Одержимый - Анна Михеева
— Деньги забери, — делаю шаг, к двери, не оборачиваясь. — Я сказал, забери!
26
Выйдя из подъезда, делаю несколько глубоких вздохов.
Тело тут же разбивает крупная дрожь. Делаю несколько шагов и сползаю по стеночке, прижимая к груди сумку. Из горла вырываются всхлипы, но я до скрипа сжимаю зубы.
Я не знаю, сколько бы я так просидела, игнорируя холод и боль, но мимо прошла старушка, с котом на руках:
— Наркоманы, проклятые! — на часах было хорошо за полночь, вот уж кому не спится. — Пошла отсюда! Счас милицию вызову!
— Полицию, — тихо поправляю я.
— Пошла отсюда! — у меня вырывается смешок. Вот будет подарок полиции, когда меня примут, с кучей денег в сумке.
С трудом поднимаюсь на ноги, дарить такой подарок я была не намерена.
«Да, пошел он!» — может быть даже вслух, сказала я, покидая двор, прихрамывая.
Я не помню, как добралась до дома.
Вадим звонил бесчисленное количество раз, но я не брала трубку.
В ванной я терла кожу мочалкой до крови, до алых полос на коже. С невиданным остервенением. Именно тогда, вопреки всему, во мне возродилась решимость. Я тебя вычислю, найду, во чтобы то ни стало. Найду и убью!
Кутаясь в махровый, пушистый халат, я услышала звонок. Вопреки моим ожиданиям, не по телефону, а в дверь.
На пороге стоял курьер, с букетом пышных пионов.
— Доброй ночи, — поприветствовал он. — Элина Ольховская? Вот здесь распишитесь, пожалуйста.
Я приняла цветы, и небольшой, но весьма увесистый, сверток. От запаха цветов закружилась голова, и я вспомнила, что сегодня ничего не ела.
Сидела за столом, обхватив голову руками.
Телефон звонил несколько раз. Но я увязла в прострации, и мне там нравилось. Как в теплом, плотном коконе. Пока руки сами не потянулись к свертку. Разорвать удалось с трудом. А когда удалось…
На стол посыпались фотографии, их было больше сотни.
Я закричала, что было мочи.
— Нееет! — раскидывала фото по кухне, рвала их, сжимала в кулаках. А внутри желчь выжигала душу. — Нет! — телефон звонил беспрерывно. — Нет!
Но трубку я, конечно, сняла.
— Не понравилось? — от его голоса моя душа взорвалась. Разлетелась на миллионы осколков, оставив внутри лишь зияющую пустоту.
— Зачем?
— Зачем «что»? Зачем я послал их тебе? Или зачем я послал их твоим родителям?
— Нет, не надо! Не надо! — кричу, срывая голос. — Прошу вас!
— Родители имеют право знать, кого они воспитали…
— Шлюху, да? Что вы хотите? Заберите все деньги!
— Ты убила мужа, я хочу, чтобы ты за это заплатила! — рявкнул он. Впервые повысив голос.
— Я сейчас же могу отправится в полицию.
— Тюрьма — слишком просто. Для тебя. Я устрою тебе ад. Не поверишь, уже вписываю адрес, на конверте…
— Что вы хотите? — сил просто не осталось. — Вы говорили, что любите меня.
— Только поэтому, я трачу на тебя столько сил и времени. Очищаю твою душу, через страдания. Когда я с тобой закончу, ты будешь чище ангела. Ложись спать, Элина. Я позвоню утром.
«Ну и где твоя решимость?» — захлёбываясь слезами, я ползала по всей кухне собирая фотографии, стараясь на них не смотреть. Этот урод, в квартире установил камеры. Снял все что со мной делал. Если он отправит их родителям… Сердце отца не выдержит!
— Все бесполезно, — сожгла снимки в раковине. А что, если наглотаться снотворного? Все закончится!
Уже лежа в постели, я сверлила взглядом баночку с заветными таблетками. Кажется, что даже потянулась к ней, а после резко одернула руку.
«Хрен тебе, урод!»
27
Вопреки моим ожиданиям, Вадим утром не приехал.
Я приняла душ, приготовила завтрак. Даже смогла его проглотить.
Поставила пионы в вазу, не расставаясь при этом с телефоном.
Несколько раз звонила Ольга, в конечном итоге, я согласилась с ней встретится, вот только не уточнила когда. Я уже не думала, что она причастна к тому, что сейчас со мной происходят, но люди, как правило не желают прощать другим, свои ошибки. А я ошиблась, в отношении Ольги.
К вечеру волнение дошло до пика. Я бродила от окна, к окну. Порывалась несколько раз позвонить Вадиму, но каждый раз замирала, с телефоном, в руке.
Вадим появился. Но вел себя странно. зашел во двор, решительно двинулся к двери, я сделала шаг от окна, а Вадим, развернувшись, пошел прочь.
— Вадим! — крикнула я, распахивая входную дверь, едва успев его окрикнуть, пока он не покинул двор.
Смирнов медленно обернулся. Его было не узнать.
— Вадим! — он стоял несколько минут, разглядывая меня взглядом, пропитанным болью и брезгливостью. — Вадим? — он колебался, в итоге сделал шаг ко мне, понуро отпустив плечи.
Закрыла за ним дверь, не делая попыток обнять.
— Вадим?
— Что это Элина? — только сейчас я заметила в его руках конверт. Я могла бы и не открывать, интуитивно чувствуя, что внутри. И оказалась права, Вадим получил точно такие же фотографии, что я ночью. — Ты с ним заодно? — захрипел он, пальцами надавливая на глазницы. Отшатываюсь. — Какого хуя, Элина?
— Я… я… я
— Что, блядь, ты? — рявкает Смирнов. Резко хватает меня за плечи и встряхивает. А после отталкивает с таким выражением лица, что хочется зажмуриться и никогда этого не видеть. Душа на разрыв. — Шлюха ты, Элина! — Вадим замахивается, но удара не последовало.
— Не смей, — отмираю я. — Не смей так говорить! Я вчера получила такие же снимки!
О, как, — зло смеется Вадим.
Вырываюсь, бегу в кухню. Пара снимков у меня остались. Я как чувствовала, не стала сжигать все.
— На! — кидаю Смирнову в лицо. Он их не ловит. Даже не шевелиться, смотрит в глаза, пока карточки, кружась не оказываются на полу, изображением вверх. Вадим переводит на них взгляд, бледнеет. Медленно опускается, поднимает с пола, на в силах отвести глаз. — Вон сумка, Вадим. В ней деньги. Он не взял.
— Элина, — звучит так надсадно, с такой болью, что хочется закричать. — Он тебя… изнасиловал?
— Шлюх не насилуют, — едва удается вытолкнуть из себя эти слова. Я ждала Вадима весь день, но сейчас, единственное что я хочу, чтобы он ушел, и больше никогда не возвращался. — Не подходи! — ору, выпячивая ладони вперед. Вадим замирает, не сводя с меня взгляда: сочувствие, тревога и капля жалости. — Вадим, — чуть спокойнее. — Пожалуйста, забери деньги и уйди.
— Элина, тебе надо к врачу!
— Мне надо чтобы ты ушел!
* * *
Я еще долго слонялась по дому.
Прежде чем он позвонил.
— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает,