Темные удовольствия - Мила Кейн

Ева забилась в угол, вытирая глаза. Она плакала последние полчаса.

Я сидел возле двери, изо всех сил прислушиваясь, чтобы понять, что, черт возьми, происходит.

Ева шмыгнула носом. Она выглядела болезненно крошечной на полу, облако густых черных кудрей почти закрывало её лицо. Идеальная картина уязвимости. Я бы и вполовину так не переживал из-за того, что застрял в этом дерьмовом шоу, если бы ее здесь не было.

— Ты можешь остановиться хоть на чертову секунду? — рявкнул я на нее.

Она уставилась на меня. Мои глаза привыкли к темноте, и я хорошо ее видел. На ее щеках блестели дорожки от слез, а глаза обрамляли колючие ресницы. У нее всегда были глаза лани из мультфильма, и, очевидно, слезы только подчеркивали их.

— Извини, что я беспокоюсь о том, что нас здесь могут убить, — прошипела она в ответ.

Я все еще был на взводе. Нескольких дней было недостаточно, чтобы мой организм прошел через ад, связанный с резким отказом от таблеток. Парочка седативных действительно сняла бы напряжение со всей этой ситуации. Я, блядь, никак не мог расслабиться, и беспокойство донимало меня. Уже почти год я не испытывал никаких чувств, а эта неделя стала резким возвращением к реальности.

Мое тело было попеременно то горячим, то холодным, а конечности покалывало от пробуждения. Ломка была действительно очень мучительной. Когда я только начинал принимать таблетки, чтобы притупить остроту эмоций, я был полон решимости не злоупотреблять ими. Теперь же было совершенно ясно, что у меня развилась зависимость. Вместо мягкого очищения я получил полный резкий отказ и ломку, а причина этого сидела напротив меня и жалобно сопела.

Я вскочил на ноги и принялся расхаживать, надеясь, что это поможет мне избавиться от нервного возбуждения. Казалось, моя кровь бурлит. Мало того, чертов стояк, который появился, когда я прижал Еву, отказывался спадать.

Учитывая, как редко мое тело испытывало сексуальное влечение — благодаря пьянящей смеси ненависти к себе, испорченного восприятия женского пола и опиоидам, — у меня редко вставал в неподходящее время. Я был хозяином своего члена, но сегодня мой контроль ускользал. Поскольку я застрял здесь с девушкой, которую ненавидел, в то время как вооруженные люди могли ворваться к нам в любой момент, «неподходящее время» было охренительным преуменьшением. Добавьте к этому тот факт, что Ева Мартино была под строгим запретом — спелое сочное яблоко, которое нельзя было съесть, — и кровь, приливающая к моему члену, становилась недопустимым осложнением. Но это не мешало моему члену торчать и неприятно давить на джинсы.

У меня уже несколько месяцев не было такого стояка. Год? Может, дольше. Причина была в отсутствии любых веществ в моей крови? Или в ней? Я надеялся на первый вариант, но отрицать было бесполезно. Ева была красивой, самой красивой девушкой в городе. Все это знали. Ее бесхитростная сексуальность и полная невинность в отношении того факта, что она оставляла после себя эрекцию, были частью ее привлекательности.

Конечно, она всегда была недоступна для меня, а это означало, что я никогда не позволял себе смотреть на неё слишком долго или слишком часто. Однако сейчас я не мог отвести взгляд. Мое тело медленно пробуждалось, и данный момент был чертовски неподходящим для возвращения сексуального влечения.

— Что? — Спросила Ева, поднимаясь на ноги.

Мое разочарование наполнило комнату.

— Ничего.

— Скажи мне, — потребовала она. — Тебе что-то известно?

— У тебя паранойя. Просто оставь это, — приказал я, намеренно игнорируя её, когда она подошла ближе.

— У меня нет паранойи, я просто тебе не доверяю. В чем дело? — Она протянула ко мне руку.

Мой член запульсировал. Остатки хладнокровия испарились. Я схватил ее за плечи и прижал к стене. Я был таким твердым, а мое тело таким чертовски нуждающимся, что мне хотелось наброситься на нее прямо здесь, чтобы почувствовать хоть какое-то облегчение. Пока мне удавалось сдерживать это желание, но мое сопротивление висело на волоске.

— Не трогай меня, Золушка. Я не люблю, когда ко мне прикасаются.

— Почему? — удивленно спросила Ева, глядя на меня с недоумением.

— Не твоего ума дело. Просто не прикасайся ко мне, если не собираешься доводить дело до конца. — Эти слова стали для меня таким же сюрпризом, как и для Евы. Я уже очень давно не жаждал ничего, хотя бы отдаленно похожего на секс с другим человеком. Почему я должен был оказаться в ловушке именно с Евой?

У Евы перехватило дыхание, и даже от этого тихого звука из члена вытек предэякулят. Это была пытка.

— Что это значит? — спросила она с хрипловатой ноткой в голосе, которая завела меня еще больше.

Я прислонил лицо к ее виску, и аромат ее кожи заполнил мою голову. Этот запах. Новая зависимость.

— Это значит, что ты виновата в том, что я здесь, и в том, что мое гребаное тело вывернуто наизнанку, — прорычал я и провел губами по ее коже. Даже этот небольшой контакт вызвал электрические разряды по моим нервам.

— Я ничего не делала с твоим телом, — горячо запротестовала она, всегда готовая к спору.

— Тебе нужны доказательства, милая? Вот тебе доказательство, — пробормотал я, хватая ее руку и прижимая к своему члену. Я злился на нее, беспокоился о грабителях снаружи и был возбужден как никогда, и во всем была виновата Ева.

Она замерла, ее рот открылся от удивления. Я удерживал ее руку, выгибая бедра и упираясь в ее маленькую ладонь. Ощущение было чертовски потрясающим.

— Это сделала ты. Теперь ты понимаешь? — Я позволил своим бедрам еще несколько раз дернуться навстречу ее вынужденному прикосновению, а затем отпустил её руку.

— Тебе… больно?

Ее любопытный вопрос застал меня врасплох. Я моргнул, глядя на нее сверху вниз, на мгновение забыв о требованиях своего тела, страдающего от ломки.

Ее рука все еще лежала на моем стояке. Я сглотнул плотный комок похоти.

— Да, это чертовски больно.

Настоящий вопрос был в том, почему ее прикосновения не отталкивали меня, как это происходило в случае со всеми другими женщинами? Я поискал в себе признаки знакомого отвращения, но его не было.

Она изучала выпуклость на моих джинсах, как будто в ней содержались ответы на вопросы Вселенной.

— Я никогда не думала, что это может быть больно.

— А ты много знаешь о мужских членах?

Она дернулась, как