Измена. Вторая семья моего мужа (СИ) - Шевцова Каролина
Потому что часом ранее именно на этом стуле сидел Никита. Абсолютно голый, если не считать фартука. Знай об этом Кузнецов, уже бы принялся орать, а так ничего, сидит, ногой качает.
- Мы по делу.
- Это я поняла.
- Нюрка моя, - и снова полный ненависти взгляд на дочь, - понесла, значится. Обрюхатил ее ваш блохастый.
Слышу за спиной смиренный вздох. Видимо Анин отец не первый раз проходится по Филиппу, вот только у девушки нет смелости ему ответить. А у меня нет желания, так что пускай муж будет блохастым.
- Скажите, как я могу к вам обращаться?
- Демид Серафимович, - цедит мужик свысока.
- Отлично, тогда для вас я Римма Григорьевна, - по глазам вижу, что этот скорее сдохнет, чем назовет меня по имени отчеству. Каких хороших родственников выбрал себе Фил. – Чем я обязана вашему приезду помимо беременности Анны? Насколько знаю, у нее с моим мужем любовь, да и случилось все по достижению восемнадцати лет. - Тень за спиной активно кивает, мол правда-правда, до восемнадцати ни-ни. – К сожалению, Филипп и не может ответить за содеянное, но когда он придет в себя, и в случае его вменяемости, уверяю, он обязательно свяжется с вами.
Судя по зверскому выражению лица Демида Какойтовича, я неправильно выбрала тон. Или пол при рождении, уверена, будь я мужиком, он бы говорил со мной иначе. Такие всегда боятся ответную силу.
- Откупиться думаешь?
- И в мыслях не было. И зачем? Анна получит деньги на содержание ребенка, все по закону.
- По закону. Слышь, Нюрка, по закону, - он чуть не плюется от возмущения. – А по закону держать мою доченьку в деревянной халупе, когда сама в таких хоромах живешь? Чай не барыня, подвинься, настоящая баба в дом пришла!
Я хмурюсь. Не понимаю, о какой бабе идет речь. Это он о… себе? Потому что поведение у этого Демида не совсем мужское. Видя мое недоумение, тот поясняет с сектантской убежденностью:
- Ты ж никто! Пустоцвет! Приживалка у этого Белого. Мне Нюра все рассказала, так что можешь глазищами своими не блымкать! Он с тобой из жалости не развелся, а так настоящая жена ему дочь моя. И все евошнее имущество теперь ей принадлежит. Нам, то есть.
- По закону мне, - за улыбкой сдерживаю ярость. Никто никогда не говорил со мной так.
- А по божьему закону – наше!
- Пап, не надо, - кидается Аня к отцу, но под суровым взглядом быстро смирнеет. Да она его боится! И сил девушке хватает только, чтобы снова передо мной извиниться, как вдруг Демид бахает кулаком об стол:
- Не хрен тут в извинениях рассыпаться, Нюра! Вот ничего бабе доверить нельзя! Приехала в слезах и пузатая, а я разбираться должен! Так, дамочка! Вещички свои собирай, да так, чтобы я видел. Чтобы ничего нашего в сумарь не прихватила! А то знаю я вас московских.
- Пап, пожалуйста, - всхлипывает Аня, но тот снова орет на нее:
- Молчать, дура! И спасибо скажи, что мальчонку твоего воспитаем!Нормальным хоть мужиком будет, а доверили бы ребенка такой как эта… - и очень выразительный взгляд на меня, - вырос бы какой-нибудь пидераст! Тьху!
Обычно я робею перед откровенным хамством, и просто не понимаю, как ему противостоять. Говорить с этим человеком на его же языке не получится. Я не владею славяно-быдляцким. Драться? Вызывать полицию? Нет, конечно, да и когда та приедет, Демид успеет и вещи мои и меня саму упаковать по частям в чемодан. Он вон какой здоровый. Я не могу придумать, что мне делать, как все решается само.
Кем?
Лосем в красных колготках. Хорошо, что Никита додумался накинуть сверху мой халат. Плохо, что халат только прикрыл ему то самое, так что теперь Савранский щеголял длинными мускулистыми ногами, затянутыми в капрон. Он смотрит на меня обеспокоенно, и что-то говорит, но от шока я не могу разобрать слов:
- Рим, прости, шмотки все в зале остались. Знаю, что должен был сидеть там, но это чмо так на тебя орет, что… можно я его убью, пожалуйста? Я без крови и, наверное, в подъезде, да? Чтобы полы потом не мыть.
- Убивай, конечно, - киваю я.
При виде мужика в красных колготках и плюшевом халате, лицо Демида багровеет. Шея, щеки и нос становятся цвета свеклы, а сам он начинает дрожать, как при инфаркте.
- Папочка, - кидается к нему дочь, но он ее не замечает. Вместо этого тычет в нас пальцем и кричит: - Вот они! Вот! Не врали в новостях, уже столицу заполонили эти пидерасты! Садомиты! Бесово отродье!
Никита задвигает меня себе за спину и танком прет на Демида, чтобы у того к инфаркту добавились еще и переломы. И даже колготки не мешают моему мальчику выглядеть мужественно. С таким зверским выражением лица Никита устрашает. Я одновременно и напугана и восхищена. Не из-за драки, а последствий, которые за ней будут.
Да и за что биться? За мою поруганную честь? Так слова Кузнецова меня не обидели, как не может обидеть собачий лай или насравший на голову голубь. Мы на разных ступенях развития и будет глупо воспринимать его всерьез. Или нам за квартиру драться? Но она не моя. И даже не Филиппа. И только сейчас, до меня доходит смысл этих слов.
Господи, она же и правда не моя! И мне не нужно что-то доказывать, выслушивать, переживать! Это чужая квартира и все равно, что с ней будет! А вот я, если останусь тут еще, кажется, сойду с ума.
- Никит, - зову тихо, но он все равно слышит. – Пойдем отсюда?
- Сейчас? А квартира?
- По божьему закону она их, все правильно. – И чуть громче, уже для остальных, - Демид Серафимович, мы мешать не будем. За вещами я завтра зайду, а вы пока обживайтесь.
К чести Никиты, он ничего не спрашивает, просто берет меня за руку и ведет вниз. В колготках, халате и кроссовках сорок шестого размера. У меня из вещей сумочка и ключи. И уверенность в том, что я делаю все правильно, даже не смотря на то, что поступок этот подлый.
Потому что, спустившись на второй этаж, я стучусь в квартиру напротив нашей. Уже здесь, на пороге меня обдает запахом квашеной капусты. Когда же дверь открывает Виноградов, хочется закрыть нос. Он такой же неприятный, как я его помню. Рыхлый, с красным алкогольным лицом и тягой к скандалам.
- Аристарх Павлович, - у меня заискивающая улыбка, но так надо, - я вот тут вещи собирала, подумала, может вам подняться, сделать замеры, посмотреть, что куда? – Маленькие, заплывшие жиром глаза, загораются, когда я говорю все это. Но на следующей фразе Виноградов вспыхивает как факел: - Тут правда… наверху Анечка Кузнецова, вы наверное ее помните. Так вот, их семья уверена, что квартира достанется им, вот, они и с вещами уже приехали. Может, вы уточните этот вопрос? А то я не знаю, как там в университете решили.
Тучный дядька развивает скорость берсерка и несется наверх, в мой дом, чтобы навести там свои порядки. Я услужливо пропускаю его вперед, не дай Бог запнется. Нельзя стоять на пути между преподавателем латыни и бесплатным государственным жильем. Жаль, я не смогу застать этот скандал, но если бы можно, сделала ставку на Виноградова. Тот в отличие от Кузнецова, может крыть матом на двух языках, один из которых мертвый.
Никита ждет меня внизу. Как только я спускаюсь, мы садимся в такси и под веселые взгляды водителя едем домой к Савранскому. Как минимум, ему нужно переодеться.
Но мы даже не успеваем дойти до его шкафа. Начинаем любить друг друга на пороге, стоя у стены. Адреналин шарашит по венам, разгоняя возбуждение и страсть. Мне очень хорошо вот здесь, в коридоре, потом там, на комоде, куда меня сажает Никита, а лучше всего становится в спальне. Когда большой, сильный мужчина засыпает у меня на плече. Сначала он. Потом я.
Просыпаюсь я, когда на улице становится темно. Осторожно выползаю из-под Никиты и беру телефон. Там несколько голосовых от Нюры и куча пропущенных от Насти.
Становится дурно. Господи, надеюсь, тут нет камер наблюдения? Или эти звонки можно отнести к материнской интуиции? Я еще смотрю на телефон, думая, что мне делать, как экран снова оживает.
- Алло, - хриплю в трубку и инстинктивно прикрываю рукой грудь. Вдруг и правда камеры.
