Медленное пламя - Кристен Эшли
Хотя сзади стрижка открывала шею, волосы были достаточно длинными, и по мере подъема появлялись кудри, что было трагически привлекательно, учитывая это потрясающее зрелище: их можно сжать в кулаке, и порой у меня руки чесались это сделать.
Особенно, когда я публично ссорилась с ним на городском тротуаре, одетая в крутую зеленую куртку-бомбер поверх дурацкой магазинной униформы.
Боже, как бы мне хотелось оказаться в своих черных джинсах и одном из вышитых пиджаков, которые я купила в винтажном магазине в Нэшвилле, — совсем другая песня. Если не считать моих ковбойских сапог, это были самые дорогие предметы одежды, которые я когда-либо приобретала.
Но они были сексуальными.
Ладно, возможно, я была тщеславна.
— Ты худеешь, — пылко заявил он.
— Что? — спросила я, застигнутая врасплох сменой темы.
— Когда ты в последний раз ела?
Вот, дерьмо.
Он знал, будто читал мои мысли.
— Когда, Адди? — нажал он.
— Вчера вечером. Но я не из тех девушек, кто любит завтракать, — парировала я.
Это была ложь.
Я была девушкой, питающейся во всех ошеломляющих вариантах.
И он не ошибся, я худела.
Мой ребенок был милый и пухлый.
Но когда-то и у меня были формы, а теперь я выглядела угловатой.
— А обед? — напирал он.
— Меня ждет салат. И если ты перестанешь меня задерживать, я смогу дойти до комнаты отдыха и съесть его.
— Салат, — сказал он, и это прозвучало как: «Дерьмо в колбасной оболочке».
— Это полезно! — крикнула я.
— Когда ты в последний раз нормально ела?
— Кого это волнует?
— Господи, Аделина! — взорвался он, затем наклонился и прокричал мне в лицо: — Меня!
— Я ем, Тоби! — крикнула я в ответ.
— Недостаточно! — проревел он.
— Я могу о себе позаботиться! — прокричала я.
— Не достаточно хорошо! — взревел он.
— Как ты смеешь! — взвизгнула я так громко, что удивительно, как витрины магазинов вокруг нас не взорвались.
— Тебе плевать, что я и все, кому ты не безразлична, наблюдают за тем, как ты чахнешь? — резко спросил он.
— Я не чахну, Тобиас, ради Бога, перестань драматизировать, — огрызнулась я.
Он отшатнулся.
Затем отступил назад.
После этого произнес:
— Ясно.
Теперь на его лице не отражалось ни одной эмоции, что обеспокоило меня гораздо больше, чем ярость, которая читалась там всего мгновение назад.
— Тоби… — примирительно начала я.
— Приду к тебе домой в воскресенье в полдень. Подключу гирлянды и завезу пиво и вино, но на ужин не останусь.
О, боже.
Это плохо.
Я шагнула к нему.
— Тоби…
Он отступил на шаг назад, и я замолчала.
— Пока, Адди.
И с этими словами побрел по тротуару обратно к гаражу с той длинноногой, свободной мужской грацией, на которую было так приятно смотреть.
— Что сейчас произошло? — прошептала я ему вслед, стоя, как вкопанная.
Если бы я тебя трахал, это было бы мое дело.
— О, боже, что только что произошло? — повторила я.
Тоби пересек улицу, дошел до следующего квартала и продолжил идти.
Я осознала, что стою на тротуаре и смотрю в сторону «Мэтлок Март».
Посетители были заняты переносом пакетов и толканием тележек к боковой парковке, но я знала, что за мгновение до того, как моя голова повернулась в их направлении, они стояли у дверей магазина, наблюдая за Тоби и мной.
— Дерьмо, — прошипела я, посмотрела по сторонам, а когда путь был свободен, перешла улицу в неположенном месте.
В итоге, салат мне пришлось съесть так быстро, что я целый час мучилась расстройством желудка.
И края большинства листьев были коричневыми, так что, вероятно, это тоже оказало свой эффект.
«Если бы я тебя трахал, это было бы мое дело», проносилось у меня в голове, ох… не знаю, около семисот раз за четыре часа до конца моей смены, так что удивительно, что в кассе не осталось всего два доллара.
По окончании смены я забрала сына, поехала домой и приступила к ежедневной рутине, пытаясь думать о том, что Из и Джонни на следующий день присмотрят за Бруксом, потому что в субботу я работала, а детский сад по субботам был открыт только до обеда. И существовала большая вероятность, что до завтра Из и/или Джонни услышат о нашей с Тоби ссоре, и мне нужно придумать, как мне из этого выкрутиться.
Об этом я не думала.
Я думала о том, что мне очень нужно поговорить о нашей размолвке с Тоби, а сестре я позвонить не могла. И Дианне тоже (в основном потому, что боялась того, что она могла сказать). И я точно не могла позвонить Марго. В Мэтлоке друзьями я пока не обзавелась, так что обсудить ситуацию мне было не с кем. А в Чаттануге никто не знал, кто такой Тоби.
Так что оставалась я одна.
И хотя Дэппер Дэн держался рядом, будто чувствовал, что мне не по себе, и я могла все ему рассказать, он бы мне не помог, и не только потому, что был собакой и не мог говорить по-английски, но и потому, что до меня сейчас дошло, что Тоби взял собаку не для моего маленького сына.
Он взял собаку для моей защиты (и моего маленького сына).
В конце вечера, сделав всего три открытки, хотя их требовалось около пятидесяти, я легла в кровать, уставилась в темный потолок и поняла три вещи.
Во-первых, Дианна думала, что Тоби влюблен в меня, а Дианна редко ошибалась.
Во-вторых, ни одного мужчину особо не заботило, как обстоят дела в жизни сестры невесты его брата. Тоби рассердился на меня, признался, что не спал с тех пор, как узнал о моей тяжелой ситуации, и потерял голову от мысли, что я не ем.
Ничто из этого не говорило: «Я немного волнуюсь о женщине, которая будет присутствовать в моей жизни».
Там говорилось совсем другое.
И, в-третьих, к этому моменту наша ссора охватила городок Мэтлок, как лесной пожар.
И моя сестра, ее жених, Марго, Дэйв, Дианна и Чарли жили в этом городке.
Итак, у меня возникло ощущение, что я в заднице уже не только в финансовом плане, но и во всех остальных.
Потому что я жила в маленьких городках и, будучи собой, — дикой девочкой Форрестер, — знала, чем может обернуться бесконтрольный поток сплетен.
Кроме того, что более важно, впервые в жизни у меня появился шанс получить то, чего я отчаянно хотела.
Но это было неразрывно вплетено в ткань моей жизни в ее нынешнем состоянии, и даже если Тоби был прав, и я не пользовалась преимуществами близких мне людей,
