Кровь, которую мы жаждем. Часть 1 - Монти Джей
Я приваливаюсь спиной к стволу ближайшего дерева. Кора впивается в кожу, и я с радостью ощущаю облегчение в подошвах. Дрожь в коленях говорит мне, что я отчаянно нуждаюсь в передышке. Густая листва передо мной скрывает от моего взгляда всех, кто посещает парк.
В течение следующих нескольких минут я выравниваю дыхание, нежно растирая ткань его рубашки подушечками пальцев, позволяя ей успокаивать меня, и почти не замечаю, когда мои глаза закрываются от комфорта или когда я постепенно подтягиваю ткань к носу.
Ароматный запах одеколона Тэтчера вьется вокруг меня, когда я прижимаюсь лицом к черной рубашке, зарываясь носом в хлопок, пропитанный его запахом.
Acqua Di Giò Absolu от Giorgio Armani.
Он носит один и тот же одеколон с тех пор, как ему исполнилось шестнадцать, и он засел в моем мозгу с тех пор, как я впервые почувствовала его запах. Сначала он немного напоминает цитрусовые, запах свежевысушенного льна с нотками лимона, но я также чувствую запах леса, землистую пряность, которая напоминает мне лес после дождя.
Такой чистый, но с изюминкой, которая так идеально ему подходит.
Мой желудок скручивается, а между бедер возникает тупая пульсация, когда я думаю о том, как он собирался сегодня утром и накидывал эту рубашку на плечи. Наверняка он тщательно перелистывал свой ящик, выбирая эту из сотен.
А поскольку он принимает душ после тренировки, его сущность смешивается со сном. Остаточный запах, прилипший к его коже, въелся в рубашку, когда он ее натягивал.
Обе мои руки сжимают материал, проникая пальцами в мягкость, пока я размышляю о том, насколько твердым будет его тело под рубашкой. Обычно я поступаю так с несколькими свитерами, которые без ведома брала из его шкафа в общежитии. Ночью, когда я свернулась калачиком в своей постели и одна.
Знание того, что я нахожусь снаружи, где меня могут увидеть, должно охладить мое желание, но это только усугубляет его. Все, о чем я могу думать, это что, если он знает, что я здесь?
Неужели он не почувствовал, как ткань соскользнула с резинки его шорт? Он даже не обернулся, чтобы посмотреть, просто продолжал идти. Он знал, что я здесь, и специально уронил его? Это был какой-то подарок? Знает ли он, что я делаю с его одеждой в тени своей комнаты?
Стягиваю рубашку с лица, зацепив при этом нижнюю губу. Мой язык проводит по ткани, деликатно покусывая ее. Я продолжаю стягивать ее вниз, через горло и грудь, сильно вдавливая в кожу.
Знаю, что прикосновения Тэтчера были бы порочными, грубыми и давящими во всех нужных местах. Пальцы впиваются в мою кожу и зарываются внутрь, вытаскивая кровь на поверхность. Боги, чувствовать его худое тело, твердое и жесткое, прижатое к моему собственному, возвышающееся надо мной с дикой похотью в льдисто-голубых глазах.
Я чувствую себя каким-то животным, помечающим свое тело его запахом, надеясь, что если я потрусь об него достаточно сильно, он впитается в мою кожу и уже никогда не покинет ее.
Моя правая рука скользит под переднюю часть моих эластичных шорт, а другая подносит его рубашку к моему лицу, прижимая ее к лицу, чтобы я могла вдыхать его запах. Подушечки моих пальцев касаются моего ядра, обнаруживая, что я намокла, и вырывая вздох из моих легких.
От шока, который пульсирует в моем животе, у меня подгибаются пальцы на ногах. Мое тело на грани, оно в отчаянии думает о своей любимой фантазии. Желание — это эмоция, которую я испытываю редко, а когда испытываю, то всегда к нему.
Я жажду его, каждой его части. Даже те измученные части его самого, от которых другие бегут. Я хочу выпустить его демонов из оков, чтобы они могли поиграть с моими. Чувствовать его тело, чтобы именно его пальцы яростно терлись о мой клитор, подталкивая меня к освобождению.
То, что я позволила бы ему делать, то, как я позволила бы ему обращаться с моим телом, — это напрягает пружину, свернутую в моем животе. В глазах мелькают красные вспышки, образы его, стоящего на коленях у моих ног, когда кончик лезвия вонзается в мое внутреннее бедро.
— Тэтчер. — Я произношу его имя как молитву, представляя, как будет чувствовать себя его нож на моей плоти.
Знаю, что единственная причина, по которой он прикасается к людям, — это желание резать. Лезвия — это продолжение его рук, и я бы позволила ему разрезать меня, разрезать на куски и с радостью истекала бы для него кровью.
Я практически чувствую поток крови, стекающий по моей ноге, и жар его рта, когда он ловит каждую каплю красного, вытекающего из моей раны, облизывает и очищает рану языком, глядя на меня отрешенными глазами. Оргазм овладевает моим телом, вырывая удовольствие из моей сущности без предупреждения и оставляя мне один прощальный образ.
Тэтчер смотрит на меня с ухмылкой, окрашенной в красный цвет моей крови, обхватив мои дрожащие бедра, когда я бьюсь в конвульсиях от толчков моего освобождения. Она прокатывается по моему телу и успокаивает мои больные конечности.
Я впиваюсь зубами в ткань его рубашки, ощущая пряный запах одеколона на языке. Заднюю поверхность бедер жжет, когда я поднимаюсь навстречу руке, стремясь к большему давлению. Больше скорости. Больше его. Больше всего.
Неспокойное дыхание сбивается с моих губ, а когда я открываю глаза, мой бред исчезает. И адреналин от моей кульминации вытекает, как сдувшийся воздушный шарик.
Все покидает меня. Образы и ощущения, за которыми я гналась. Все исчезает, и я снова остаюсь безжалостно одинокой. Девушка, которая проходит через двери и коридоры без оглядки.
Призрак.
Призрак, который преследует единственного человека, который когда-либо видел ее. Единственный, кто помог ей почувствовать себя не такой одинокой.
Тот, ради кого она убила человека.
ГЛАВА 4
Сделка со смертью
