Кровь, которую мы жаждем. Часть 1 - Монти Джей
Тэтчер
Правило номер двенадцать из «Руководства Генри по убийству» : никогда не опаздывай. Одна секунда опоздания — на двадцать минут ближе к поимке.
Изменил все его правила. Все они были исправлены и чередовались в соответствии с моими потребностями. Я сделал их лучше. Отцы должны устанавливать правила в доме: убираться в своей комнате, мыть посуду за матерью, всегда надевать презерватив — основные нормы, которым должны следовать молодые мужчины.
Единственное правило, которому он меня научил, — это как эффективно закончить чье-то существование, без устали вдалбливая каждое правило в мой мозг, как будто я никогда не забуду, как это выглядит, когда кого-то режут. Неважно, сколько их было и насколько они были нелепы, я помнил их все.
Но теперь они не его, чтобы учить. Они мои, чтобы отшлифовать.
Правило номер двенадцать из «Руководства Тэтчер по убийству» : никогда не опаздывай, если только это не модно.
Я не мог изменить печальную истину, что мой отец был основой всех моих извращенных желаний. Часть меня всегда будет принадлежать ему, это злое семя, загрязнившее все хорошее, что моя мать могла дать мне в утробе матери. И вместо того, чтобы попытаться излечить это зло, он взращивал его.
Культивировал его, как одну из своих драгоценных роз. Поливая мое любопытство к человеческому телу, освещая всю безнравственность внутри моей души и вычеркивая из моей жизни всех, кто пытался приблизиться.
Хотел, чтобы я был сам по себе.
Одинокой. Слабый. Кусок нетронутой глины, которую он мог бы вылепить.
Он должен был быть единственным ресурсом в моей жизни, и я не мог нуждаться ни в ком, кроме него. Вот почему с тех пор, как познакомился с парнями, я держал нашу близость в секрете от отца. Только когда его задержали, они впервые приехали в дом моих бабушки и дедушки.
Может быть, поэтому моя преданность так сильна, поэтому она так важна для меня. Я прятал их от монстра, защищал их, невзирая на последствия, потому что уже тогда знал, что они похожи на меня.
Вроде того.
Никто не похож на меня.
Но в каждом из них есть это ядро порока, эта тьма, с которой они не могут справиться, а меня с детства учили, как контролировать свою. Я нужен им, чтобы показать им сдержанность, научить их, как укрыть любой мерзкий голод, который у них есть, держать его в себе, пока не станет безопасно его выпустить.
Хаос, живущий в каждом из нас, не должен быть безрассудным и могу показать им, как сдерживать его, как существовать с ним, не позволяя ему поглотить их целиком.
Я иду вдоль ограждения из цепей вдоль линии леса. Запах соли жжет мне глаза, и я уже чувствую песок в волосах. Когда я нахожу щель в металле, уверен, была сделана Руком, который отказался развивать хоть какую-то форму самоконтроля, я отодвигаю ее и проскальзываю, стараясь не зацепить рубашку.
Вход в бухту Черных Песков защищен жалким подобием забора, чтобы не пускать людей в закрытые часы, что никогда не мешало никому из нас, но я уже давно не был на пляже.
Я привык смотреть на это место с вершины, а не участвовать в туристических развлечениях, таких как загар и игры в воде, но я давно их не видел — было бы невежливо не появиться.
Отказывать кому-либо в моем присутствии должно быть преступлением.
Трава высотой по колено в мгновение ока превращается в песок, и теплый ветерок пробегает по моим обнаженным рукам. Я смотрю вниз и вижу, что моя кожа слегка приподнята, а бугорки под светлыми волосами заметны даже ночью.
Я останавливаюсь, услышав рядом с собой едва уловимый звук шагов. Сначала я думаю, что это группа впереди меня, но быстро понимаю, что это не так.
Быстрые, торопливые шаги раздаются позади меня. Мне знакомо ощущение, что за мной наблюдают, как оно колет кожу и вызывает желание принять душ. Я знаю, каково это — чувствовать на себе ее взгляд, и каждый раз, когда я сталкиваюсь с этим, все, что я хочу сделать, — это стереть его со своей кожи.
Ее глаза загрязняют меня.
Они делают меня таким же грязным снаружи, как и внутри, а это не то, что мне нравится.
С моей стороны жестоко позволять ей продолжать это, позволять ей продолжать эту больную одержимость мной. Сколько прошло — десять, одиннадцать лет с тех пор, как она была моей маленькой тенью? Всегда блуждает в темноте, полагая, что она настолько неузнаваема, что я не знаю, что она там.
Надо отдать ей должное — было несколько случаев, когда я не сразу замечал, что она рядом. И она это знала.
Она странная, но не глупая. Она знает, когда я осознаю ее присутствие, когда ее широкие глаза останавливаются на моем теле. Когда я иду к машине, сижу в классе или ем, она всегда где-то рядом. Наблюдает. Преследует. Восхищается.
Однако я никогда не выражал своего понимания. Никогда не говорил ей, что она не такая уж коварная, как ей кажется, до недавнего времени. Однажды я сказал ей, что ей нужно стать призраком, исчезнуть. Я не хотел видеть ее, чувствовать ее или даже слышать ее дыхание.
Мне не нужно напоминание о моей единственной неудаче в жизни. О единственном человеке, которого я не смог убить. Незаконченный музыкальный фрагмент находится в моих файлах. Пустые листы бумаги лежат в ее папке, но чем старше мы становимся, чем больше она вовлекается в мою жизнь, тем ближе я подхожу к завершению того, что начал все эти ночи назад.
— Не могу сказать, стала ли ты хуже в этом, или ты всегда была такой вопиюще очевидной, а мне просто было слишком скучно, чтобы замечать.
Ее шаги запинаются, как будто она споткнулась о звук моего голоса, и это заставляет меня ухмыляться. Так реагирует на меня, этот мой милый фантом.
— Я — Ее голос подхватывается ветром и угасает.
— Ты?
Я оборачиваюсь и вижу ее в нескольких футах позади себя, ее непокорные волосы развеваются по лицу. Она стоит там молча, пожевывая внутреннюю сторону щеки, как будто там она найдет ответ на мой вопрос.
Пара темных сине-зеленых клетчатых брюк в сочетании с черным топом на бретельках, заставляет меня скривиться. Я не против, но
