Темный полдень - Весела Костадинова
— Рада, — холодно заметила она, — что вам нашлось здесь место.
— Спасибо за теплый прием, — пропела я, заканчивая разговор.
Когда мы вышли на улицу, Дмитрий посмотрел на меня внимательно.
— Язык у тебя подвешен хорошо, — только и обронил он, за всю дорогу до выделенного мне домика.
Отвечать я не стала, не желая выдавать, какие чувства вызвало знакомство с Натальей. Впрочем, вскоре я забыла о ней, полностью погрузившись в текущие проблемы.
Дом, который мне выделили, оказался не таким уж и большим, но вполне уютным. Простая кухня, совмещённая с просторной гостиной, маленькая спальня и небольшая кладовка. Это жильё идеально подходило для одного человека — не слишком большое, но и не крохотное. Всё было в меру скромно, но чисто и аккуратно, без лишних излишеств, как раз то, что нужно для спокойного уединения.
— Электричество есть, вода в дом проведена от насоса, — Дмитрий провел меня по моему новому прибежищу. — Плитку мы тебе поставили электрическую, до осени хватит, а потом, надеюсь, научишься и печь топить. Горячей воды… увы, нет. Так что баня — твое все. Разберешься?
Как будто у меня выбор был!
Он показывал мне все, что нужно было знать, а я, хоть и слушала его внимательно, все больше погружалась в объятия серой, липкой тоски. Дом был действительно в хорошем состоянии, прибран и готов к жизни — подозреваю Хворостов воспользовался служебным положением и заставил привести его в порядок своих работников. Но и работы в нем был еще непочатый край. До бани вела узенькая вычищенная дорожка, однако остальная часть некогда обширного сада полностью заросла крапивой и малиной. Вещи первой необходимости в доме были, но даже по самым небольшим прикидкам мне предстояло потратить не маленькую сумму, чтобы довести все до ума.
Я неплохо знала, как справляться с подобными задачами — выросла в Кудымкаре, жизнь там была далека от роскошной — но, уезжая почти десять лет назад, надеялась, что больше никогда не вернусь к такой жизни. А вот теперь мне предстояло снова окунуться в эту рутину. Я слабо вздохнула, выглянув в окно.
Моя изба стояла на самой окраине села, и из её окна открывался удивительно красивый вид, который, казалось, мог хоть немного сгладить тяжёлые мысли. Передо мной раскинулись зеленеющие поля, укутанные яркой листвой, а вдали чернел густой лес, словно тая в себе нечто древнее и неизведанное. Прямо около опушки леса бежал тихий ручей, обрамленный длинными тонкими стеблями камыша, которые шевелились под лёгким дуновением ветра.
Эта картина, несмотря на всю свою дикость и отдалённость от цивилизации, была по-своему завораживающей. Природа здесь казалась спокойной и неизменной, живущей по своим законам, которым мне предстояло приспособиться. Внезапно руки сами зачесались взять фотоаппарат и сбежать из села, из этого дома туда, к лесу и ручью. Почувствовать на лице свободный прохладный ветер, вдохнуть аромат трав и еловых веток. Умыть лицо ледяной водой от которой сводит зубы.
— Вечером ужин тебе принесет Надя, — прервал мои невеселые мысли Дмитрий.
Этот внезапный голос вернул меня в реальность, вырвав из плена пейзажа и мечтаний. Словно природа и её зов исчезли в тени того, что происходило вокруг меня, и на смену им пришли привычные хлопоты.
— Да, — отозвалась машинально, уже мечтая остаться одной, — спасибо.
Дмитрий нахмурился, не ожидая такой реакции. Я заметила, как недовольно сжались его губы, невольно испытав что-то вроде злорадства. Чего он ожидал? Что я брошусь к нему в ноги, рассыпаясь благодарностями?
Слова повисли в воздухе, тишина между нами стала натянутой. Я уже привыкла к его вниманию, но не могла избавиться от раздражения, которое оно вызывало. Может, ему нравилось играть роль спасителя?
— Дмитрий Иванович, — не скрывая легкого ехидства, пропела я, — думаю я справлюсь. Спасибо вам большое, но мне бы еще вещи разобрать….
По взгляду поняла, что он не может поверить, что я его выпроваживаю. А в меня словно беси вселились, те самые про которые тетка Маша рассказывала. Его взгляд становился всё более холодным, но меня это почему-то лишь подстегивало. Неразумно, глупо, но я чувствовала укол злорадства. Пусть он свою заботу отдаст той, что смотрит на него призывным и горячим взглядом тёмных глаз. А я не нуждалась в его опеке или в его одобрении.
На пороге он остановился и прищурив глаза посмотрел на меня внимательно.
— Айна….
— Да? — я подняла голову от своих сумок, всем видом давая понять, что он здесь лишний.
— Звони, если что, — хмуро ответил он. — Приду.
Я невольно усмехнулась — мы оба понимали без слов, что даже если я умирать буду, то не позвоню. Он резко развернулся и вышел, хлопнув дверью, оставляя меня в полном одиночестве и тишине.
С его уходом вся моя бравада испарилась, как пар над горячей чашкой. Я тяжело опустилась на один из старых, разномастных стульев, бессильно закрыв лицо руками. Впервые за несколько дней я осталась полностью одна, без чужих взглядов и обязанностей поддерживать разговор. Одиночество обрушилось на меня неожиданно, словно лавина, и его груз был таким тяжёлым, что я едва не застонала сквозь зубы.
Внутри что-то оборвалось, и я поняла, что даже эта тишина, которую я так жаждала, теперь казалась угрожающей, почти пугающей. Казалось, всё вокруг заговорило со мной — тикающие часы на стене, скрип половиц, шелест ветра за окнами. Всё это внезапно стало напоминанием, что от себя не убежать, что ни лес, ни свежий ветер не спасут меня от того, что происходит внутри.
Что-то горячее капнуло мне на руку, и только через несколько секунд я осознала, что плачу. Это были мои слёзы, катящиеся по щекам, капая на деревянный пол, на мои руки. Я не позволяла себе этой слабости в доме Дмитрия и во время всей этой поспешной попытки бегства, но сейчас, оставшись наедине с собой, внезапно поняла, что больше не могу нести этот груз. Словно удерживавшая меня броня дала трещину, и вся накопившаяся боль вырвалась наружу, как прорванная плотина.
Мне всего лишь 26 лет, а жизнь моя — полная катастрофа. Казалось, я бегу по кругу, стремясь что-то исправить, но чем быстрее я двигалась, тем дальше уходила от того, что когда-то считала нормальностью. В этот момент, сидя на старом стуле посреди пустого дома, я наконец признала, что больше не могу убегать ни от себя, ни от того, что натворила. А самое поганое было то, что я не видела никакого выхода. Я могу снова сорваться с места, уехать еще дальше
