Две секунды после - Ксения Ладунка
Пораженная, я не нахожу слов и встаю, отправляясь в ванную. Умывшись, я вдруг вспоминаю его прикосновения на своем теле и вздрагиваю от мурашек, пробежавших по спине.
Я чуть не поддалась ему. Вернее, я поддалась, и если бы не его бездумный напор, то не остановилась бы. Я опять чуть не улетела на облака от чувств, а он просто был пьян?
Ударив в дверь ванной, я выхожу в спальню и вижу его, сидящего в кровати и держащегося за голову. Будильник по-прежнему трезвонит.
— Нам надо это обсудить.
— Пожалуйста, Белинда… — отчаянно выдавливает Том. — Я был пьян. Я не хотел тебя трогать. Прости, если это было насилием. Я совсем не хочу причинять тебе боль, но и не могу сейчас об этом говорить.
Мне жизненно необходимо понять, что произошло прошлой ночью, поэтому я не слушаю и не унимаюсь:
— Нет, мы поговорим… — Том смотрит на меня затравленным взглядом. Я вдруг понимаю, что с ним что-то не так, но откидываю от себя эту мысль. — Мне нужно знать, почему это случилось. Мне нужно правильно понимать, что происходит, — говорю я словами своего психолога.
Он сжимает челюсти и решает не стесняться:
— Мне хотелось потрахаться. Я был пьян, и мне хотелось секса.
Не выдержав зрительного контакта, я отвожу взгляд. Пару минут мы молчим.
— И… все? — я пожимаю плечами. — Это все?
Том не отвечает. Всплеснув руками, я говорю:
— Черт… ты хоть понимаешь, что я чувствую? Ты понимаешь, как больно мне сделал? Ты понимаешь, что я… — не выдержав злости, я громко выдыхаю, как будто выпуская пар.
— Померяемся болью, которую причинили друг другу? — говорит Том, едва заметно усмехнувшись.
— Да иди ты к черту! — выплевываю я. — Ты меня раздражаешь. Зачем ты ко мне лезешь? Ты оставил меня на полгода, не навещал, не писал, прервал наше общение. Просто вычеркнул меня из своей жизни, а теперь… лезешь ко мне, и поэтому меня это так бесит.
Глядя на меня, Том прищуривается.
— Не думал, что тебя это так заденет.
В его напускном безразличии чувствуется фальшь.
— Пошел ты… Вали из моей комнаты, — я указываю на дверь.
Медленно встав и подняв с пола свою кожаную куртку, Том подходит ко мне, взглянув сверху вниз. Я поднимаю глаза. Он как-то странно смотрит на меня, одним движением одевается и как ни в чем не бывало выходит.
С колотящимся сердцем я начинаю собираться, вспомнив, что у «Нитл Граспер» сегодня концерт. Уже одиннадцать.
Не дожидаясь Тома, я вылетаю из номера и спускаюсь в вестибюль, где постепенно собирается вся команда, чтобы отправиться на саундчек[3]. Плюхнувшись на диван, я утыкаюсь в телефон.
Том появляется одним из последних, в толстовке, с капюшоном на голове и бутылкой воды в руках. Вся остальная группа выглядит такой же побитой — прошлая ночь сказалась и на них.
Когда все собираются, мы садимся в автобус и уезжаем на площадку. За все это время не говорим с Томом друг другу ни слова.
* * *
Сегодня небольшой концерт, цель которого — полностью сыграть новый альбом, чтобы распалить интерес фанатов и подогреть ожидания. Телефоны запрещены, но все прекрасно понимают, что какие-то отрывки утекут в интернет и заставят о себе говорить. Это часть пиар-кампании.
Я смотрю на саундчек из зала, сидя за барной стойкой и болтая ногами. «Нитл Граспер» настраивают инструменты. Держа гитару за гриф, Том распутывает шнур, обвившийся вокруг его ноги. Бен крутит барабаны и тарелки из стороны в сторону, выверяя для них лучшее положение. Марк настраивает бас-гитару, прислушиваясь к каждой ноте, вылетающей из-под струны, а Джефф уже репетирует, играя на выключенном инструменте.
Мой отец и десяток техников шатаются по залу и тоже что-то настраивают. Я не хочу смотреть на Тома, но постоянно делаю это. Весь в черном, с белой гитарой на шее, он смотрится эффектно. Даже плохое самочувствие не доставляет проблем его образу — а наоборот, только добавляет привлекательного драматизма.
Настраиваются «Нитл Граспер» довольно долго: их саундчеки всегда проходят так, ведь им нужно, чтобы все было идеально. У группы хорошая репутация, и все концерты они отыгрывают на грани своих возможностей, выдавая стабильный результат. Том всегда говорил, что ничего лучше живых выступлений в их работе нет. Они любят это и хотят, чтобы концерты были сногсшибательными.
Прямо сейчас «Нитл Граспер» находятся в своей естественной среде обитания. Я смотрю, как Том перебирает длинными пальцами по струнам, и понимаю, что ничего сексуальнее этого быть просто не может. Рукава его толстовки закатаны, открывая вид на черные и цветные татуировки, вены, проступившие на предплечьях, и запястья, напрягающиеся от зажимаемых аккордов. Взгляд сосредоточен и серьезен. Он окунается в свое дело с головой, полностью ему отдается и будоражит своей одержимостью. Ему идет гитара, с ней он становится в тысячу раз привлекательнее.
Я сжимаю кулаки, впиваясь ногтями в кожу. Том слишком хорош, чтобы о нем не думать. Но я не хочу о нем думать. Каждое мое нервное окончание буквально горит от злости из-за того, что он у меня в голове.
Группа проверяет все инструменты, микрофоны, звук, играет пару песен и на этом заканчивает. Когда все расходятся, я спрыгиваю с барного стула и, оглядевшись, направляюсь на сцену. Темная, таинственная, мрачная — она будоражит меня и тянет к себе. Поднявшись по ступеням, я перешагиваю связку проводов, приклеенную к полу, и прохожу в середину. На фоне черного пола и стен выделяется металлическое возвышение, на которым стоят белые барабаны. Взгляд привлекают золотые тарелки, и я, не удержавшись, касаюсь одной из них, качнув ее. Звук получается глухой, но неожиданно громкий — все части барабанной установки утыканы небольшими, но мощными микрофонами.
По обе стороны от ударной установки выстроены стены из гитарных усилителей и пультов их управления. Я медленно прохожу вдоль, проводя пальцами по мягким стенкам колонок.
На краю сцены — один монитор, направленный на музыкантов, его использовал Джефф, предпочитая слышать музыку вживую. Тому и Марку весь звук выводился в наушники — так что перед их местами на сцене было пусто.
По бокам стоят гитары. Я не могу оторваться от самой красивой — принадлежащей Тому. Ее корпус снежно-белого цвета, а остальные элементы — струнодержатели, регуляторы громкости, звукосниматели, голова грифа и колки — драгоценно золотые. Даже струны и кнопка для ремня из золота, такого яркого, словно настоящего. Присев перед гитарой на корточки, я рассматриваю ее вблизи.
