе их будущую счастливую жизнь, завоеванную с таким трудом.
Лайла держала в руках священный цветок его чувства и обрывала лепесток за лепестком, пока не втоптала в грязь самую сердцевину. Даже в начале их знакомства, во время войны, в те дни отпуска, которые он считал крадеными, так как скрыл их от Мартина и всех близких, даже тогда его любовь ничего не значила для нее. А он обожал ее, доходил до безумия, считая прекрасным и благородным всякий ее трусливый и низкий поступок. Жалкий, ничтожный глупец!
Когда Корстон, желая помочь ему, просил заговорить, протянул ему руку спасения, он пришел в бешенство из-за одного легкого намека на то, что Лайла не заслуживает такого героического самопожертвования.
Но Робину этот намек показался оскорбительным, и он ударил Корстона, желавшего помочь. Корстон с гримасой вытер пораненную губу, посмотрел на него с насмешкой и жалостью, пожал плечами и ушел. Смешно подумать, что он добровольно оскорбил единственного человека, который мог облегчить его участь в суде, и оскорбил из-за Лайлы. Смешно и страшно подумать.
Он пытался разрешить загадку, зачем существовали на свете подобные женщины, для которых мужчины готовы пожертвовать своим состоянием, честолюбием и даже жизнью. Они всегда доводили людей до отчаянья и гибели.
Жизнь Мартина, Гревиля и, наконец, его собственную погубило прикосновение маленьких, нежных рук Лайлы. Было время, когда он почувствовал недоверие к Мартину, своему брату, не оставившему его в горе, когда услыхал недовольный оттенок в голосе Лайлы, произносившей его имя. Даже теперь, в пылу гнева, чувствуя бесконечную усталость и озлобление, он вспомнил с нежностью о той минуте радости и спокойствия, которую испытал, получив на свое письмо ответ от Мартина, поставивший точку в их ссоре из-за Лайлы.
Это произошло около трех лет тому назад, а за год до этого Лайла отказалась встречаться с ним и написала письмо, которое он нашел удивительным и носил с собой до их новой встречи, пока она не забрала его и не разорвала на кусочки, говоря с улыбкой:
— О, Робин, как безумны, как очаровательно безумны и неосторожны мужчины. Подумайте, что было бы, если бы с вами произошел какой-нибудь несчастный случай! Посторонние люди, найдя это письмо, показали бы моему мужу. Правда, в нем нет ничего особенно компрометирующего, но Хюго мог бы найти странным, что вы носите письмо с собой в течение стольких лет. И зачем я только пометила число?
Слушая ее, он чувствовал стыд и угрызения совести, упрекая себя в том, что подверг ее опасности. Каким слепым безумцем он был тогда! Вспомнилось, как выглядела Лайла в тот день, когда произошел этот разговор. Они сидели в Ранела у маленького озера, на котором качались небольшие лодочки, окрашенные в белый и красный цвет. Слуга в красной ливрее принес им чай и пирожные.
— Я хочу съесть еще одно пирожное, хотя это неразумно, — сказала она и рассмеялась. — Робин, отчего все неразумные вещи так привлекательны?
Погода была прекрасна, хотя в городе казалось слишком жарко. Но в Ранела над площадкой для поло дул ветерок, а деревья отбрасывали густую тень, образовывая прохладные оазисы.
Лайла обнаружила совершенно случайно, что он сохранил ее прощальное письмо, написанное, по ее словам, только под влиянием угроз Мартина. И тотчас же Робин почувствовал глухую злобу к брату, несмотря на то, что уже помирился с ним и с нетерпением ждал его возвращения. Недовольный оттенок в голосе Лайлы. когда она заговорила о Мартине, пробудил в душе Робина никогда не дремлющее чувство рыцарства. Слеза нависла на ее ресницах при мысли о жестокости неумолимого Мартина.
Робин вынул из кармана носовой платок, и его портсигар упал на траву. Лайла увидела пожелтевший конверт. Тогда он, смущаясь, объяснил, что хранил ее последнее письмо, в котором она отказывалась встречаться с ним.
— Позвольте мне прочитать его, — попросила Лайла.
Робин молча вынул маленький листок из конверта. Он был сильно потерт, и Лайла, взяв в руки, случайно разорвала его. Одна половина письма упала на землю, и Робин мог со своего места прочесть слова «конечно, это очень приятно и заманчиво, но так же и немного безумно», и подумал о волнении, охватившем его, когда впервые прочитал «заманчиво, безумно».
Даже тогда, несмотря на ее поведение, он не прозрел, забыл об унижении и горе, испытанном им, когда Лайла коснулась его руки и, глядя прямо в глаза, прошептала: «О, Робин!» Воспоминания нахлынули на него и растравляли, словно солью, раны, не перестававшие болеть. Он нарочно усиливал мучения, так как хотел убить в себе всякую способность чувствовать. Его воображение вновь нарисовало картину прошлого. Он снова видел себя в Ранела вместе с Лайлой, платье которой напоминало цветом морскую пену. Ее маленькие уши украшали большие изумруды. Зеленая шляпа бросала тень на золотые волосы. Он видел в ее руках кусок пожелтевшей бумаги и слышал голос, произносивший фразы, которые Робин знал наизусть. Внезапно она разорвала письмо на мелкие клочки.
— Дорогой мой, никогда не храните писем. Это опаснейшие свидетели при бракоразводных процессах.
— Вы смотрите на любовные письма только с этой точки зрения? — спросил Робин резко, и Лайла тотчас же ответила:
— Не будьте так жестоки со мной. Я сказала небольшую глупость, а вы придираетесь к словам. Как плохо вы ко мне относитесь!
И Робин тотчас же извинился. В его отношении к Лайле не было места для критики.
Однажды ночью, возвращаясь из театра, Робин прижал ее к себе и покрыл лицо поцелуями, а Лайла впервые не заговорила о том, что их могут увидеть. Она поддалась обаянию страсти Робина, так как сама, вероятно, испытала мимолетное желание любить кого-нибудь кроме себя.
